Как и всегда, Гермиона проснулась, когда Драко покидал ее комнату, еще до того, как солнечные лучи коснулись ее лица. Это случилось лишь час спустя после того, как она взглянула на календарь и поняла, что наступило Рождество.
Она улыбнулась самой себе, а затем встала с кровати, накинула халат и направилась в гостиную. Задумчиво посмотрела на дверь в спальню Драко и решила пока его не беспокоить, ведь для осуществления ее плана необходимо было дождаться вечера. В последние дни все между ними шло гладко; их любовь к спорам снова вступила в игру, в результате чего некоторая неловкость между ними растаяла. Хотя Драко все еще категорически отказывался поддерживать что-либо даже отдаленно напоминающее о зимнем празднике.
Как и раньше, они препирались и ссорились, но теперь он не использовал слово «грязнокровка»; их страстные перепалки обычно приводили к не менее страстному продолжению в ее постели, хранящей опасные тайны. Она старалась разобраться в растущих к Драко чувствах, но складывалось ощущение, что ее здравое мышление испарялось всякий раз, как только она начинала об этом думать.
Она подошла к елке и посмотрела на подарки: по одному от Гарри и Рона; еще три от Джинни, МакГонагалл и Невилла; громоздкий конверт — без сомнения, наполненный деньгами — от родителей. От МакГонагалл она получила книгу «Расширенный курс по трансфигурации» (и не могла дождаться, когда сможет погрузиться в чтение), набор замечательных экзотических ароматов от Джинни и коробку вкуснейших шоколадных конфет от Невилла.
Гарри прислал ей фото, на котором были запечатлены они втроем — потрясающий снимок, сделанный на прошлое Рождество, стоял в зачарованной рамке из сверкающего и движущегося плюща и остролиста. Подарок Гермионе очень понравился, и она сразу же решила, что поставит снимок рядом с кроватью.
Грейнджер перешла к подарку от Рона, сняла наспех завернутую бумагу и уставилась на бархатную коробочку; по ее спине пробежала дрожь. Внутри лежал кулон, и он был прекрасен: серебряное сердце с вкраплениями желтых драгоценных камней, переливающихся на свету. Подвеска была поразительной, женственной и… совсем не ее. Она рассматривала украшение, а в груди зарождалось чувство вины; она сидела, погруженная в собственные раздумья, пока знакомый голос не заставил ее вздрогнуть:
— Это от Уизли? — с горечью в голосе спросил Драко. — Я считал, что вы были друзьями…
— Мы и есть друзья, — быстро оборвала она, вскакивая на ноги.
Малфой с ревностью посмотрел на подарок.
— Этот кулон говорит об обратном.
— На Рождество люди делают подарки…
— Как и любовники…
— Драко.
— Слушай, Грейнджер, — прорычал он, делая шаг в ее сторону. — Я не делюсь…
— Это нелепо, — усмехнулась она, проходя мимо и задевая его плечом. — Я не собираюсь это выслушивать.
— Ты куда?
— В душ! — бросила Гермиона через плечо и с пронзительным звуком захлопнула за собой дверь.
Драко фыркнул в пустоту и с такой силой сжал кулаки, что ногти впились в ладони и прорезали кожу. Чего она от него ожидала? Он едва свыкся со сложными и ненормальными обстоятельствами в своей жизни, которые до сих пор пытался осознать; он был совершенно уверен, что его заинтересованность Грейнджер исчезнет после пары раундов в смятых простынях… но почти каждую ночь он снова возвращался к ней.
Ее неопытность казалась странно привлекательной; но вот сейчас она снова начала вести себя как и прежде, и он вновь был не в силах ей сопротивляться. Она стала его первой сексуальной партнершей, которая… подходила ему во всем. Было что-то в их биологии или… Мерлин знает в чем еще, что просто сработало, и дело было не только в сексе. Ее поцелуи, прикосновения… само ее присутствие заставляло его реагировать, пробуждая внутреннюю дрожь, и он понятия не имел, что это значило.
Он слышал, как, ударяясь о кафель и ее обнаженное тело, разбиваются капли воды, и некие собственнические инстинкты разгорались в его животе. Учитывая изолированность их дортуара, Уизли едва ли являлся проблемой — он был посторонним, о котором здесь можно было с легкостью позабыть. Но сейчас частичка рыжей заразы — тот самый уродливый медальон — находился в комнате, а, следовательно, и в мыслях Грейнджер. И Драко это ненавидел.
Можно было назвать это криком его мужских инстинктов, которые заставляли заявлять права на свое, или же чем-то более глубоким, но ноги сами подвели его к двери в ванную. Сняв пижамную куртку и штаны, он откинул одежду в сторону и подумал, что их новая встреча в душе заставила себя ждать слишком долго.
Как и в прошлый раз, он тихо проскользнул внутрь, встал за спиной Гермионы и с неохотным восхищением принялся разглядывать ее. Возможность любоваться ее неожиданной красотой была крайне редкой и недолгой, поскольку неуверенность Грейнджер всегда заставляла прятать от него свое тело. Малфой исследовал каждый ее сантиметр: локоны цвета кофе, стройность талии, округлость бедер, кончики пальцев на ногах — и не нашел ни единого изъяна. Если бы не ее кровь, тогда…
— Что ты делаешь, Драко? — Она прервала ход его мыслей, посмотрела через плечо. Вода струилась по ее лицу.
— Мне тоже нужно принять душ, — легко соврал он и, прижавшись щекой к ее плечу, провел ладонью по бедру Гермионы.
Она несмело попыталась отбросить его руку.
— Я все еще злюсь на тебя…
— Ты всегда злишься.
— Разве я когда-либо давала тебе повод считать, что я просто… ну, знаешь, буду…
— Ебаться? — предположил он, слегка пожав плечами. — Трахаться?
— Заниматься сексом, — поправила она и залилась румянцем. — Я по правде кажусь тебе человеком, который станет спать с кем попало? Или встречаться с одним, а спать с другим?
Он плотно сжал челюсти.
— Нет, — признался он натянутым голосом, пытаясь снять ее напряжение своими нежными касаниями, — но у вас с Уизли есть прошлое…
— Я никогда не спрашивала тебя о былых сердечных победах.
— Пэнси и Астория, — безучастно произнес он. — Но твои… отношения с Уизли иные…
— Прекрати, — вздохнула она и медленно развернулась к нему лицом. — Я… мы спим вместе, и это решает все. Я никогда не думала быть с кем-то еще, и надеюсь, что ты окажешь мне не меньше уважения. Даже если не застрял бы здесь.
Он ничего не ответил, только поднял руку и отвел от ее лица намокшие пряди, наклонился и оставил на губах Гермионы почти целомудренный поцелуй. Он был нежным и уверенным, никогда прежде Малфой не осмеливался ее так целовать; и даже когда на устах появился привкус страсти, Гермиона знала, что этот раз был другим, и эта мысль согревала ее изнутри.
Драко слышал навязчивый голос в голове, который нашептывал ему о необходимости оставить на ней свою метку, и сделать это так, как никогда не доводилось Уизли. Он оставлял ленивые поцелуи на ее шее, спускаясь к груди, вызывая сладкие девичьи стоны. Когда Малфой упал на колени и припал к ее животу, то почувствовал, как она напряглась; инстинкты, подсказывавшие, что в этом у нее не было никакого опыта, оказались верны.
— Все хорошо, — утешил он самым спокойным голосом, на который только был способен, — тебе понравится, Грейнджер.
— Но я…
— Доверься мне, Гермиона, — уверенно произнес он, глядя ей прямо в глаза, — Я не причиню тебе боли.
На какой-то миг она неуверенно прикусила губу, а затем нервно кивнула, выражая свое согласие; прислонилась спиной к холодному кафелю стены в тщетной попытке расслабиться. Медленно успокаивающе он кончиками пальцев вырисовывал на ее теле узоры, а после осторожным движением слегка развел ей бедра. Дыхание Драко коснулось ее самой чувствительной точки, и Гермиона захлебнулась в собственном всхлипе — неизведанные, прекрасные ощущения мерцали внизу живота.
— Считай это моим подарком, — прошептал Драко и проник языком между ее влажных складок; с губ Грейнджер сорвался очередной стон.
Это будет куда лучше пошлого медальона.
— Думаю, время пришло, — прошептала Гермиона.