Определенно не уродливая… не грязная…

Ее беспокойство стало очевидным, когда Гермиона подняла руки, чтобы прикрыться, и он быстро снова поцеловал ее, пока Грейнджер окончательно не одолели сомнения. Будь он проклят, если позволит ей отступить еще раз, когда сам зашел так далеко.

Он запустил руки между ними, чтобы расстегнуть брюки, а затем подтолкнул Гермиону вглубь комнаты. Он увидел кровать и вспомнил обо всем, чего жаждал с тех самых пор, как провел здесь две ночи; он услышал, как сердце забилось о ребра, когда она погладила его лицо слегка дрожащими пальцами. Нежно, как только могла позволить сила его желания, он опустил ее на матрас и накрыл собой, так и не разомкнув их губ.

Он почувствовал, как нервозность снова сковала ее тело, когда он потянулся, чтобы расстегнуть ее бюстгальтер, и углубил поцелуй, чтобы отвлечь; он молил несуществующие силы, чтобы она позабыла о логике, как это сделал он.

Он провел зубами линию вдоль ее ключицы и издал стон, который проскользнул по его лбу. Она медленно сдавалась; он это чувствовал. Он знал, внутренней стороной бедер она ощущала всю силу его возбуждения; он пропустил руку между ними и стащил с себя белье — теперь они лежали кожа к коже, плоть к плоти.

Он подсунул пальцы под край ее белья и медленно, с едва сдерживаемым нетерпением стянул его по бедрам, коленям, голеням. Он ощущал ее трепет, вызванный неуверенностью и ожиданием; поднял взгляд и увидел ее, купающуюся в молочном свете луны, наблюдающую за ним широко распахнутыми глазами, переполненными волнением. Он склонился над ней, снова поцеловал и постарался устроиться между ее бедер, но дрожащий голос Грейнджер заставил его замереть:

— Драко, подожди, — прошептала она.

Он вздрогнул и застыл, безмолвно клянясь душой Салазара, что, если она скажет, что не готова этого сделать, он потеряет рассудок еще до наступления утра. Она облизала губы, посмотрела на него с мольбой и тихим голосом произнесла:

— Пожалуйста, не спеши.

Он нахмурился, обдумывая смысл сказанного.

— Я думал, ты не девс…

— Да, — перебила она; легкий румянец коснулся ее щек, — но я… лишь раз…

Напряжение…

Он осознал, как много она ему отдавала, и изо всех сил постарался не реагировать на это. На какой-то миг похотливая пульсация в груди сменилась чем-то иным; чем-то болезненно приятным, что заставило его решиться отбросить этой ночью свой эгоизм.

— Положи руки мне на плечи, — тихо направил он и подождал, пока она выполнит просьбу. — Если будет больно, сжимай их изо всех сил, или можешь меня укусить.

Наверное, его слова успокоили Грейнджер: она согласно кивнула, а затем вытянула шею и украла один успокаивающий поцелуй. Малфой сразу же углубил его; он понимал, что лучше бы ее чем-то занять, пока его пальцы гладили живот, проскальзывали между бедер, чтобы проверить ее готовность.

Несмотря на противоречия, одолевающие разум Грейнджер, ее тело не сомневалось и льнуло к Драко; идеально влажное и нежное. Отбросив терпение, он провел подушечкой большого пальца по ее наиболее чувствительной точке, что вызвало у Гермионы робкий стон, и проскользнул в нее двумя пальцами, подготавливая к их близости. После двух долгих минут интимных ласк и еще нескольких девичьих вздохов, щекотавших его небо, Малфой решил, что ждал достаточно долго, и уже сделал все возможное, чтобы расслабить ее.

Драко разместился возле ее входа, и Гермиона тот же час прикусила его нижнюю губу. Он успокаивающе гладил ее тело, пока погружался в нее; поперхнувшись всхлипом, она вонзила ногти в его плечи. Он не сдержал бархатистого шипения, когда заполнил ее; едва замечая отчаянную хватку Грейнджер, пока его накрывала лавина чувств. Из-за своих неопытности и паники она была такой узкой, и это было чертовски великолепно, но он хотел, чтобы и она насладилась происходящим.

— Расслабься, — прошептал он ей в губы, — все хорошо.

Малфой понимал, что ей нужно к нему привыкнуть, поэтому поборол свою страсть и замер, прислонившись лбом ко лбу Гермионы, надеясь, что ее боль скоро утихнет. Осторожно вышел и снова заполнил ее, стал с болезненной медлительностью повторять движения, пока Грейнджер не перестала сдавливать его плечи и не освободила его губу. Он уткнулся головой в изгиб ее шеи, помня, что ей очень нравилось, когда его губы дразнили этот чувствительный участок, и ускорил ритм.

Как только боль пошла на спад, она услышала собственные стоны, что стали громче, когда его движения всколыхнули что-то внутри. Казалось, каждый из его толчков питал вспышку позабытого чувства внизу живота, и она инстинктивно шире развела бедра, чтобы получить больше. Драко приподнял голову и соприкоснулся с ней губами; едва сорвавшееся дыхание проникло ей в рот и защекотало язык. Их остекленевшие глаза встретились, и гортанный рык зародился в груди Малфоя; Гермиона почувствовала тугой узел, который Драко заставлял увеличиваться и пульсировать.

Драко просунул руку ей за спину и, притягивая ее к себе, сел на колени. Она, раскрасневшаяся, оказалась напротив его блестящей от пота груди, он обрамил ее лицо ладонями и поцеловал — как никогда прежде. Зная, что в этой позе ее клитор получит дополнительную стимуляцию, он начал с удвоенной силой работать бедрами; оторвавшись от ее губ, прошелся влажными поцелуями по шее и груди.

Ее тихие сладкие стоны стали более пылкими, и он почувствовал, как ее мышцы начали сжиматься вокруг него, как она начала дрожать в его руках. Ее громкое сердцебиение под его губами дало ему знать, что она была на грани; он приказал себе сдержать блаженное освобождение, что кипело внутри.

Будь он проклят, если не почувствует, как она взрывается вокруг него.

Наконец, Гермиона издала сбивчивый стон, когда пульсирующий жар вырвался из самого центра и заставил все внутри сжаться. Потеряв контроль, задрожала от удовольствия, позволила незнакомому, но прекрасному чувству поглотить ее. Драко крепко прижался к ней, поднес ладонь к лицу и откинул назад бронзовые локоны, чтобы запечатлеть изумление в ее глазах.

Спустя еще несколько движений бедрами и ее пульсации вокруг него Драко почувствовал, как внутри нарастает волна удовольствия, и с последним толчком излился в нее. Он заглушил рычащий стон, прильнув к ней и уткнувшись в ее шею, пока она бессознательно гладила его по голове, пропуская волосы через пальцы, и щекотала дыханием его лицо. Он вздрогнул, когда она ногтями задела его шею; по мере спада возбуждения его дыхание начало успокаиваться; во всех конечностях ощущалась невозможная тяжесть.

Она расслабилась в его объятиях, положила голову ему на плечо и начала лениво осыпать поцелуями. Он медленно опустил их на подушки, рассеянно ухватился за позабытые простыни и укрыл себя и Грейнджер. Освободившись от ее объятий, Драко сел на кровати и внимательно стал наблюдать, как ее ресницы затрепетали и она закусила губу. Как только их посткоитальное дыхание успокоилось, оставив им лишь неизбежные вопросы и нежеланную реальность, он почувствовал возникшую между ними неловкую тишину.

— Драко, я…

— Отдыхай, Грейнджер, — сказал он.

— Я просто хотела сказать спасибо, — устало прошептала Гермиона и закрыла глаза. — За то, что был… нежным.

Симпатия в ее голосе заставила его нахмуриться: он знал, что через несколько часов все изменится. С ослепительными лучами утреннего солнца он возненавидит себя за то, что сдался, а она почувствует себя использованной и преданной. Ночь предоставила им покой и защиту, и по этой причине он протянул руку и отвел в сторону непослушные каштановые кудри. Она, почти уснувшая, вздохнула от его прикосновения; пробормотала нечто бессознательное, когда он пальцами очертил изгиб ее бровей.

Осознав, что творит, он одернул руку и оскалился на самого себя за то, что продлевает момент неприемлемой интимности. Логичным было бы уйти, но его кости жгло огнем от усталости, а постель Грейнджер была такой теплой. Он лег к ней лицом; не прикасался, но находился намного ближе, чем нужно — правда, сон сморил его быстрее, чем он смог об этом задуматься.