У него мелькнула мысль: «Вот так и проигрывают битвы. Делают один неверный шаг, и проигрывают». Лун обернулся на своих офицеров, на Лян Се. Они напряженно всматривались в поле боя, обмениваясь между собой короткими репликами и восклицаниями, и не видели смятения, охватившего их повелителя. Все эти молодые по сравнению с ним люди были поглощены видом битвы и в этот момент они, кажется, забыли обо всём.
Лун заметил, что его руки мелко задрожали от волнения. Он засунул одну за пояс, другую положил на рукоять меча. Сейчас его занимала одна мысль: как ему лучше умереть сегодня? Он не намеревался отступать и спасаться бегством, чтобы потом вновь набирать войска и биться с мятежниками. Ему уже по горло надоела война и поход. Вероятнее, лучше всего было бы пасть в бою. Собрать своих гвардейцев и в отчаянной попытке пробиться к главарю восставших, погибнуть славной смертью, прихватив с собою многих врагов. Сделать это уже сейчас или позже, когда признаки поражения станут совершенно ясными?
Вдруг среди его гвардейцев раздались торжествующие возгласы. Люди бряцали оружием и потрясали кулаками, грозя неприятелю, указывали друг другу на что-то. Лун проследил направление и увидел, что всеобщее внимание приковано к вершине южного холма. Однако вместо картины бедствия и проигрыша, император узрел то, что заставило его сердце радостно забиться.
На верху холма, лежащего напротив них, больше не было всадников. Все они спешились, выстроились в цепи, за которыми укрепились стрелки, и встали сильной преградой перед бунтовщиками. Те, конечно, продолжали подступать, но забираться на самую вершину под градом стрел, им было крайне тяжело. Кроме того, их встречали сомкнутые ряды воинов, ещё не принимавших участия в бое, бодрых и сильных.
Центр императорского войска держался, хотя его и захлёстывали волны мятежников, но пока опасности прорыва не возникало. Тем временем, остановленные на южном холме, силы Дондо постепенно увеличивали нажим на северном. Склон здесь был круче, однако это было уже не важно. Людское море искало для себя какого-то выхода и плескалось, и бушевало во всей восточной части Фазаньего луга.
На северном холме стремительно повторялась та же ситуация, что была на южном. Напор врага всё возрастал, стрелки же не успевали остановить его, выпуская стрелы так быстро, как только могли. Впрочем, более крутой склон пока играл на руку имперским солдатам, давая им чуть больше возможностей и времени для манёвров.
Император посмотрел на свои руки. Они более не дрожали. Рано умирать. Однако нетерпение и перевозбуждение стали уже столь велики, что противиться им Лун уже не мог. С ним было всего полсотни его гвардейцев, отборных воинов, каждый из которых стоил нескольких обычных. Кроме того, вместе с конницей в запасе стоит ещё две сотни таких же неистовых воителей. Нечего больше думать и ожидать.
Лун Ци Ши отдал приказ, один из гвардейцев отбежал на другую сторону холма, вытащил небольшой красный флажок и быстро-быстро начал показывать им условные сигналы. В ответ на них гвардия немедленно начала движение к вершине северного холма. А сам император со своим отрядом, поспешил на помощь лучникам.
Те ещё удерживали позиции, хотя враг неотвратимо приближался. Гвардейцы рассыпались вдоль укреплений. Пополнение из резерва тоже было на подходе и быстро вливалось в общий строй.
Император вытащил меч и посмотрел по сторонам. Рядом с ним неизменно держался десяток стражей, которые не оставят повелителя одного, и тут же была и Лян Се. Её красивые глаза блестели из-под шлема, ноздри хищно раздувались. Лун подивился, как предстоящий кровавый бой так действует на эту странную женщину.
Несмотря на залпы стрел, враг добрался до укреплений, взобрался на земляные насыпи, протиснулся сквозь частокол кольев, оставляя за собой мрачный след из раненых и убитых. Тут же закипела рукопашная схватка. Мятежники всё прибывали и прибывали числом, они налетали на оборонявшихся и падали под их ударами.
В этой переделке Лун сполна мог оценить слова Лян Се о безумии, которое их настигало. Повстанцы оказались никудышными воинами, хотя некоторые из них и были довольно неплохо вооружены. Они плохо владели тем, чем располагали, и вся их манера вести бой являла полное отсутствие опыта. Они пытались одолеть числом, наседая и тесня. Однако гвардейцы, одетые в броню, крушили их безжалостно. Возможно, это было бы правильнее даже назвать не схваткой, а избиением. На одного павшего имперского стража приходился не один десяток бывших крестьян.
Сам государь разил направо и налево своих непокорных поданных. Краем глаза он видел, что его неизменно прикрывают с боков. Впрочем, Лян Се, которая по идее должна была бы и вовсе не отдаляться от него, слишком увлеклась. Она, не проронив ни одного звука, кружилась в толпе атакующих, бешено орудовала двумя мечами, из-под которых вылетали снопы кровавых брызг. Женщина словно бы и забыла о своих обязанностях телохранителя. Возможно, нужно будет сделать ей выговор за это.
Однако, когда в какой-то момент на небольшую группу, окружавшую Луна, натиск особенно усилился, Лян Се оказалась тут как тут. Когда-то давно император был на охоте в горах, и его слуги затравили снежного барса. Он уложил, наверное, с десяток человек, пробовавших сунуться к нему с копьями и рогатинами. Зверь не обращал никакого внимания на полученные раны, его светлая шкура стала алой и грязной от крови. Барс крутился, как юла, его лапы с острыми когтями неизменно настигали свою цель. Его удалось завалить лишь выпустив по нему кучу стрел и окончательно испортив ценный мех. Труп хищника пришлось просто бросить, напрасно погубив его жизнь и жизни нескольких человек. Та охота так поразила Луна, что он запретил устраивать облавы на этих благородных животных. И вот сейчас тот барс словно восстал из небытия в образе Лян Се. Увидев, что её господину угрожает опасность, она разметала врагов вокруг себя, кинулась к нему и завертелась, разя направо и налево.
Натиск мятежников ослаб. Они отступили вниз по склону. Этим не преминули воспользоваться лучники, которые тотчас вернулись на свои позиции и принялись обстреливать неприятеля. Гвардейцы смогли отдышаться и опустили оружие, готовые, впрочем, в любой момент вновь отразить атаку. Начался предварительный подсчёт потерь.
Лун присел на небольшой валун, торчавший из земли, и обвёл глазами поле боя. Битва продолжалась по всем направлениям, однако было видно, что враг выдыхается. На обоих холмах мятежники отступили, предпринимая лишь довольно слабые попытки вновь подняться по их склонам и захватить позиции. В центре сражение на первый взгляд не стихало, однако и там напор явно ослаб. По всей протяженности восточной оконечности луга высились завалы из человеческих тел. Кое-где на них были воздвигнуты знамёна с чёрными полотнищами, отчего выглядели эти груды особенно зловеще.
К императору приблизилась Лян Се. Она покачивалась от усталости, но её нервное возбуждение ещё не спало, и глаза её ещё горели жестокостью битвы.
– Что это ты такое вытворяешь? – спросил её Лун. Он хотел первоначально отчитать женщину за её безумства, однако вопрос прозвучал скорее по-отечески озабоченно.
Она посмотрела на государя так, словно не услышала его слов или не поняла их. Только мгновение спустя Лян Се встряхнула головой, поморгала часто и выдавила из себя охрипшим голосом:
– Виновата, ваше величество.
Её новые доспехи, ещё пару часов назад блестящие и красивые, были грязны от крови, земли и пота. Хотя так сейчас выглядели все на этом проклятом поле. Любопытно, сохранит ли луг своё прежнее название, или отныне его станут называть как-то по-иному?
– Я хотел бы тебе напомнить, Лян Се, что ты мой телохранитель, – постарался придать своему голосу строгости Лун. -Аа это значит, что ты должна находиться всё время подле меня, и не бросаться как полоумная в драку сразу со всеми. Тебе понятно?
Она кивнула, стараясь изобразить поклон.
– Ладно, отдыхай, – смилостивился император и вытянул в наслаждении ноги.