— Драко...

— Сейчас мы примем душ, — строго начал он, вставая с кровати, и нахмурился, поймав ее взгляд. — Давай, Грейнджер, подъем.

— Драко, — она устало вздохнула, склонив голову, — не думаю, что я в том состоянии, чтобы…

— Я ничего не говорил о сексе, — перебил он, подходя к ней с мрачным видом. — А теперь давай…

— Драко, я просто хочу остаться здесь…

— Херня! — выплюнул он, схватил ее за руку и дернул так, что поднял на ноги. — Не заставляй тащить тебя силой!

— Отпусти, Драко! — прорычала она, пытаясь вырваться. — Мне больно.

Его решимость дрогнула, но все же он не ослабил хватку, не обращая внимания на ее мольбы и протесты. Он осознавал, что был груб, но старался оставаться равнодушным, ведь сейчас это было столь необходимо. Возможно, Грейнджер этого не видела, но ей это нужно. Нужно ему.

Он ухватил ее крепче, как только она спустила ноги на пол и вцепилась в его руку.

— Прекрати сопротивляться, — бросил он, второй рукой надежно охватывая ее талию. Гермиона изо всех сил размахивала руками и ногами. — Блять, Грейнджер…

— Оставь меня, — слезы обиды катились по щекам. — Разве может что-то изменить этот проклятый душ? Я не буду...

— Перестань, — прорычал он, когда наконец выволок ее из спальни. — Поверь, бездействие сделает все только хуже.

— Я сказала, что в порядке! — проорала она. — Опусти меня!

— Нет! — прокричал он в ответ, заталкивая ее в ванную комнату и закрывая за собой дверь. Он проглотил неприятное чувство, застрявшее в горле, когда понял, что она снова плачет; но это не сломило его намерений. — Только посмей приблизиться к двери, и я затащу тебя назад, чтобы до тебя наконец-таки дошло.

Он старался держаться, когда она отошла в сторону и начала изучать его настороженным взглядом. Действительно ли она верила, что он причинит ей вред? Он нахмурился и покачал головой, стараясь скрыть обиду; подошел к душу, включил, рукой проверил температуру воды — все это время он в зеркале наблюдал за Гермионой.

— Это глупо, — пробормотала Грейнджер под нос, — ты сам глуп...

— Раздевайся, — строго произнес он, стягивая майку через голову, — или снова начнешь вести себя как последняя стерва?

Она бросила на него полный протеста взгляд, затем изможденно вздохнула и начала медленно расстегивать рубашку. Драко невозмутимо смотрел на нее, быстрым движением снимая брюки и белье; вырвал у нее из рук свитер и с нетерпением отбросил в сторону, а после, не дожидаясь Гермионы, рывком стащил с нее джинсы и нижнее белье.

Грейнджер резко втянула воздух и попыталась отступить, но он успел ухватить ее за запястье.

— Черт, да что с тобой не так?

— Я не собираюсь тратить на тебя весь день, — холодно прошипел он и развернул ее, чтобы расстегнуть бюстгальтер прежде, чем она снова начала возникать.

Малфой боролся с искушением полюбоваться ее наготой; она стояла перед ним, такая же бесконечно соблазнительная, как и в первую ночь, что они провели вместе. Каждый сантиметр ее медовой кожи принадлежал ему, и нравилось ей это или нет, он нуждался в заботе о ней, поэтому должен был завершить начатое. Его тело жаждало ее, но, несмотря на это, он взял себя в руки и потянул ее в душ.

— Давай, — сказал он и закатил глаза, почувствовав, что она колеблется. — Ну, ладно. Тогда будет по-плохому.

Она взвизгнула от неожиданности, когда он подхватил ее на руки и, сжав зубы в попытке игнорировать обнаженное извивающееся тело, встал под дождь из что-то тихо нашептывающих капель воды. Сладкий пар окутал их подобно вуали, и Драко безмолвно пожелал, чтобы она забыла обо всем в этом успокаивающем туманном коконе.

Реальность являлась препятствием.

Всегда вставала на их пути, мешала покою в их тайном убежище вдали от остального мира.

Вдали от войны.

От его прошлого.

От всего.

Он осознал, что прижился в этом убежище, несмотря на все свои попытки сопротивления. В этом месте реальность казалась лишь забытым воспоминанием. Здесь он был с ней.

Что же он станет делать, когда...

Он почувствовал, как она толкнула его в грудь, и опустил ее на ноги.

— Во что ты играешь? — с горячностью спросила Гермиона. — Отпусти меня...

— Нет, — отказался он, не выпуская ее из-под струй воды. — Тебе это нужно...

— Не говори, будто знаешь, что мне нужно, — прошипела Гермиона, — не смей говорить, как я должна справляться...

— И что? — спросил он подначивающим тоном. — Будешь весь день сидеть в комнате и хандрить?

— Я не хандрила! — громко возразила она. — Заткнись, Драко!

— Тогда прекрати быть такой жалкой! — продолжил он. Гермиона понятия не имела, насколько прекрасна была в этот момент: ее шоколадные кудри обрамляли лицо, спускаясь на плечи кофейными ручьями; она не давала ему покоя. — Сопливые истерики в духе мелкой хаффлпаффки не исправят положение!

— Я знаю! — выплюнула она, отталкивая Драко. — Разве ты не понимаешь, что я знаю?

— Тогда прекрати ныть!

— Когда ты впервые здесь появился, то вел себя как угрюмый придурок, так что прекращай быть лицемером! — выпалила она. — У меня есть все права, чтобы быть расстроенной! Я же человек!

— Тогда какого хера ты врешь, что ты в порядке?! — резко спросил он, нависая над ней. — Давай, Грейнджер! Отпусти себя! Зачем говорить, что ты в порядке, когда это не так?

— Потому что я не знаю, что еще мне делать! — прокричала она; боль исказила ее лицо, грудь высоко вздымалась. — Что еще мне делать, Драко? Я ни черта не могу!

Вот оно. Кричи, Грейнджер.

— И это чертовски больно, ведь так? — проревел он в ответ, возненавидев себя, когда увидел, как Гермиона закрыла глаза. Но она нуждалась в этом. Он знал. Он знал ее. — Ты ничего не можешь с этим поделать...

— Замолчи!

— Ты беспомощна...

— Замолчи!

— Ты совершенно ничего не можешь с этим поделать! — прокричал он так громко, что горло опалило огнем. — Прими это, Гермиона! Ты ничего не...

Она отвесила ему пощечину. Изо всей силы.

А уже в следующую секунду схватила и набросилась с поцелуем.

Делай, что нужно, чтобы...

Она целовала, кусала, лизала, насыщалась им.

Драко почувствовал, как она ногтями впилась в кожу головы и в кулак зажала волосы, притягивая его ближе. Так близко, как только могла. Он ощущал потребность, клокотавшую внутри нее, и сделал то, что намеревался. Он и сам не уступал: целовал, кусал, сжимал в своих объятиях.

Она — его.

Он заставил себя не потерять самообладание. Сейчас она была важнее всего. На какой-то момент осознание этого ужаснуло его.

Хриплый стон Грейнджер проскользнул по его языку и вернул в настоящее. К ней. Прижимаясь ближе, он вжал ее в стену и опустил руку между их телами, просовывая между ее бедер. Глубоко войдя в нее двумя пальцами, большим пальцем он массировал ее клитор, заставляя Гермиону дрожать; он проглотил ее вздох и крепко поцеловал. Достаточно крепко, чтобы ощутить вкус крови. Ее крови, своей крови. На вкус все едино.

— Возьми все, что нужно, — хрипло прошептал он между тяжелыми вздохами.

Впиваясь ногтями в его плечи, Гермиона бедрами вторила движениям его пальцев, ободренная его словами, слишком поглощенная, чтобы сопротивляться. Годрик, она любила его умелые руки — в своих волосах, на своей коже, внутри себя, — и прямо сейчас они приносили ей идеальное наслаждение, заставляя все тело трепетать.

Но этого было недостаточно.

— Еще, — выдохнула она, надеясь, что он поймет ее просьбу.

Драко немедленно убрал руку и, подхватив под бедра, закинул ее ноги себе на талию. Он не доверял себе. Пока нет. Он не может сейчас потерять голову. Он был настолько возбужден, что мышцы болезненно пульсировали от напряжения. Она никогда еще не вела себя так — совершенно раскованно, позабыв о нервозности, позволив страсти взять над собой верх; это было чертовски возбуждающим. Но ему нужно было оставаться в здравом уме. Сейчас главным была она.

Она. Она. Она.