— Я уже говорила, — печально вздохнула она, — Я не знаю, куда тебя отправят, но я поговорю с МакГонагалл...
— Этой старой корове на меня насрать, — пробормотал он вполголоса, — ты только зря растратишь слова...
— Довольно! — крикнула она, взмахивая рукой. — Эта война намного важнее нас с тобой, Драко! Люди умирают! Как ты можешь быть настолько эгоистичным?
Он открыл рот, но не произнес ни слова; тишина пульсировала в ушах. Он удержался и не дрогнул, когда она начала изучать его разочарованным взглядом, отчаянно выискивая хоть какие-то признаки моральных границ, и знал, что она ничего не найдет.
— Ты... — нерешительно прошептала Гермиона, обходя стол, пока не почувствовала его дыхание на своем лице. — Тебя волнует кто-нибудь помимо себя? — Поджала губы. — Например, я?
Гордость рассыпалась между его сжатых зубов.
— Ты уже забыла, что я просил тебя уйти со мной, Грейнджер? Думаешь, я шутки шутил?
— Это не ответ...
— Ответ! — яростно возразил он, поднимая руку и массируя переносицу. — Это нелепо. Твой Орден притащил меня сюда, и теперь, когда я стал... привык к нашему положению, они собираются отправить меня куда-то еще? Я по горло сыт этим дерьмом.
— В военное время изменения неизбежны, Драко, — сказала она, обхватив дрожащими пальцами его запястье. — Единственное, что я могу сделать, так это проследить, чтобы тебя переправили в безопасное место...
— Прекрати, — процедил он через сжатые зубы. — Какого черта ты вообще беспокоишься, что со мной будет?
Гермиона проглотила эмоции, бурлящие в горле.
— Ты знаешь ответ.
Драко услышал признание, таящееся за ее словами, и почувствовал, как сердце в груди перешло на неустойчивое стаккато. Он не знал, ликовать ли ему или быть в ужасе; снова застрял где-то посередине. Между тьмой и светом. Ненавистью и похотью. Своей семьей и ее. Между тем, каким ему сказали быть, каким он был и каким мог бы стать.
Застрял в расщепляющем душу лимбе, который казался бесконечным, но все же странно полезным.
Он вспомнил, как еще несколько месяцев назад был готов задушить Грейнджер во сне, лишь бы выбраться из этих комнат. Теперь перспектива встретиться с миром, находящимся за стенами замка казалась отравляющей, удушающей, а мысль о том, что придется расстаться с Грейнджер, вызывала тошноту. Она и успокаивала, и возбуждала его; совершенство, вызывающее зависимость. Здравый смысл говорил ему избегать ее, но инстинкты убеждали в обратном.
— Мне нужно вернуться в Медицинское крыло, — Гермиона прервала свои мысли, отстраняясь от него, чтобы собрать приготовленные зелья. — Профессору Слизнорту нужны...
— Но мы еще не закончили разговор.
— Договорим позже, — пробормотала она, упаковывая флаконы в зачарованную сумку. — Я должна...
— Грейнджер, — позвал Драко, перехватывая ее руку и заставляя посмотреть в глаза.— Я не... — Выпустил хриплый вздох. — Я не хочу, чтобы это... чтобы все это сейчас закончилось.
— Сейчас? — повторила она, опустив глаза. — То есть когда-нибудь ты все-таки хотел бы все закончить?
Он мрачно нахмурился.
— Я не...
— Позволь задать вопрос, Драко, — сердце замерло, когда она готовилась задать вопрос, ответ на который может разрушить все. — Представь, что мы оба выжили в этой войне. Что тогда? Что будет с... этим, как ты красноречиво окрестил происходящее между нами?
Его упорное молчание и равнодушие в серых глазах заставили ее ощутить тошноту; она заправила за ухо локон и с наигранным самообладанием вздернула подбородок. Напомнила себе о жертвах нападения, ожидающих ее в другой части замка, и отложила личные переживания на потом.
— У меня нет на это времени, — произнесла она ровным тоном, отходя в сторону, — у меня много дел.
— Грейнджер, погоди…
В этот раз хлопок двери оказался громким, он эхом раздавался в его сознании, создавая ощущение, что еще немного, и из ушей потечет кровь.
Еще больше вопросов.
Еще больше решений.
Руки Гермионы болели и готовы были отвалиться.
После тринадцати часов, проведенных на ногах только благодаря единственной дозе Витамикса, она чувствовала, как тело начинает отказывать от изнеможения. Когда она только добралась до палат, кровь бурлила от злости после ссоры с Драко, заполняя адреналином и силой; но все ушло задолго до того, как день превратился в ночь.
Она только закончила накладывать компресс с использованием Эссенции Анкерыса на живот молодой волшебницы, как была окликнута МакГонагалл; взгляд Гермионы упал на раненную ведьму, лежавшую на койке, возле которой стояла директриса. Она мгновенно узнала хрупкую женщину, которая вызвала большой переполох сегодня днем.
С момента появления в Хогвартсе Аннабель Сноублум пребывала в обмороке, а когда очнулась, обнаружила, что мужа, с которым они были женаты менее полугода, не оказалось в числе выживших счастливчиков. Она часами кричала, как обезумевшая, пока не потеряла голос. Гермиона приблизилась к ней, парализованная сочувствием, и заметила жуткую пустоту в ее глазах; дрожащими пальцами та гладила свое обручальное кольцо.
— Гермиона, вы не могли бы сменить повязку на руке миссис Сноублум? — спросила МакГонагалл скрипучим утомленным голосом. — А мне нужно на минутку повидаться с Горацием, чтобы забрать Зелье Сна без сновидений.
— Конечно, — пробормотала она, подходя к Аннабель, изучая глубокие кровавые порезы на ее запястьях, оставленные, должно быть, жестоким Инкарцеро [2]. Липкие влажные волдыри опоясывали плоть, словно браслеты; у Гермионы был иммунитет к подобным ранам, она едва ли вздрогнула, когда отвела палочку, чтобы очистить кожу от розоватой смеси из крови и слизи.
— Скажите, если будет больно. Выглядит очень воспаленным.
Аннабель никак не отреагировала, поэтому Гермиона приступила к заклинаниям и смене повязок; тишина была слишком трагичной, чтобы, казаться неловкой.
— Где-нибудь еще болит? — спросила она, когда почти закончила. — Или я могу для вас что-нибудь сделать?
Аннабель резко подняла на нее мертвый взгляд.
— Можете вернуть моего мужа?
Гермиона вздрогнула.
— Мне жаль, — прошептала в ответ, потому что не знала, что еще может сказать. — Мне очень жаль.
— Было бы лучше никогда не приходить в себя, — произнесла Аннабель бесстрастным голосом. — Мне не нужна такая жизнь. Она ненастоящая.
Гермиона сложила руки на коленях.
— Может, хотите немного…
— Ты милая девушка, — внезапно отметила Сноублум, но выражение ее лица не изменилось, а голос стал звучать еще более скорбно. — Скажи, ты теряла того, кого любишь?
Она утвердительно кивнула и почувствовала вину, потому что считала неправильным сравнивать их потери, когда раны Аннабель даже не начали затягиваться.
— Я потеряла друзей…
— Но не того, с кем бы хотела провести всю жизнь, — перебила она, — не своего суженого. Человека, с которым ты чувствуешь себя нерушимой, неуязвимой. — Бросила взгляд на кольцо. — Человека, за которого готова умереть, как готова умереть и без него.
Образ Драко мгновенно мелькнул в голове Гермионы, и ее сердце сжалось, как горящий лист. Из-за этой мысли. О, Мерлин... осознание оставило внутри тяжесть страха, и дрожащий стон сорвался с губ, когда она ощутила настоящую физическую боль. От одной только мысли. Она забыла обо всей злости на него. Тревожные ощущения завладели нервами, отказываясь формировать слова, так что в ответ она качнула головой и отказалась плакать на глазах у молодой вдовы.
— Надеюсь, тебе никогда не доведется испытать подобного, — сказала Аннабель, ее наполненный горем взгляд всматривался в пустоту, — это похоже на смерть, только хуже.
Гермиона видела, как Сноублум снова погрузилась в собственные мысли и воспоминания, поэтому просто сидела рядом с ней в тишине, пока несколько минут спустя не вернулась МакГонагалл, принеся с собой флакон с фиолетовой жидкостью, который поставила на прикроватную тумбочку.