В остальные рабочие дни журналисты вообще могли не появляться на своих рабочих местах. Или появлялись, когда хотели, так как строгого распорядка дня при Катаеве у свободных художников, коими они себя считали, не было. Точнее, за этим никто не следил. Каждое «затягивание гаек» в виде введения строгого распорядка дня ни к чему не приводило. Оно забывалось так же легко, как и вводилось очередным новым редактором. Свои поздние приходы или отсутствие на рабочем месте журналисты объясняли своим присутствием на прессухах (так они называли пресс-конференции) и брифингах, на депутатских пленарных заседаниях, на интервью на месте событий и так далее.
Но позднее все это изменится.
Прекрасное дитя
После одной такой летучки, которая, как обычно, прошла очень оперативно, то есть быстро и непринужденно, появился еще один персонаж нашего повествования – Юлия, или Джулия, как ее по-английски тут же окрестил Андрей. Молодая и дерзкая, она была первой – и, кстати, последней, – кто откликнулся на объявление в одном из номеров «Обоза», которое гласило, что редакции «Прикамского обозревателя» требуются молодые и дерзкие журналисты.
Она вошла в редакцию, осторожно открыла входную дверь. Одета она была достаточно просто и демократично, как и подобает молодой и дерзкой: куртка, водолазка, джинсы, кроссовки.
Когда она, молодая и дерзкая, робко спросила у секретарши Лены, к кому обратиться по поводу работы, то та, глядя на нее, с усмешкой подумала: «Господи, еще одна жертва писательского искусства. Она пока не знает, куда попала. Ничего, получит первую зарплату и быстро смажет отсюда пятки». И указала на открытую дверь редакторского кабинета.
– Можно? – спросила будущая жертва журналистского искусства, заглядывая в кабинет.
Катаев оторвал глаза от компьютера:
– Вам кого?
– Я по объявлению.
– По какому?
– По работе.
– А-а-а, понял, проходите. Вы кто?
– Я учусь на журфаке, второй курс. Хочу у вас работать.
– Где-то раньше писали?
– Да, – она назвала несколько прикамских газет, затем выложила из сумки пачку файлов, – это мое резюме и мои статьи.
– Да садись ты, а то шея устанет на тебя смотреть.
Джулия села на стоящий рядом стул.
– О чем пишешь? – Катаев лениво рассматривал вырезки из газет. Статьями их назвать было нельзя: так, небольшие заметки.
– Да так…
– Так, а у нас кем хочешь работать? – скучая, продолжил он задавать дежурные вопросы. – В смысле, на какую тему хочешь писать?
– Что скажете, то и буду. О политике, об известных людях, о депутатах…
– Ну, допустим, таких желающих у нас своих хватает. Так, ладно. Сейчас у Лены напишете заявление с испытательным сроком на два месяца, потом в три часа в министерстве сельского хозяйства будет пресс-конференция, так называемый выход к прессе министра, так что сходите, потом напишете новость. Так сказать, ради нескольких строчек в газету. Это будет первым вашим боевым заданием. А там посмотрим. Лена, – громко позвал он секретаршу, – покажи… ммм… Юле… ее рабочее место и познакомь со всеми коллегами. И документы оформи как положено.
Затем снова обратился к Юле:
– По сельскому хозяйству у нас проблемы. В смысле не в стране, а у нас в редакции. Писать некому. Да и в стране тоже, – махнул он рукой и затем продолжил: – А о Прикамске вообще говорить смешно – то страусов начнут выращивать, то картошкой всю страну накормить хотят. Смех и грех. Это я насчет теории касательно практики.
И сам звонко засмеялся. Это был хороший признак – у главнюка было отличное настроение.
– Все. Свободна. Ступай.
Все журналисты сидели в одном большом зале мордами в стену, «чтобы не видеть мерзкие рожи других собратьев по ремеслу». Непонятно, почему учредитель согнал всех писак в одно место. Творчество, как известно, требует одиночества и уединения. В общем зале можно только хорошо ожидать поезда – не так скучно и тоскливо.
По тому, что у каждого висело на стене, можно было понять, какую тему тот освещал. Естественно, больше всех наглядных пособий, как мы уже сказали ранее, было у Ветлугина.
Остальные работники «Обоза», то есть не журналисты, занимали другие кабинеты.
– Здравствуйте, – громко представилась она, войдя в журналистские «апартаменты», – меня зовут Юля Репина. Я студентка второго курса журфака. Вот у вас буду работать.
Но никто, кроме Ветлугина, который профессиональным взглядом быстро оценил все ее достоинства, не обратил на нее никакого внимания, никто не сорвался со своего места. Глухо буркнули поодиночке «здрасьте», и все. Елена нажала все кнопки на ящике старого компьютера и сообщила ей пароль и логин, а также номер телефона системного администратора, если вдруг комп зависнет или вообще откажется пахать. Такое бывало достаточно часто.
– А ручку, ежедневник, диктофон можно? – попросила Юлия-Джулия.
Андрей, отворачивая от смеха лицо в сторону, громко закашлялся, а Леопольд рассмеялся так, что чуть не рассыпались стены. Все остальные лишь ухмыльнулись. Такой наглости в этой редакции еще не видывали.
– Что, нет? – спросила она, ничего не понимая. – Может, к редактору надо?
– Давай, шуруй, – обнадежил ее Андрей.
– Михаил Иваныч, мне бы диктофон и там, это, ежедневник… – робко попросила она, снова заглянув в кабинет Катаева.
– Не понял, – отозвался тот, – какой диктофон?
– Ну, чтобы записывать…
– Тебе деньги платят? Вот и купи с первой получки. Если доживешь. Возьмешь у кого-нибудь. Давай ступай, – ехидно улыбнулся редактор. – Не мешай. Ручку вот могу дать.
Вот так – прозаично, как при устройстве на какой-нибудь механический завод или в трамвайное депо. А Пушкин, наверное, спросил бы: откуда ты, прекрасное дитя?
Она вышла из кабинета Катаева с таким лицом, будто в женской консультации ей дали направление на реакцию Вассермана и гонорею.
Ирина Арсеньева
На этом первое знакомство с новым членом редакции Катаев благополучно закончил. К нему зашла Карга на ковер, и тут же позвонила Ирина Арсеньева, давняя подруга, однокашница по филфаку местного университета и почитательница его писательского таланта. Она вместе с мужем владела небольшим издательством. Дела их шли ни шатко ни валко, они печатали малым тиражом книги малоизвестных прикамских писателей, в том числе и Катаева, а в основном занимались изготовлением рекламной продукции: календарей и визиток. Насчет того, была ли она любовницей Катаева, история, как говорится, умалчивает, никто под одеяло к ним не заглядывал. Она сообщила, что у нее для Михаила есть хорошая новость и надо срочно встретиться.
Буквально через четверть часа, отпустив тачку, она вбежала на второй этаж здания, в котором вкупе с частным охранным агентством «Омега», принадлежавшим учредителю «Обоза», и находилась редакция.
Запыхавшись, она ворвалась в приемную.
– Приветик, – махнула она рукой секретарше Лене, – Катаев у себя?
– У себя. Но не в себе. У него Карга, потому и закрылись. Они всегда двери закрывают, чтобы никто не слышал, как они ругаются, – тихо смеясь, ответила Елена.
– Ладно. Подожду. Газета вышла?
– Да, вон лежит, – секретарша указала Ирине на стойку, где лежал свежий номер «Обоза».
– Что пишете?
– О том, что все плохо. О чем еще писать?
– Нет, надо говорить так: только начнешь привыкать к хорошему, как жизнь становится еще лучше. Я бы это сделала девизом вашей газеты.
– Еще скажи, что чистота помыслов и благородство души – вот характерные черты нашего современника.
И обе засмеялись.
В это время из кабинета Катаева вышла Светлана Карга-польцева. Лицо у нее было красное, хоть прикуривай. Всем стало ясно, что разговор генерального директора и главного редактора был принципиальным, но похоже, что договаривающиеся стороны ни о чем не договорились. Ни на кого не глядя, Карга молча прошла к себе в кабинет и громко хлопнула дверью.