— Я принесла твою зарядку. — Она делает к нему пару шагов и протягивает её. Бен хватает конец провода, стараясь не прикасаться к Рей.

— Спасибо.

— Она была за тем стулом… рядом с окном. Наверное, поэтому ты её и забыл. — Она так озорно прикусывает губу, что это с лёгкостью могло бы стать его религией. Пожалуй, уже стало. — Или, может быть, всё из-за твоей старости. У тебя уже наверняка слабоумие. Всякие там амилоидные бляшки и нейрофибриллярные клубки.

Бен одаривает её хмурым взглядом, и она старается не улыбаться, но потом начинает хихикать. Ему хочется закатить глаза, назвать её засранкой, и…

Они опять это делают. Он снова облажался. Но просто… просто невозможно держаться от неё подальше. И это вопреки тому, что он всю свою грёбаную жизнь был мастером держаться подальше от всех.

Он сжимает в кулаке зарядное устройство и пытается скрыть эмоции.

— Как прошла остальная часть конференции?

— Да нормально. — Она пожимает плечами. — Сносно. То есть… ну, ты понимаешь. Один интересный доклад из… не знаю, примерно из семнадцати. А на третий день отопление в конференц-центре уже не работало. Так что всё было круто.

Бен кивает.

— Тебе удалось провести время с друзьями?

— Ага. Пару раз мы ходили выпить. А ещё были на пристани и на импровизированном шоу. А Роуз и Джесс спали со мной в твоём… — она слегка краснеет, снова прикусив губу, и колеблется, прежде чем продолжить. Становится ясно почему, как только она снова начинает говорить, — … в нашем номере.

Эта фраза как удар под дых. Всего лишь три незначительных слова, звучащие до боли интимно, как напоминание о времени, когда существовали «мы». Возможно, дело в потоке образов, которые они приносят с собой: как он раздвигает ладонями её ноги, запускает пальцы в волосы на затылке; как острые зубки вонзаются в мышцу на его руке в попытке не кричать; как Рей смеётся, когда он говорит, что веснушки над изгибом её задницы напоминают углеводородную боковую цепь. Именно это Бен и пытался вытеснить из своей головы, как только вышел из грёбаного гостиничного номера. Возможно, дело в том, как Рей начинает краснеть, будто думает о том же.

А может в том, что она существует в таком же времени и пространстве, что и он, и Бен никак не может с этим свыкнуться.

— Оу, — он осторожно выдыхает, — хорошо.

Рей кивает. А потом делает паузу, словно не решаясь что-то сказать.

— Мой друг Финн, он мой сосед по комнате. Ты ведь его знаешь, да? Он вернулся в Бостон… и встретился с доктором Дэ… с По. Впервые после поездки встретился с По.

Бен поднимает взгляд и оглядывает коридор. Он кажется обманчиво пустым, но через три кабинета он слышит, как Джиал разговаривает с кем-то по телефону, а дверь Фазмы, как обычно, открыта нараспашку.

Бен указывает через плечо.

— Наверное, нам лучше зайти внутрь.

В любом случае, им нужно остаться наедине. Чтобы поговорить. Ему необходимо с ней поговорить.

— А, ну да. — Рей кивает, и мило, с ноткой таинственности, улыбается, прежде чем повернуться и войти в кабинет. Бену приходится последовать за ней.

— Ну и насколько всё плохо? — спрашивает она, как только дверь закрывается.

— Плохо?

— То, что происходит между Финном и По?

— А. — Бен прислоняется к столу, стараясь выглядеть спокойно. Непринуждённо. Пытаясь сжаться, насколько это возможно, дабы не занимать личного пространства Рей. Видит бог, он и так зашёл слишком далеко. — Не знаю. Я думаю, всё вполне даже неплохо. По крайней мере, для По.

Брови Рей взлетают вверх.

— То есть… вы уже говорили об этом?

— Да он какой день не затыкается. — Бен закатывает глаза. — Я уже говорил, что в душе По двенадцать?

Рей смеётся.

— Финн тоже не затыкается! Он обычно… нормально справляется с событиями в собственной жизни. Весьма непринуждённо. Но эта история с По… он будто не может перестать думать о нём, или что-то типа того. Сегодня утром я занималась своими делами, готовила сэндвич с джемом, и тут он мне вдруг заявляет, что у По аллергия на арахис. Хотя сэндвича с арахисовым маслом не было и в помине.

— У него нет аллергии. Он просто прикидывается, потому что ему не нравится вкус. — Бен вздыхает. — А По написал мне на днях в три часа ночи, что экскременты его собаки напоминают букву «Ф», — произносит он, массируя висок. — Он прислал фотку.

Рей морщится.

— Боже, они…

— Просто пиздец. — Бен качает головой. — Но я думаю, что По это нужно. Ему нужно что-то, на чём можно сконцентрироваться. О ком можно позаботиться, и кто сможет также позаботиться о нём.

Рей кивает.

— Финну тоже. Я просто… беспокоилась, что Финн может хотеть большего, чем По готов предложить, понимаешь?

— Поверь, это не так. Думаю, По готов совместно платить налоги, если Финн не будет против.

— Хорошо. Я рада. — На её лице расцветает дивная улыбка. Но потом быстро исчезает. — В односторонних отношениях действительно нет ничего хорошего. — Она смотрит на свои ноги, и Бен понимает, да просто знает, что она подумала о нём. Кем бы она его ни считала.

Это какая-то странная боль. Ревность. Всё это сбивает с толку, ведь подобные чувства ему чужды, он не привык к ним. Будто что-то режет его, дезориентирует, превращая всё в бессмыслицу — ощущение, отличное от одиночества, которое он чувствовал, когда рос, или от постоянного непринятия его семьи, или оттого, что он полон фальши и недостаточно хорош. На протяжении всей аспирантуры всё это тянулось за ним словно тень. Бен знал, как управлять этим, как обратить в силу, чтобы достичь новых уровней — отгородиться от родителей, разорвать все связи с семьёй, совершенствовать то, чем он занимался.

Но вот с ревностью Бен ничего не сможет сделать, если Рей влюблена в другого. Беда в том, что ему некуда деть это чувство и никакой выгоды от него он не получит. Только лишь неугомонные мысли и эротические сны, которые заставляют его снова чувствовать себя пятнадцатилетним подростком, и что-то сжимающее его грудь, когда он думает о ней.

О Рей, такой прекрасной и недосягаемой.

— Да. — Бен опускает голову вниз. — Да, ничего хорошего.

Он не может сказать, действительно ли последовавшее молчание искрит напряжением, или это просто ощущение неловкости, оттого что Рей начинает догадываться о чувствах Бена к ней. Хотя какое это сейчас имеет значение? Всё подходит к концу. Остаётся всего лишь несколько мгновений.

— Что ж. — Рей заламывает руки, а потом спохватывается. — Мне нужно идти. Проверить своих мышей. Увидимся в среду?

Смотри-ка. Лучше и быть не может. Просто идеальная подводка.

И всё же Бену сперва приходится сглотнуть, чтобы ответить. И на долю секунды он не в состоянии открыть рот.

— Рей, Хакс ушёл.

Она долго смотрит на него. Будто он произнёс фразу недостаточно громко, будто это вообще не утверждение, или он сказал на каком-то другом непонятном ей языке. Потом она быстро смаргивает и, наконец, спрашивает:

— … ушёл?

Он кивает.

— В экономическую сферу. Он уволился на прошлой неделе.

— Он… — Рей снова смаргивает. — Хакс?

При любой другой ситуации Бен бы рассмеялся.

— Да. Армитаж Хакс.

— Я не… — Рей делает шаг назад, как будто хочет отгородиться от этой информации. — Он мне ничего не сказал.

— Да. Походу он и доктору Слоун ничего не сказал. Не думаю, что Хакс специально искал что-то вне академических кругов. Так что не стоит принимать это близко к сердцу.

— Ну да, наверное. — Рей обнимает себя, засунув руки подмышки, а Бен просто хочет забрать её и отвезти домой. Он хочет трахать её. Много трахать. Больше, чем она сможет вынести. Но сейчас он больше всего хочет посадить её к себе на колени, накормить той дрянью, которую она так любит в себя пихать, и вместе с ней заснуть во время просмотра фильма… Фильма, где лошади не умирают. — Чёрт.

— Ты справишься со своим проектом без его участия?

— Да, я… — Она делает глубокий вдох. — Нет. Я не знаю. Думаю, я уже достаточно независима, но приятно знать, что кто-то всё разрулит, если что-то пойдёт не так, а теперь… — Она пожимает плечами, всё ещё выглядя обеспокоенной. Бену приходится ухватиться за край стола, чтобы не потянуться к ней. — Чёрт.