Кто-то возразил:

– Но смерть – это расставание со всеми, кого ты любишь. Это ужасно и катастрофически грустно.

Рам Дасс просто сказал:

– Это голос привязанности.

Свою первую книгу «Быть здесь и сейчас» Рам Дасс написал после первой поездки в Индию, где он встретил Махараджи. Пока мы учились медитировать, «Быть здесь и сейчас» как раз издавалась на Западе. Большинство из нас ее еще не видели, но, попадись она нам на глаза, мы узнали бы главное послание:

Однажды ночью, под растущей луной, мы с Рам Дассом стояли на плоской крыше вихары, на которой многие из нас ночевали на ковриках. Мы говорили о нашей жизни и о том, что все пережитое становится, как он позже выразился, «зерном для мельницы». Все это случилось с нами, чтобы мы смогли проснуться, увидеть явления и события такими, какие они есть. «Нет ничего случайного, – сказал он. – Нашему эго кажется, что бывают чудеса и несчастные случаи, но в действительности нет ни того, ни другого. Это просто точка зрения, в которой ты застряла».

«Я понимаю это, – подумала я. – Звучит правильно». Затем я посмотрела на звезды в темном небе – казалось, их были миллионы, – и вдруг все обрело смысл.

Взаимосвязь всего – вот что дошло до меня в ту минуту. Есть нечто гораздо больше нас; мы – подлинная часть «чего-то большего» и можем внести свой вклад в его эволюцию. Я посмотрела на Рам Дасса и подумала, но не сказала: «Боже мой, так ты это имел в виду? В этом все дело?» Он знал, что со мной произошло, хотя я не выразила это словами; заглянув мне в глаза, он ответил: «Да. И мы все умрем».

И это тоже имело смысл.

Мы с Рам Дассом провели два года рядом с Махараджи. Махараджи был свободен. Просто сидел на деревянной скамье. Он ничем не владел, и потому ему нечего было терять. Он любил нас беззаветно, кормил тысячи людей и покоился в присутствии, никогда не забывая, всегда помня. Он любил Ханумана, индуистского бога обезьян, воплощение самоотверженного служения. Некоторые думали, что он и был Хануманом. Для меня он был тигром холмов Кумаона – диким, невозмутимым и прекрасным. Если тигр увидел тебя, нет никакого смысла бежать; все будет кончено еще до того, как ты успеешь подумать об этом. Мое сердце растворилось в его сердце. Я никогда не стремилась найти гуру, но с появлением Махараджи поняла: дело не в том, чтобы уцепиться за кого-то, кто мудрее меня (хотя это хорошая идея), а в том, чтобы стать собой – и затем все отпустить. Однажды один ученик спросил тибетского буддийского учителя Чогьяма Трунгпу Ринпоче:

– Если все внутри нас, то зачем нужен гуру?

Учитель ответил:

– Гуру нужен, чтобы показать: все внутри тебя.

Пожив рядом с Махараджи, мы с Рам Дассом вернулись в Соединенные Штаты; там мы проводили ретриты, вместе писали книгу, слушали музыку евангелистов в Новом Орлеане, работали в фонде Seva и помогали нашим друзьям, индейцам майя из Гватемалы. Мы оба жили с друзьями в Беркли, Кембридже, Боулдере, Мартас-Винъярде и Нью-Йорке. Он стал крестным отцом моего сына и других детей в нашей расширенной семье.

Еще в Бодхгае Рам Дасс знал основную истину о смерти и жизни. Но с тех пор он углубил свою преданность Махараджи, перенес инсульт, остался частично парализованным и научился еще яснее видеть смерть и умирание через призму страданий. Его понимание смерти тесно связано с любовью, безусловной любовью. В индуизме любовь как путь, как способ существования и познания, называют бхакти-йогой. Махараджи велел нам любить всех, служить всем и помнить о главном: мы все едины; мы все умрем. Помнить Бога, как бы мы это ни понимали.

Рам Дасс переехал на Мауи в 2004 году и с тех пор живет там – глядит на Тихий океан, устраивает ретриты, работает над книгами и почти каждый день встречается с учениками и друзьями. Он любит всё. Его дом представляет собой храм, наполненный изображениями Ханумана, слоноголового бога Ганеши, Кришны, Будды и Иисуса, а также фотографиями великих святых – Раманы Махарши, Анандамайи Ма, Рамакришны и, конечно, Махараджи. Повсюду лежат книги, подарки друзей и учеников. По дому бродят три или четыре мурлычущих кота, одного из которых – черно-белого найденыша – зовут Хануман.

Однажды я приехала к нему в гости; Рам Дасс казался несколько слабее, чем при нашей прошлой встрече, хотя его дух был силен. Мы завтракали папайей и бананами из сада, пили чай, подслащенный агавой, потому что в этом доме не бывает сахара. С нами были Дасси Мерфи, которая заботливо обеспечивает весь быт Рам Дасса, и Микки Лемл, режиссер фильма «Неистовая благодать» (Fierce Grace), посвященного жизни Рам Дасса после инсульта. Мы решили записать на видео разговор между хозяином дома и Микки, чтобы потом вывесить материал на сайте Рам Дасса. Когда все было готово, я задала вопрос:

– Вы оба такие замечательные рассказчики, и своими историями вы затронули столько людей. Как вы думаете, почему для передачи духовной истины важно рассказывать истории?

Рам Дасс ответил:

– О духовных вопросах трудно говорить, потому что они… Невозможно донести понятия… и, э-э-э, – долгая пауза, – истории как бы стучатся в дверь духа. Истории проникают в сердечные пространства.

Рам Дасс обладает необычайной способностью рассказывать о своей жизни простого американского обывателя – обычного человека, ищущего мудрости и сострадания. Его история – это наша история, хотя мы и не росли в богатом еврейском доме в Бостоне и не преподавали в Гарварде. Его великолепие как учителя коренится в истории его пути, как и его привлекательность для людей разных возрастов, социальных слоев, рас, полов и национальностей. Его путь – это история обычного человека, который пробуждается и обнаруживает, что в жизни что-то не так, затем уходит из дома в поисках понимания, сталкивается с трудностями, с неизбежностью смерти, выживает и возвращается домой, чтобы помогать другим, рассказывая свою историю. И Рам Дасс говорит с вами как с очень близким другом, не скрывая своих слабостей и ошибок, которые случались до начала его обучения, и мы включаемся в это повествование, как в собственную жизнь.

После сорока лет он некоторое время жил в гомосексуальной связи и потому отлично знал, что значит быть изгоем; каждый из нас, кому случалось оказаться чужаком в любой среде, способен разделить его чувства. Мне гомосексуальность не свойственна, но мои родители рано развелись, я жила в послевоенном мещанском городке и ходила в католическую школу, где меня прозвали безотцовщиной; так что и мне довелось испытать острое чувство отверженности. Мы все знаем, что это такое – желать любви, хотеть, чтобы нас ценили за то, какие мы есть на самом деле, стремиться поступать правильно и часто терпеть неудачу.

Рам Дасс снова и снова рассказывает истории из своей жизни, и нам нравится их слушать. Иногда на лекциях кто-то просит повторить свой любимый отрывок, как на рок-концерте: «Зумбак-портной! Встреча с Махараджи! Расскажи еще раз!» Эти истории нам нравятся, потому что мы их хорошо знаем и отождествляемся с их героями. Когда моей внучке Далии было два года, я всегда читала ей на ночь книжку «Баю-баюшки, Луна», а потом она стала просить рассказать ей что-нибудь из жизни Рам Дасса. Его истории стали для нее как колыбельная, как мантра – что-то близкое, знакомое, вселяющее надежду.