С XIX в. эпидемию воспринимали как временную катастрофу, пережидая ее: запершись в домах, городские жители не роптали, а просто подчинялись «судьбе», оплакивая своих знакомых и близких, если потеря случилась в их окружении. Однако – и это наиболее ярко видно в XIX в. – эпидемии способствовали изменению санитарного состояния городов. В городах строились бани, лучше убирались улицы. Очень положительно отразился указ Екатерины II вынести кладбища на окраины городов. Однако в XIX в. города увеличиваются так стремительно, что санитарное состояние не успевает за темпом роста: необходимо было время, чтобы разработать слаженную систему контроля санитарии в городе, построить больше больниц, развивать сеть медицинских учреждений.

Всему этому положила конец Первая мировая война и ее дитя – сыпняк.

Эпидемия сыпного тифа «обнулила» достижения предыдущих десятилетий. Она не стала вызовом для городской культуры, – напротив, она стала ее погребальной песней.

Русские города до тифа и после – это разные миры. Советские города после сыпняка – это города, которые развивались совершенно по иному пути: их новые концепции – это города-сады, рабочие поселки, чуть позже появлялись наукограды. Богатейшие прежде исторические центры – многочисленные улицы купеческих особняков в окружении самобытных храмов – превратились в удручающее коммунальное гетто. Средневековые посады многих некогда цветущих городов были практически не востребованы: никто не стремился там жить. Часто центральный городской район вовсе смещался в другое место: например, в Ярославле, сейчас входящем в список ЮНЕСКО, в советское время центральный район был перенесен с территории Кремля (Земляного города) к бывшей Романовской заставе, которая была фактически выездом из города XIX в., а позже стала дорогой к заводам. Там строится главный клуб для рабочих – «Гигант» и уже с середины 1920-х гг. появляются улицы одинаково безликих типовых домов для советских граждан.

Сыпняк забирал не только жизни людей. Для русских городов он был фатален.

Обратимся чуть подробнее к истории тифа в России.

Были ли тиф в России до XX в.? Конечно, да, хотя совершенно не в таких масштабах, как в первые годы советской власти. Очевидно, что до появления бактериологии как науки упоминание о различных болезнях в исторических документах может трактоваться по-разному. Сведения о тифах недостоверны по причине того, что часто их относили к «горячкам», то есть прочим лихорадочным заболеваниям. Часто тифы и вовсе не считали опасными болезнями, даже заразительность их оспаривалась. В классической работе «История эпидемий в России»[13] говорится о том, что в отличие от чумы, одно лишь упоминание о которой вызывало ужас у людей, или оспы, к которой относились как к неизбежному злу, тифы воспринимались в России иначе: люди не испытывали особой паники при их появлении. Не случайно тифозные заболевания отражены в источниках крайне редко, и только если принимали массовый характер. В иных случаях тифы относили к «обыкновенным» болезням, «перевалками», нигде и никем не регистрировались. Практически все сведения о тифозных заболеваниях связаны с боязнью появления или распространения чумы.

Авторы «Истории эпидемий в России» указывают, что тифы вплоть до XVIII в. не относились к эпидемическим заболеваниям, и что распространена была теория о возможности перехода «обыкновенных горячек» в «злокачественные» или «чумоподобные». В допетровской Руси эпидемии тифа также, конечно, имели распространение. Считается, что в 1558 г. «огневою» болезнью хворал царь Иван Грозный: «В то время посети немощю царя нашего, прежде огонь великий сиречь огневая болезнь»[14]. Принц датский Иоанн, жених дочери царя Бориса Годунова, умер в Москве от тифа (горячки). Интересно, как иностранцы описывали это состояние – повышение температуры и сыпнотифозный бред. «Воздух в этой местности настолько чист, что там никогда не было чумы. Но иногда там встречается болезнь, поражающая кишечник, голову и все члены тела, однако непохожая на чуму, которую мы называем горячкой или острой лихорадкой. Они же на своем языке называют ее «огневая». Она сжигает людей подобно огню… от тех, кто заболел заражаются, как от чумы, другие, если они не берегутся. Немногие из заболевших выздоравливают»[15].

С заболеванием тифом связано огромное количество суеверий. Огневица, огнёва, огнёвица, огневая, огнёвка, огненная болезнь, огния, огонь – горячка, скорее всего тифозная, часто в русских поверьях представала в облике женщины, «жгущей и палящей» страждущего. Как считали в Архангельской области, «огнея или огнёва распалит человека или, как говорят, человек в огне горит, хотя ушат воды вылей, не утушает, при этом всякий сустав распаляется и ум затмевается. Сюда относятся горячки всех видов и внутренние воспаления»[16]. В Вологде люди полагали, что действенным средством от огневицы, горячки и прочих «опаляющих» болезней традиционно считался добытый особым способом (например, трением двух поленьев) огонь, именуемый древесным, живым, деревянным и т. п. – «таким деревянным огнем выгоняют иногда из дома горячку, разводя его перед окнами, и через этот же огонь проводят выздоровевшего от горячки, чтобы окончательно очистить его от болезни»[17]. В Новгородской губернии при появлении дома горячечного больного, среди поля, на заслоне, зажигался из лучинок огонь, через который проходят все здоровые (здесь «лечение подобного подобным» сопровождается очищением). Согласно поверьям некоторых губерний России, огневицы (как и огонь) могли находиться в распоряжении лесового, коего просили «укрыть от огневицы»[18].

Справочники, составленные по следам народной медицины, свидетельствуют о том, что люди и раньше «знали средства» для борьбы с тифом. Лечебным растением считался аир (его корни жевали для профилактики заражения), чеснок (его носили при себе). Дома окуривали черным дегтем (кстати, позже, во время эпидемии сыпняка в эпоху Гражданской войны деготь стал одним из самых популярных средств дезинсекции). В деревнях рекомендовалось положить топорище на шесток печки, куда выгребают угли, просверлить в косяке входной двери избы сквозное отверстие и забить его клином, пронести всех больных над костром (здоровые должны были перепрыгнуть через него) и т. д. Рекомендовалось даже употреблять дрожжи с мочой больного (при этом, как мы помним, бактерии содержатся в моче заболевшего)[19]. Многие из этих суеверий, очень надолго застрявших в головах крестьян, существенно осложняли деятельность врачей. Позже в нашей работе мы обратимся к вопросу о восприятии болезни простыми людьми, однако наличие подобных суеверий и церемоний «излечения», различных в каждом регионе, свидетельствует о том, что, к сожалению, тиф в русских деревнях – частый гость.

В «Записках о Московии» Герберштейна XVI в. также говорится о частоте тифозных заболеваний, которые «московитяне называют огниво». В документах Аптекарского приказа[20] XVII в. указывается то, что докторам, лечившим больных тифом, запрещается доступ ко двору царя и в Аптекарский приказ. Тиф, или «лагерная горячка», «лагерная лихорадка», – частый гость среди солдат, проредивший, например, войско Петра I во время Северной войны[21]. В XVIII в. сыпной тиф, видимо, был вполне распространен: в 1758 г. в Тобольском и Московском полках умерло от «горячек», происходивших «от тесноты», более 1500 человек[22]. В связи с распространением «лихорадок» в армии правительство издало особый справочник – руководство для полковых лекарей (1765 г.), в котором содержались правила оказания помощи тифозным больным, необходимые для походного лекаря медикаменты и проч. В 1769 г., во время Русско-турецкой войны, тиф вновь свирепствовал среди солдат, причем как с русской, так и с турецкой стороны.