— Это не так...

— Пусть дерьмовый, признаю, — тихо проговорил он, — дерьмовый настолько, что за какой-то год смог разозлить Волдеморта. Но, тем не менее, я Пожиратель смерти, Грейнджер. А ты из Ордена...

— В действительности ты никогда не был одним из них, — уверенно возразила она, — и тебе это известно...

— Ты сражаешься на стороне Света, — удрученно продолжил он, — я же — часть Тьмы. Вот как все обстоит.

Гермиона вздохнула и попробовала дотронуться до его спины, но он оттолкнул ее.

— Все не так просто, Драко, — сказала она.

— Все совершенно просто, — прорычал он. — Можешь выискивать какие тебе угодно аномалии, но факт остается фактом: большинство вещей делится на черное и белое.

— Тогда почему вокруг столько оттенков серого? — прошептала она и медленно пододвинулась к нему, обнимая со спины. Она прижалась губами к его плечу, а затем осеяла легкими поцелуями. — Мне нравится серый.

Он прикрыл глаза, изо всех сил стараясь не поддаться ее убаюкивающим поцелуям и соблазнительным словам.

— Ты такая упрямая, Грейнджер.

— Как и ты...

— Конечно, удобно притворяться, что наши шалости в этих стенах — дело обычное, Грейнджер, — мрачно протянул он, — но мы не останемся здесь навечно.

— Будет день — будет пища, — предложила она тихим голосом.

— Разумно было бы прекратить все это прямо сейчас, — настойчиво произнес он, и Гермиона почувствовала, как сдавило грудь. — В итоге я причиню тебе боль.

— Для человека, которому безразличны мои чувства, ты слишком много обо всем этом думаешь.

Он вздрогнул и, смирившись, поделился с ней еще одним клочком своего потрепанного достоинства:

— Я никогда не говорил, что мне безразличны твои чувства.

Гермиона ощутила согревающую кровь радость; но оптимистичный настрой — опасная вещь.

— Тогда что ты ко мне чувствуешь? — с волнением спросила она, бессознательно выводя пальцами узоры на его животе. Именно он ввел традицию задавать этот вопрос; она вспомнила все предыдущие ответы, что они давали, и поняла, насколько изменились их отношения.

— Я не знаю, — прошептал он. — Это... невозможно назвать.

— Ты все еще ненавидишь меня? — спросила она.

Он побежденно вздохнул и потер рукой лицо.

— Нет, — ответил он после долгого молчания. — Конечно, гораздо удобнее было бы сказать обратное, но, Гермиона, ты же знаешь, что это не так.

На какое-то мгновение он затих, а затем, глубоко вздохнув, взял себя в руки и спросил:

— А что ты ко мне чувствуешь?

Она поцеловала его в шею.

— Ты мне нравишься, Драко, — нежно произнесла она; это признание было таким искренним и невинным, что внутри у него что-то екнуло. — Я думала... это очевидно.

— Я причиню тебе боль, — повторил он уже громче. — Замечательно разыгрывать волшебную сказку в пределах этой комнаты, но это не продлится...

— Тогда тем более есть смысл взять от этого все, что получится, — уверенно возразила она и облегченно вздохнула, когда почувствовала, как его мышцы расслабились под ее прикосновениями, — Драко, я так устала убеждать тебя прекратить подвергать сомнению происходящее.

Он сжал челюсти.

— Тогда зачем продолжаешь?

Гермиона облизала губы и, надеясь, что голос не дрожит, продолжила:

— Я боюсь, что эта война лишит меня надежды, — выдохнула она. — Но ты напоминаешь мне, как улыбаться.

Мерлин, ее честность разрушала всю решимость, но, с другой стороны, разве он когда-либо хотел завершить то, что происходило между ними? Сомневаться во всем и сражаться во имя своей тающей гордости было инстинктивной необходимостью. Он не спеша накрыл ее руки своими, нежно погладил их и пораженно опустил голову.

— Только не говори потом, что я тебя не предупреждал, — хладнокровно произнес он. — Все закончится слезами.

— Возможно, — печально согласилась она. — Но еще не настал день...

— ...для этой пищи, — закончил он и слегка развернулся, чтобы посмотреть на нее через плечо. — Ты всегда говоришь загадками?

— Я бы назвала их метафорами, — исправила она, вытягивая шею, чтобы поцеловать Драко в щеку. — Так мы закончили спорить?

— Грейнджер, мы никогда этого не закончим.

Гермиона прошлась по оставленным на снегу следам и, вытянув руку, ухватилась за ветку, чтобы удержать равновесие.

Она чувствовала вину за то, что Драко не мог покинуть замок, но ей было необходимо выбраться из дортуара и глотнуть свежего воздуха. Утром он отправился в душ, а затем, как и ожидалось, скрылся в своей спальне; возможно, чтобы снова корить себя за их сложные взаимоотношения, или же чтобы выспаться. Она не знала, в чем была причина, но понимала, что лучше было его ни о чем не спрашивать, когда заметила перед уходом его измученный взгляд.

Она использовала согревающие чары и присела на здоровый камень под старым дубом, окидывая взглядом знакомый пейзаж. К полудню снег прекратился; она скучала по необъятному трепету, который испытывала в детстве на утро после Рождества, когда разворачивала подарки. Серые облака на небе предвещали нечто впереди, и она надеялась, что грядущее не заставит себя ждать.

— Мисс Грейнджер, — добрый голос отвлек ее от размышлений, — так и думала, что это вы.

— Здравствуйте, профессор, — поприветствовала Гермиона. — Тоже решили прогуляться?

— Сейчас у меня не так уж много дел, — с досадой в голосе ответила Минерва. — Вы выглядите отстраненной, вас что-то беспокоит?

— Ничего, что не должно, — Гермиона пожала плечами.

— Желаете остаться со своими мыслями наедине? — спросила МакГонагалл и плотнее закуталась в мантию от пронизывающего ветра. — Или же хотите побыть в компании, пусть и в компании старухи?

Гермиона усмехнулась и немного подвинулась, уступая место рядом с собой.

— Присаживайтесь.

— Минутку, — сказала МакГонагалл и, достав палочку, смягчила поверхность камня, прежде чем сеть. — Мои кости уже многого не прощают. О чем вы задумались, Гермиона?

— Я представляла, чем сейчас заняты Гарри и Рон, — неспешно призналась она. — И надеялась, что им хоть как-то удалось отпраздновать Рождество.

— Уверена, что мистер Уизли изловчился и выдумал какое-нибудь развлечение, — предположила Минерва со знающей улыбкой. — Вам не стоит так сильно о них беспокоиться. Если бы они попали в неприятности или им действительно была нужна помощь, всегда есть способ связаться с нами: Патронус, совы и прочее.

— Знаю, — рассеянно согласилась она, — просто мне хотелось бы уйти вместе с ними.

— Надеюсь, вы не вините меня за то, что попросила вас остаться здесь, со мной, — МакГонагалл выдохнула. — Единственная причина, по которой Ремус согласился их отпустить, состоит в том, что они убедили его в своем возвращении через неделю. Знай кто-нибудь из нас, что они уйдут на столько месяцев, этого не случилось бы.

— Я знала, что так скоро они не вернутся, — пробормотала Гермиона. — Гарри был полон решимости найти крестражи.

— Что ж, должна признать, они справляются лучше, чем я предполагала, — озадаченно сказала она. — Имейте в них веру, Гермиона. Возможно, здесь и сейчас вы нужнее, чем там.

— Профессор, позвольте задать вам прямой вопрос.

— Смотря что за вопрос.

— Ну, — неловко начала Гермиона, — очевидно, что вы любите детей, иначе вы не пошли бы в преподаватели. И вы даете очень дельные советы, поэтому я задумалась, почему у вас нет своих детей?

— Но у меня много детей, — ответила она и Гермиона в удивлении приподняла брови. — Я бы сказала, их тысячи. Одни хорошие, другие — не очень, но каждому из них есть место в моей памяти.

— Ваши студенты.

— Разумеется, — МакГонагалл кивнула и выразительно посмотрела на Грейнджер, — и всегда находится тот, который заставляет меня гордиться, словно родную мать.

Гермиона улыбнулась, почувствовав теплую волну благодарности и уважения к своей наставнице.

— Спасибо, — выдохнула она. — За все.

— Всегда пожалуйста, — сказала Минерва, в силу возраста с трудом вставая с места. — Теперь прошу прощения, я обещала Филиусу и Горацию присоединиться к ним за обедом. Прежде чем уйти, могу ли я задать один вопрос?