Ужасные вещи случаются с волшебниками,

которые вмешиваются во время, Гарри.

— Это превосходно, Гермиона, — похвалил ее Дамблдор. — Я не ожидал такого прорыва в силе владения палочкой. Действительно, очень хорошо.

Она удерживала защитные чары почти час, пока он кидал в нее все, кроме кухонной раковины. Гермиона уже чувствовала усталость, но не такую сильную. И если понадобится, то она продержится еще дольше.

— Теперь можешь опустить его.

Она с подозрением остановилась. Он не раз заставал ее врасплох на уроках довольно хитрыми тактиками.

Гермиона опустила щит, а затем сразу же перенаправила чары на то, чтобы защищать свое тело.

Ха!

— Ты быстро учишься, — опустил он палочку. — На сегодня наш урок окончен: я сдаюсь.

На этот раз Гермиона сняла чары и слегка присела.

— Пойдем, выпьем немного какао.

Она уселась в кресло у камина и посмотрела на огонь. Ее уроки с Дамблдором в течение последних трех недель были сосредоточены на защитной магии. Это одна из ее любимых областей, и она думала, что научилась многому, присматривая за Гарри и Роном.

Но небольшие подсказки, которые Альбус предложил к довольно простым техникам, дали удивительные результаты. И они успели обсудить теорию более продвинутых чар, с которыми она никогда раньше не сталкивалась. Это было гениально!

— Я чувствую себя… сильнее, — призналась Гермиона. — Хотя в этом нет никакого смысла. Как будто во мне больше магии, чем было до этого. Я могу… Я чувствую ее. Это происходило постепенно, я не обращала внимания. Но в течение недели после, хм, Самайна, я была истощена. И просто целыми днями спала и спала. А теперь чувствую себя, не знаю… другой.

Альбус нахмурился, помешивая шоколад над огнем в маленькой кастрюльке с молоком.

— Мы не обсуждали Хэллоуин, Гермиона. Но, возможно, в ту ночь произошло больше, чем мы думаем.

Последние признаки ее радостного настроения испарились. Что же она упустила? Гермиона старалась вообще не думать об этом, запирая воспоминания и продолжая жить, потому что ничего не могла с этим поделать — не могла разоблачить Риддла, не могла изменить свое собственное поведение. А боязнь разоблачения и страх за жизни — свою и Альбуса — не давали действовать, ведь их могут закрыть в Азкабане. Каждый раз, когда она думает, что надо дождаться, пока она вновь не сможет стать Гермионой Грейнджер, ей хочется взорвать весь замок.

Поэтому она старалась не думать вообще.

Он протянул ей ярко-розовую кружку, наполнил ее какао, и Гермиона наслаждалась напитком, пока Альбус сидел с выражением глубокой сосредоточенности на лице. Его в такие моменты лучше не беспокоить.

— Могу я взглянуть на твои воспоминания о том вечере?

С этими словами Альбус встал, открыл шкафчик за своим столом и достал оттуда неглубокую металлическую миску. Она с любопытством наблюдала за ним. Это был Омут памяти. Она никогда не видела такой раньше.

Гермиона не хотела сосредотачиваться на той ночи, не хотела даже думать о ней. Но она должна была узнать, что произошло. В конце концов, в свое время она видела вещи и похуже. Хуже. Наверное.

— Хорошо. Я никогда раньше не пользовалась Омутом памяти, так что тебе придется показать.

Он поставил неглубокую металлическую чашу на стол, отодвинув в сторону один из множества тонких серебряных инструментов и стопку студенческих сочинений, чтобы освободить место. Гермиона подошла к нему, чувствуя себя немного странно и нервничая.

— Сосредоточься на моменте, когда мы были на горе, где ты развела огонь… и потом до момента, когда ты покинула зал. Удерживай эти две точки в уме.

Она закрыла глаза и зашла внутрь, в библиотеку своего разума, чтобы найти нужную книгу. Она каким–то образом знала, куда идти, снимая книгу с полки, которая раскрывалась от ее прикосновения. Страницы трепетали от быстро движущихся образов и слов. Это оказалось легче, чем она себе представляла. Следуя инстинкту, она выбрала нужные страницы из книги и вложила их в свою волшебную палочку.

Когда она открыла глаза, Дамблдор радостно улыбался. Серебристая нить тянулась от ее палочки, развеваясь на сквозняке. Она была похожа на паутину, хрупкую и таинственную.

— Я читала об этом, — объяснила она, — Но не ожидала, что все будет так просто.

— Для хорошо структурированного ума… — продолжил он, немного с улыбкой.

— Что мне теперь…?

— Омут вытянет воспоминание из твоей палочки, просто подержи ее над ним.

Нить соскользнула с ее палочки и превратилась в мерцающую жидкость в чаше.

Она попыталась вызвать это воспоминание, и оно все еще было на месте, в ее голове. Но казалось уже более слабым, немного закрытым и недосягаемым. Будто самые глубокие эмоции скрылись. Ей стало легче.

— Магия Омута памяти очень сложная. Она позволяет нам увидеть то, что ты не смогла бы разглядеть в своем подсознании. Это детали, которые ты могла не заметить.

Она вспомнила, как Гарри рассказывал о просмотре воспоминаний. И все это действительно имело смысл. В трехмерном пространстве ты можешь развернуться, осмотреть комнату или что-либо еще более детально. И здесь ты не под контролем точки зрения человека, который пережил событие. Ты находишься внутри него, а не просто смотришь, что видит человек.

Она никогда не думала об этом раньше, но это было невероятно. Гермиона удивилась тому, как магия может хранить каждую деталь и чего не может человеческая память.

— А теперь просто прикоснись лицом к чаше. Я последую за тобой.

Гермиона пришла в замешательство, когда попала на гору и увидела себя со стороны. Огонь струился из ее палочки, а магия волнами кружила вокруг нее.

Находясь в воспоминании, она не почувствовала резкого порыва ветра, но даже слабые ощущения заставляли ее тело дрожать.

Секунду спустя рядом с ней появился Дамблдор, и они молча наблюдали, как она изливает свою душу в то, что было совершенно удивительным.

Она наблюдала, как Дамблдор из ее памяти аппарировал с веткой Губрайтового огня, чтобы спрятать ту в Девоне. А затем пошел за ней, пока она бежала с горы и поднималась в башню.

— Эм, я сейчас… буду переодеваться. Ты можешь…? — внезапно попросила Гермиона.

Она чувствовала себя смущенной. Гермиона совсем забыла об этом моменте. Ужасно неловко.

— Да, конечно. Скажи мне, когда открыть глаза, — Дамблдор повернулся лицом к стене и закрыл глаза.

Она смотрела на то, как переодевается, разрываясь между чувством восхищения и смущения. Со стороны все казалось не таким ужасным, как она ожидала. Но она не могла игнорировать давление от того, что вскоре произойдет. Гермиону подташнивало, она начала нервничать. Ей хотелось закричать на себя, чтобы та остановилась, легла спать, захлопнула дверь и оставалась здесь, в безопасности, в своей башне.

Гермиона подождала, пока покинет комнату, прежде чем сказала, что Дамблдор может смотреть. Он же вежливо притворился, что не заметил ее пылающих щек, когда они последовали за ней в Большой зал.

Она скорее почувствовала, чем увидела, что Альбус напрягся во время разговора о забытых традициях за ужином.

Наблюдать за тем, как она общается со своими друзьями, или что-то делает, было странно. Она никогда не видела себя такой. Гермиона в воспоминании выглядела так, словно принадлежала к этой группе элегантных людей. А ее внутренние переживания были скрыты за маской. И также унизительно было наблюдать, как ее взгляд падал в сторону слизеринского стола.

Но разве смысл просмотра воспоминаний внутри Омута памяти был в том, чтобы следить за собой? Гермиона отвернулась и отошла немного в сторону, чтобы посмотреть на Тома Риддла. Неудивительно, что она так часто ловила его взгляд. Потому что он, не отрываясь, наблюдал за ней.

Это ее беспокоило.

Он был таким красивым при свете свечей. У нее никогда не было возможности спокойно смотреть на него. Она была слишком занята, пытаясь этого не делать. Но здесь было безопасно, и она не могла оторвать глаз. Гермиона смотрела за тем, как он наблюдает, взгляд его был осторожным, но в какой-то момент стал хмурым. Даже когда девушка — Мейбл Джеффрис, Мейбл-Мейбл-Мейбл, называй ее по имени — встала и начала кричать, Том все еще смотрел на Гермиону.