— А вот и наша маленькая пуффендуйка, — сказал Джеймс, но в его голосе не было прежней язвительности, когда он дразнил Лили, которая визжала от раздражения.
Ветер развеял остатки пара, и в толпе легко можно было увидеть Рона и его жену Лизу. Рыжий был уже не таким долговязым, как раньше, но все еще одним из самых высоких мужчин на платформе. Их дочь Роза была на год младше Альбуса, и поэтому кузены в течение многих лет колебались между близкими друзьями и заклятыми врагами. Сегодня они стояли рядом, игнорируя друг друга, пока их родители здоровались.
— Боже мой, — пробормотала Джинни, побледнев и уставившись на платформу ярдах в двадцати, — посмотрите, кто здесь.
Гарри проследил за ее взглядом и увидел, как еще один порыв пара окутал семью. Они были наполовину скрыты, а потом вокруг прояснилось.
Она смеялась, и почему-то это было лучшей и худшей частью всего этого. Конечно, он и раньше представлял ее здесь, с ними. Каждый год, когда он привозил Тедди, потом Джеймса, Альбуса, а теперь еще и Лили. Она была его единственной другой семьей, и он не видел ее лично в течение двенадцати лет — до сегодняшнего дня.
Рука Гермионы обнимала молодую темноволосую девушку. Рядом с ней стоял мальчик с такими же, поразительно красивыми чертами лица. Гарри знал, что это ее дети. Ошибки быть не могло. А рядом с ними, толкая тележку с маленькими коробками, стоял Том Риддл.
Они все еще были вне пределов слышимости, но Гарри увидел, как его старый враг сказал что-то своему сыну, и улыбка осветила лицо мальчика.
Сын Тома Риддла был так похож на своего отца, что, хотя Гарри чувствовал, как ногти Джинни впиваются в его руку, он не ощутил боли. Звуки платформы вернулись. Он даже не сразу понял, что потерял их из виду.
— Что они здесь делают? — прошипела она ему. — Я думала, он должен оставаться на этом гребаном острове.
Темноволосая семья остановилась у входа в вагон, который занимала их собственная большая семья.
— Его изгнание закончилось, — вслух осознал этот факт Гарри. — Я даже не заметил.…
Том Риддл, или как там его теперь звали, был свободным человеком уже два года и неделю, и Гарри этого не заметил. Теперь он был рад, что рассказал Джинни о случившемся, поклявшись жене хранить все в тайне. Конечно, он дал себе нерушимую клятву не делать этого, но Министерство не учло глубину ее знаний, и он нашел способ обойти закон.
Что, если парень из дневника был на том острове вместе с ней? — спросил он Джинни однажды воскресным утром много лет назад, и она на мгновение смутилась, а потом испугалась.
Насколько это плохо? — спросила она, побледнев.
— Я не знаю. Мы просто подождем и посмотрим.
По крайней мере, она знала о них и по крайней мере, она слышала об этом не в первый раз.
Новости о Гермионе и Томе просачивались, в основном от Рона, который либо не знал, либо предпочел не видеть, за кого вышла замуж Гермиона. Возможно, он и в самом деле не знал: ведь он никогда не видел Тома Риддла, никогда не притрагивался к дневнику.
Его отчеты были в основном положительными, в основном о Гермионе, с которой он встречался в школе и очень редко в обществе. Прошло время, и Джордж с семьей переехал на Идунну. Уизли предположили, что странная жизнь Гермионы была причиной ее разлуки — никто не знал, что она и Гарри не разговаривали годами.
Он слышал кое-что и из других мест. Гарри редко читал газеты — он так и не избавился от своего недоверия к ним — поэтому в основном просматривал статьи, если в них упоминали ее. Статус Гермионы вырос под влиянием ее острова, хотя она, казалось, не привлекала к себе внимания. Первые попытки Идунны установить демократию были восприняты как прогрессивные для всего волшебного мира, но не было никаких сомнений в том, что она оставалась главой государства. Освещение в новостях тоже было в значительной степени позитивным, поскольку мир маглов развивался быстрее, чем кто-либо мог себе представить, а остров становился все более привлекательным для тех, кто устал скрывать свою магию и не мог позволить себе жить вдали от маглов, как это делали богатые семьи. Он видел ее фотографии на протяжении многих лет, даже несколько с Томом рядом.
Гермиона посмотрела на них, и улыбка исчезла с ее лица. На мгновение они оказались в ловушке взгляда друг друга, а затем ее глаза скользнули в сторону, и, поймав взгляд Рона, она помахала ему.
— Почему она едва выглядит на тридцать? — проворчала Джинни, бессознательно приглаживая волосы. — Ей … им … должно быть, за девяносто. Чудовища.
Придирки жены успокоили Гарри, и он нежно улыбнулся ей.
— Я знаю, — сказала Лиза, неправильно истолковав настроение, — у нее, должно быть, есть самые удивительные зелья.
Гарри понял, что она больше не застыла во времени в свои двадцать с небольшим лет, и дети были правы. Но она и Риддл выделялись, слишком юные, чтобы быть родителями на этой платформе. Они обманули время и смерть, чтобы стоять здесь. Ужасно, что это сработало. И все же — он видел, как она наклонилась, чтобы утешительно поговорить с дочерью. Гарри ужасно скучал по ней.
— На что все уставились? — спросил Хьюго, оглядываясь. — О, смотри, папа ее знает, правда, папа? Она приходит в мою школу в конце каждого семестра.
Хьюго был прав: головы повернули люди со всей платформы. Странно, что именно Гермиона была сейчас знаменитой. Люди привыкли к Гарри, и ему это нравилось.
— В школу, куда нас не отпускали, — пробормотала Лили. — Все остальные ее знали.
Гарри проигнорировал старый спор о Риддл-Хаусе и, стряхнув с себя неожиданное воспоминание, огляделся в поисках исчезнувших сыновей. Джеймса нигде не было видно, но он заметил затылок Альбуса, его черные волосы торчали вверх, как у его отца. После сорока лет Гарри все еще не умел укладывать волосы, но черный цвет постепенно переходил в серый. Он протянул руку, чтобы погладить его, размышляя о том, что его средний ребенок больше всего похож на него и что он совсем не понимает своего тринадцатилетнего сына.
Альбус, как и следовало ожидать, стоял со Скорпиусом Малфоем, чьи густые упругие кудри были аккуратно подстрижены на затылке. Гарри был удивлен, услышав, что именно Малфой из всех людей переехал на остров и женился на коллеге Гермионы Алувани, но еще больше удивился, когда его собственный сын завязал тесную дружбу с их сыном. Скорпиус был хорошим парнем. Его младшая сестра вцепилась в руку отца. Малфой, поразительно бледный, как всегда, послал Гарри кивок и полуулыбку, их взаимное смирение с этой неожиданной связью уже давно уладилось.
Они никогда не были близки, но Малфой дважды привозил Скорпиуса на каникулы и один раз брал Альбуса на остров — общение было коротким, но приятным.
— Пошли, Лил, — Джеймс появился рядом с Гарри, очевидно, выгрузив свой сундук и сову. — Я помогу тебе устроиться. Ты можешь поехать со мной, — сказал он довольно любезно.
Старший сын Гарри был почти такого же роста, как он сейчас, и его голос, казалось, с каждым днем становился все громче. Он задумался, была ли доброта его сына к младшей сестре уловкой или побочным эффектом взросления, и послал мальчику предупреждающий взгляд.
— Спасибо, Джеймс. Надеюсь, я с тобой в Гриффиндоре, — сказала Лили в восемнадцатый раз за эту неделю, ее лицо светилось радостью, и все шутки о Пуффендуе были давно забыты.
— Ты окажешься там, где захочешь, — машинально сказал Гарри, хотя почти не сомневался, что скоро она будет в красном шарфе.
— Давай мы поможем тебе уложить вещи в купе, дорогая. О, у тебя здесь немного сажи, — Джинни шагнула к дочери с носовым платком в руке. Лили ловко увернулась и схватила тележку с чемоданом и совой.
— Нет, послушай, все будет хорошо! Я могу это сделать сама. Давай, Джеймс.
— Хорошо. Вернись и попрощайся перед отъездом, — крикнул Гарри вслед своим быстро убегающим детям.
— Конечно, папа, — крикнула Лили через плечо. Ее возбуждение было настолько сильным, что она чуть ли не болела в течение нескольких недель. Два года рыданий прошли, когда она отмахивалась от братьев, а потом обижалась на них за то, что они вернулись домой и отвлекли внимание ее родителей.
