— Это что-то, — согласилась она.
Двери распахнулись без малейшего прикосновения, и Том почувствовал, как в нем поднимается знакомая зависть. Он должен был родиться где-то в таком месте. У него должно было быть детство, где магия была нормальной, а большой дом наполнен невозможными и необычными вещами. И семья, которой можно было бы гордиться. А не унылое учреждение, куда отправляли отбросов магловского Лондона, чтобы не мешать другим. А затем оказаться бесцеремонно изгнанным даже из этого места спустя несколько лет.
Проглотив горький привкус ревности, он последовал за ней в дом.
Первое, на что он обратил внимание, была безжалостная преданность Рождеству: с потолка в одном углу завороженно падал снег, в другом — стояла золотая и праздничная елка, в которой он заметил черты, отличающие стиль Гермионы. Большую часть левой стены занимал огромный камин, в котором плясали высокие языки пламени. По обеим от него сторонам висели чулки, а перед ним спала старая собака. Темные, обшитые панелями, стены были увешаны богато раскрашенными гобеленами, и, несмотря на свои размеры, выглядели довольно приветливо. Когда они вошли, собака, пошатываясь, поднялась, показывая свою необъятность. Том настороженно молчал.
— Привет, мой мальчик, — сказала Гермиона, поглаживая его огромную голову. Он был в два раза выше ее, и Том недоумевал, зачем им понадобился в доме такой опасный зверь. Единственные собаки, с которыми он сталкивался, были дикие твари: сторожевые псы, которым нравились лодыжки маленьких сирот, ворующих яблоки или бродяги, охотившиеся на лондонских крыс. — Это Том.
Он медленно двинулся вперед, не желая показывать ей, что не любит собак. Особенно собак такого размера. Место таких было где-то в поле, рядом с другими существами размером с лошадь.
Он осторожно постучал его по голове и был вознагражден улыбкой хозяйки.
— Его зовут Альхабор. Давай отнесем твою сумку наверх, я покажу тебе твою комнату, а потом спустимся поесть. Отец сейчас в рабочей комнате. Я напоминала ему, что ты приедешь, но если он чем-то увлечен, то нам придется пойти и выгонять его оттуда.
Бросив последний взгляд на увешанный гобеленами вестибюль и, попятившись от огромного волкодава, Том последовал за Гермионой. Он размышлял о том, как она вписывалась в этот странный, далекий, волшебный и неожиданно теплый замок.
— Это твоя комната, — сказала Гермиона, остановившись перед очередной деревянной дверью. Он с удовольствием отметил, что ее щеки слегка порозовели. Она не выглядела такой собранной, какой пыталась казаться, когда он вошел в ее дом.
Он толкнул дверь и вошел в комнату. На всю дальнюю стену тянулось огромное окно, открывающее вид на воду. Он бросил сумку у кровати и подошел ближе. Том считал себя равнодушным к природной красоте, но сейчас он ошеломленно смотрел на огромный невероятный спуск вниз к озеру. Хотя они и поднялись по ступенькам в доме и прошли один лестничный пролет, но обрыв под ними был больше 50 метров. Озеро, отражая заходящее солнце в своем сверкающем великолепии, простиралось далеко на запад, обходя темные изгибы деревьев на другой стороне долины.
Гермиона нервно застыла в дверях.
— Там есть ванная, — она указала на старую дубовую дверь, чтобы пройти в нее, ему придется пригнуться. — Если тебе понадобится что-нибудь найти… в замке, знаешь, как в Хогвартсе передвигаются лестницы и все такое. Только у нас они более полезны, и не заставят тебя заблудиться. Во всяком случае, обычно так.
Он подавил вздох обиды на явную, нелепую, чудесную магию этого дома, следуя за Гермионой из комнаты обратно вниз по лестнице. Несмотря на то, что они, по-видимому, направились обратно в вестибюль, вместо этого они свернули в маленькую гостиную-библиотеку.
Окно выходило здесь на водопад в задней части дома, все еще отражая потухающий дневной свет. В окно была встроена дверь, почти полностью замаскированная, которая, скорее всего, вела на веранду. Сама комната была чистой и опрятной, но полной книг, картин и большего количества гобеленов. Под огромной каменной мантией потрескивал теплый огонь. Маленький столик у окна был завален аккуратными стопками хогвартских учебников и свернутыми свитками пергамента. Это, сразу стало ясно, была комната Гермионы. Не ее спальня, а место, где она работала, читала и проводила время.
— Пожалуйста, устраивайся поудобнее. Я вернусь через минуту.
Она исчезла, и Том осмотрел комнату в деталях. Кое-что сразу бросалось в глаза: граммофон, картина с изображением Хогвартса, другие любопытные картины, которые могли быть магловскими, но он точно не знал. Здесь же были различные бутылочки с зельями с ее аккуратными надписями на этикетках и бесконечное количество книг. Он остановился, чтобы посмотреть, и был слегка удивлен, увидев три полки с магловскими работами. Он заметил странные детали из ее детства — несколько детских книг, несколько волшебных игрушек, которые, как он предполагал, были любимыми. Также учебники, на которые она не смотрела уже годами, книги для практики чтения и письма, изучения языков и три издания «Истории Хогвартса».
Гермиона вернулась с подносом, заполненным до отвала едой, и поставила его на стол у окна, отодвинув книги. Солнце, наконец, скрылось за лесистыми холмами на западной стороне долины, и на улице уже темнело, хотя еще не было и четырех часов.
— Надеюсь, ты голоден, — сказала она. — У нас с нашим эльфом очень разные представления о том, какое количество еды нужно для полдника.
Том наблюдал, как она выкладывает на стол четыре пирожных, тарелку булочек с кремом, две стопки маленьких сандвичей и тарелку булочек с густым желтым кремом и темно-пурпурным джемом. Он опустился в кресло.
— Чай или горячий шоколад? — спросила она. — Кнопочка подготовила и то, и другое.
Том вспомнил о старом споре и воспользовался случаем, чтобы спросить о самых тайных отношениях волшебников.
— Чаю, пожалуйста. Разве эльф не делает то, что ты ему говоришь?
Она пододвинула к нему кофейник, чашку и блюдце.
— Просто… угощайся. Всем. И да, технически. Хотя я думаю, что это зависит от эльфа и семьи… эм, принадлежности. Кнопочка знает, что мы никогда не накажем ее, а одежда, с которой она пришла, давно спрятана в замке. Так что даже если бы я захотела, вероятно, не смогла бы освободить ее. Обычно она даже на кухню меня не пускает, — фыркнула она. — Если я попытаюсь помочь, она только жалобно пискнет и задумается, что было не так в моем воспитании.
Не было ни книги о домашних эльфах, ни способа узнать, как их можно приобрести. Они действительно казались ему полезными, хотя в Литтл-Хэнглтоне их вряд ли можно было найти. Спрашивая о таком, как правило, сразу же ощущаешь себя заклейменным грязнокровкой, и Том подавил желание выпалить еще дюжину любопытных вопросов.
После нескольких недель военных пайков еда была на удивление вкусной. Том съел три бутерброда, две булочки и кусочек Бара-Брита, прежде чем заметил, что Гермиона почти ни к чему не притронулась. Вместо этого она тихонько дула на чашку чая, глядя на темнеющий водопад.
Она выглядела, как ему показалось, необычайно бледной.
— Тебе надо что-нибудь поесть, — предложил он более мягко, чем обычно.
Уход за младшими детьми был ненавистной рутиной, и действительно, его раздражало слышать плач ребенка или малыша, не чувствуя внутреннего желания убить того. Но он знал, что кормление обычно исправляет любой из худших шоков. А она, наверное, была в шоке. События того дня улетучились на задворках его сознания на фоне ее волшебного дома, ее обжигающего поцелуя, но Том предполагал, что шок будет естественной реакцией на нападение и чье-то убийство.
Она кивнула, но ничего не взяла.
Его мысли пронеслись мимо воспоминаний о его собственном взрывном срыве после…
— Ты выглядишь ужасно, даже бледнее Кровавого Барона. Я думаю, ты в шоке. Подойди, тебе надо что-нибудь поесть.
Она выглядела чрезвычайно удивленной и немного обиженной, поэтому он добавил: «Пожалуйста».