Наталья Миронова
Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти
Университет Дмитрия Пожарского
© Н. А. Миронова, текст, иллюстрации, 2020
© А. А. Васильева, макет, переплет, 2020
© Оформление, Русский фонд содействия образованию и науке, 2020
Благодарности
Появление этой книги не было бы возможным без помощи Виктора Викторовича Куликова, чья поддержка, советы и рекомендации бесценны. Я также признательна профессору, доктору исторических наук Владимиру Павловичу Федюку и доктору исторических наук Сергею Ефроимовичу Эрлиху за их подсказки и критику, сотрудникам архивов, которые помогали находить нужный материал, коллегам и друзьям. Отдельное сердечное спасибо главному редактору издательства Университета Дмитрия Пожарского Елене Викторовне Субботиной, которой выпала нелегкая участь редактировать эту книгу, и, конечно, директору издательства Александру Иосифовичу Анно.
Введение
Эпидемии поразительно неразборчивы. Они не различают национальности, расы, уровень доходов, вероисповедания, политические взгляды, морально-нравственные качества, границы между государствами. Даже географические границы, особенно в современном мире, не являются для них непреодолимым препятствием. Эпидемия – это стихия, контролировать которую практически невозможно. Не случайно раньше эпидемии воспринималась людьми как Божья кара, как наказание за грехи и грядущий конец света. Даже сейчас, в современном мире, где есть такие чудесные изобретения, как антибиотики, бактериологические лаборатории, продвинутое медицинское оборудование, и где каждый так или иначе может вызвать врача на дом, – возникновение эпидемии, пусть даже в другой части света, неизменно вызывает панику и ужас. Мы боимся новых вирусов, даже если число его жертв ничтожно в сравнении в любой другой болезнью. Слова «пандемия», «эпидемия» в СМИ не только меняют жизнь отдельных групп людей, но и ломают мировую экономику. При этом люди не особенно задумываются, насколько опасна возникшая эпидемия: реальна ли угроза или это просто химера. Они готовы на все, чтобы оградить себя от того, о чем имеют весьма смутное представление. Иррациональный страх перед эпидемиями, вероятно, никогда не исчезнет. Попытаться осмыслить его рационально можно только по прошествии нескольких лет. Эпидемию сыпного тифа в России мы рассматриваем спустя столетие. Вооружившись принципом историзма, мы постараемся понять, как люди жили в самой настоящей катастрофе, когда каждый день им предстояла борьба за выживание, а врагом был не далекий заморский вирус, а вполне конкретное маленькое насекомое, существовавшее буквально везде, – вошь. Итак, речь в этой книге пойдет о великой пандемии сыпного тифа – самой масштабной (учитывая абсолютные показатели погибших) эпидемии в России за всю ее историю.
Как только не называли в то время сыпной тиф: революционный новояз породил слово «сыпняк», а литераторы и поэты именовали его не только «тюремным», «солдатским», «голодным», «железнодорожным», но и давали звучные имена: «Всероссийский палач», «Его Величество сыпняк», «обжора-тиф» и даже – будто в шутку – «сыпнячок». Сыпной тиф часто рассматривается в исследованиях как один из компонентов тяжелой ситуации, вызванной Первой мировой войной и разрухой первых лет советской власти, однако сам по себе он стал детерминатором огромного количества социальных и экономических явлений. Сыпняк не только был причиной смерти множества людей, но и способствовал перерождению жизни городов и страны в целом, навсегда изменил отношение населения к вопросам гигиены и дезинфекции. Эпидемия сыпного тифа – важный компонент Гражданской войны, неоднократно приводивший к тому, что наступление армий было невозможно по причине болезни всех солдат. Сыпняк стал невероятно сложным испытанием для молодой советской власти. То, как люди пытались пережить эпидемию, мы постараемся рассмотреть в этой работе.
Не будет преувеличением заявить, что сыпняк первых лет советской власти превращал людей в животных, а жизнь в ад. Не дай нам Бог оказаться в поезде или сойти на какой-нибудь станции Поволжья – в Самаре или Казани зимой, скажем, 1921 года.
Давайте послушаем голоса из прошлого, например, Бориса Пильняка и представим себя в вагоне поезда эпохи сыпного тифа: «Люди, человеческие ноги, руки, головы, животы, спины, человеческий навоз, – люди, обсыпанные вшами, как этими людьми теплушки. Люди, собравшиеся здесь и отстоявшие право ехать с величайшими кулачными усилиями, ибо там, в голодных губерниях, на каждой станции к теплушкам бросались десятки голодных людей и через головы, шеи, спины, ноги, по людям лезли вовнутрь, – их били, они били, срывая, сбрасывая уже едущих, и побоище продолжалось до тех пор, пока не трогался поезд, увозя тех, кто застрял, а эти, вновь влезшие, готовились к новой драке на новой станции. Люди едут неделями. Все эти люди давно уже потеряли различие между ночью и днем, между грязью и чистотой, и научились спать сидя, стоя, вися. В теплушке вдоль и поперек в несколько ярусов настланы нары, и на нарах, под нарами, на полу, на полках, во всех щелях, сидя, стоя, лежа, притихли люди, – чтобы шуметь на станции. Воздух в теплушке изгажен человеческими желудками и махоркой. Ночью в теплушке темно, двери и люки закрыты. В теплушке холодно, в щели дует ветер. Кто-то хрипит, кто-то чешется, теплушка скрипит, как старый рыдван. Двигаться в теплушке нельзя, ибо ноги одного лежат на груди другого, а третий заснул над ними, и его ноги стали у шеи первого. И все же – двигаются…»[1].
Это описание поезда эпохи эпидемии сыпного тифа, к сожалению, не просто художественный вымысел. Так все и было. Чтобы убедиться в этом, мы рассмотрим исторические документы: эта книга практически полностью написана на основе архивных источников и воспоминаний современников первых лет советской власти. Эти источники – капля в море, и если трудности, которые в них отражены, усилить в десять раз, то и тогда мы, вероятно, не ощутим весь мрак жизни в то время. Архивные материалы вызывают усиливающийся шок, при знакомстве с ними становится не просто тяжело, часто трудно контролировать эмоции. Современный человек едва ли может себе представить, что он оказался бы в какой-нибудь ситуации вроде тех, что составляли повседневность для очень многих людей лет сто назад. Например, в начале января (прямо в Новый год и Рождество, которое люди хоть и не праздновали, но еще помнили) пойти разгребать залежи трупов и копать в мерзлой земле на окраине Самары могилы на 200–300 человек в день, отбиваясь от стаи диких от голода собак. Или насыпать себе в ухо горчицы, чтобы оглохнуть навсегда, отморозить руки, прострелить ногу, – ведь тогда вас увезут с фронта на санитарном поезде и сыпняк вас пощадит! Или представить себя в таком отчаянии, чтобы пойти воровать трупы или больных из госпиталя, чтобы их съесть. И что бы вы сделали, если бы увидели на вокзале кучу сидящих, лежащих друг на друге маленьких детей, практически голых, с обмороженными ножками и ручками, истощенных от голода, и, будто дворовые кошки, покрытых насекомыми. Отдали бы какому-нибудь малышу свой последний сухарь? Смогли бы бросить новорожденного ребенка на ледяном вокзале, зная, что только так – если его найдут, конечно, – он может выжить?
«Это невозможно, – скажет читатель. – Преувеличение. Если такое и было, это скорее что-то исключительное, отдельные эпизоды».
Однако, к сожалению, все это происходило в действительности и носило массовый характер, это – наша историческая правда. Как гласит английская пословица, факты – упрямая вещь, и сыпной тиф – важнейший и самостоятельный фактор развития России. Он все изменил: сыпняк победил всех.