— Помочь? — с сомнением предположила она. — Я так не думаю, профессор.
— Тогда, может, вы хотели бы перекусить?
— Нет, не нужно, — отказалась Грейнджер, поспешно развернулась, чтобы уйти, внезапно почувствовав, как начали давить стены директорского кабинета. — Мне нужно пораньше лечь спать, а еще просмотреть книги по Чарам забвения...
— Гермиона, — позвала МакГонагалл прежде, чем та дошла до двери. — Все будет хорошо.
От уверенного голоса МакГонагалл она вздохнула и задумалась, отчего люди так скоры на нелепые обещания во время войны. Грейнджер была слишком ярым приверженцем логики, чтобы поддаваться оптимизму в сложившейся ситуации, поэтому знала, что, вероятнее всего, их шансы на успех были пятьдесят на пятьдесят; и это не учитывая того, выиграют ли они войну или получится ли у нее впоследствии разыскать своих родителей.
Факт состоял в том, что если она погибнет в этой войне, ее родители никогда об этом не узнают и не оплачут ее, потому что даже не будут знать о ее существовании.
— До встречи утром, профессор, — сказала она. — Спокойной ночи.
Гермиона выбежала из кабинета прежде, чем МакГонагалл снова начала безуспешно утешать ее. На трясущихся ногах она побрела в сторону дортуара. Затем рванула по пустому темному коридору; горячие слезы текли из глаз, когда она подошла ко входу и прошептала пароль. Закрыв за собой дверь, она быстро осмотрела гостиную, убедившись, что Драко по-прежнему у себя в спальне; прислонилась к стене и постаралась собрать все свое самообладание.
Она потерла глаза и схватилась за голову, стараясь не разреветься. Она ощущала сильную злость на саму себя; это была только ее идея, и эмоционально ей стоило бы быть готовой, но все же ужас сковывал каждую мышцу, а горе болезненно сжимало сердце.
Все, кого она любила, медленно исчезали: Гарри и Рон, а теперь родители. Кто следующий?
— Грейнджер? — его голос заставил ее вздрогнуть. — Какого черта ты делаешь?
Она быстро выпрямилась и постаралась вытереть со щек дорожки от слез, и только после посмотрела на него покрасневшими глазами. Он стоял у двери в свою комнату, с любопытством изучал ее, что заставило Гермиону чувствовать себя совершенно беззащитной и полностью открытой перед ним.
— Ничего, — прошептала она, прочищая горло. — Ничего.
— Не похоже на ничего, — сухо сказал Драко, когда заметил слезы, блестящие меж ресниц. — Ты плакала?
— Нет, — быстро ответила. Слишком быстро. Она склонила голову и направилась в свою комнату. — Мне нужно еще кое-что сделать...
— Погоди, — возразил он, преграждая ей путь, — ты что-то недоговариваешь...
— Уйди с дороги...
— Нет, — отказался он суровым тоном, — не лги мне...
— Драко, клянусь, — предупредила она, но голос дрогнул, — если ты не отойдешь...
— Просто скажи, что случилось, — продолжал настаивать он, хватая ее за запястье и пытаясь заглянуть в лицо. — Тебя кто-то обидел?
— Нет, Драко, — она злобно покачала головой, стараясь вырваться. — Отпусти меня.
— Сначала скажи, что не так...
— Отпусти меня! — прокричала Гермиона, со всплеском злобы вырывая руку. — Ты что, не слышишь?
— Черт, да в чем твоя проблема? — разъяренно выплюнул он. — Я только спросил...
— Не надо! — возразила она, обходя его и пробираясь в свою комнату. — Я просто хочу остаться одна...
— Отлично! — заорал Драко ей вслед, подгоняемый отказом. — Хочешь быть одна? Так, блять, оставайся одна!
Гермиона захлопнула за собой дверь, пытаясь заглушить крики Малфоя, а затем быстро наложила Заглушающие чары, чтобы быть уверенной, что не услышит его, а он — ее. Если она планировала поддаться очередному приступу рыданий, то не хотела, чтобы он стал тому свидетелем. Она не могла разбираться с Драко прямо сейчас; все свое внимание она должна была сфокусировать на родителях, и она отказывалась путать свои неспокойные думы, когда маме и папе требуется каждая мысль ее беспокойного разума.
Приоритеты. Приоритеты. Приоритеты.
Она судорожно выдохнула, чтобы хоть немного успокоиться, а затем взяла книги по Чарам памяти и сложила стопкой на рабочем столе. Она перечитала параграфы бессчетное количество раз, все слова были такими знакомыми, но в последующие шесть часов ей необходимо было запечатлеть каждое из них в памяти и попрактиковаться в движениях палочки. Гермиона изо всех сил старалась сохранять самообладание и оставаться сосредоточенной, но время от времени предательские слезы капали на пергаментные страницы.
Около полуночи ее веки начали слипаться, и она мудро решила, по крайней мере, попробовать украсть пару часов сна, чтобы утром быть способной выполнить свое душераздирающее задание. Вялыми движениями она стянула с себя одежду и залезла под одеяло, мысленно повторяя информацию из книги и стараясь не думать о том, что собственные родители забудут о ее существовании еще до завтрака.
Мысли совершенно случайно перескочили к стычке с Драко, и она пожалела, что не справилась с ситуацией иначе. Сегодня ночью ей не хватало его объятий.
Драко нервно барабанил пальцами по столу.
После того, как Грейнджер покинула его в ужасном раздражении, он бесцельно наворачивал круги по дортуару в попытке спустить пар, но в итоге обнаружил себя орущим на запертую дверь в течении не менее чем пяти минут — все безрезультатно. Он не знал, что задело его больше: ее поведение или тот факт, что он понятия не имел, почему она требовала оставить ее одну, а затем изолировалась в своей комнате.
Он ненавидел быть без волшебной палочки.
Одно небольшое заклинание помогло бы ему ворваться в комнату и выяснить, что произошло. Он бы соврал самому себе, если бы не признался, что ощущал непреодолимую потребность защищать ее, потребность знать причину ее слез. Вероятность того, что кто-то причинил ей боль, будь то физическую или эмоциональную, заставила кровь гудеть в венах. Он понятия не имел, когда в нем поселилось это новое и сильное чувство — забота о ее благополучии; все смешалось с остальными желаниями, которых прежде не было, и это сводило его с ума.
Он просто хотел знать, что или кто расстроил ее; ему нужно было знать.
Малфой с горечью осмотрел свою пустую кровать.
Он проводил все меньше и меньше времени в этой комнате, и когда подобное случалось, то являлось добровольным решением в дни, когда он вспоминал, что не должен быть заинтересован в своей магглорожденной любовнице. Но в последнее время протесты в его голове и гордость вели себя весьма тихо, и поэтому мысль о ночи в одиночестве заставила чувствовать холод и тревогу.
Драко положил голову на согнутые локти и тяжело вздохнул.
У него было чувство, что сегодня ночью кошмары вновь вернутся и станут преследовать его.
Утреннее небо было насыщенного темно-синего цвета, когда МакГонагалл аппарировала их к дому Грейнджер. Гермиона слышала отдаленный шум фургона молочника, но это был единственный признак просыпающейся улицы. Покрытые небольшим слоем снега тротуары были совершенно пусты, за исключением пары странствующих котов. Она обвела дом взглядом и нахмурилась, увидев тусклый свет за окном столовой; она знала, что родители вставали рано, и надеялась покончить со всем, пока они еще спали.
— Вы точно не хотите, чтобы это сделала я? — спросила стоявшая рядом МакГонагалл.
— Точно, — устало кивнула Грейнджер.
Минерва вздохнула и слегка сжала плечо Гермионы.
— Хорошо, — сказала она, — я буду ждать вас здесь. Если вам нужна какая-либо помощь или вы передумали...
— Я справлюсь, — сухо ответила Гермиона, делая пару шагов вперед. — Я недолго.
Она вдохнула полные легкие морозного воздуха, а затем с громким хлопком перенеслась в свою спальню. Все вещи лежали там же, где она их оставила; кровать застелена, полки пусты, осталась лишь пара безделушек, которые она не забрала в Хогвартс. Гермиона облизала губы и посмотрела на старые постеры, которые наклеила на стену еще до того, как ей исполнилось тринадцать; перевела взгляд на пятно на ковре, что осталось от пролитого апельсинового сока. Это случилось, когда она узнала, что является волшебницей. Комната была богата воспоминаниями и шепотом прошлого; болезненные эмоции в груди были прерваны каким-то урчанием у ее ног.
