Она произнесла слово «просвещение» так, словно оно было отягощено историей, словно его придавили каменными библиотеками и наделили чернильными и бумажными крыльями. Как будто это означало рассвет и закат одновременно.

— Просвещение, — сказал Гарри, но в его устах это было просто слово. — Так что ж. Какая у тебя, эм, специальность?

— Магическая теория, — сказала она, подходя к нему. — В своих последних исследованиях я фокусируюсь на создании заклинаний.

— Будь осторожна, Гермиона. Это… это потрясающе. Но играть в бога опасно.

— Если ты останешься, если присоединишься к нам и займешь место здесь, ты можешь стать моей левой рукой. Ты мог бы приглядывать за мной.

— Нет, — сказал он, сам себе удивляясь. — Я… У меня уже есть дом, своя жизнь и все остальное. Я не хочу начинать все сначала.

Она кивнула и на мгновение отвернулась.

— Мне очень жаль, — добавил он. — Но ты же знаешь, что я никогда не был кем-то вроде ученого.

— Дверь в Идунну всегда будет открыта, — сказала она. — Но мне кажется, я понимаю. Ты уверен, что счастлив как аврор? Посмотрев на то, как ты летаешь сегодня… ты лучший из всех, кого я когда-либо видела. И ты едва мог смотреть на Джинни.

— Я люблю Джинни, — сердито протестовал он.

— Я знаю, что это так, идиот, вот почему меня это беспокоило. Я думаю, ты завидуешь ее карьере, — прежде чем Гарри успел ответить, на террасу выскочила кошка цвета морской волны и завыла на Гермиону.

— А, вот и вы, — голос Рона объявил о его присутствии за несколько мгновений до того, как он появился за дверью. — Спасибо коту.

— Если вы хотите увидеть что-нибудь еще, — сказала им Гермиона, — этот кот проведет вас. Ее зовут Кассиопея. К сожалению, у меня есть несколько дел, которые я больше не могу откладывать.

— Спасибо за чудесный день, Гермиона, — сказала Джинни, обнимая подругу. — Мама готовит один из своих больших обедов в следующие выходные, мы будем рады, если ты присоединишься.

— Было бы замечательно, — Гермиона приняла предложение мира. — Пожалуйста, приходи сюда, когда захочешь. Мы еще не закончили процесс получения международной лицензии на аппарацию, но ты можешь написать запрос на портключ в любое время.

Комментарий к Остров яблок

Прекрасное место, если бы мы его экранизировали. То это было бы где-то в Исландии, определенно.

========== Отказаться от призрака ==========

31 октября 2006 года

В тот день, когда Том Риддл вернулся, на озере было очень тихо.

Школа прислала экипаж, чтобы забрать Гермиону, Гарри и двух невыразимцев со станции и отвезти их по длинной дороге к замку, и она могла увидеть сверкающую воду через маленькое окошко автомобиля. Оно было спокойным, отражая дикие пурпурные, красные, коричневые, золотые и зеленые цвета осени, не потревоженное ветром.

Это был Самайн, когда завеса между этим миром и тем, что простиралось за ним, была тоньше всего. Это был день, когда души умерших могли протянуть руку и коснуться земли. Это был день, когда Гермиона сдержит свое обещание Елене Когтевран и отправит ее в следующее приключение.

Она была Гермионой Грейнджер-Дирборн уже семь лет. За это время она основала школу и университет и стала катализатором нескольких социальных изменений, хотя лишь немногие из них были публично связаны с ней. Она привела в движение нечто большее, чем она сама.

Когда они подъехали к ее старой школе, она вспомнила свой последний визит в Риддл-Хаус, где видела детей из древних семей, играющих с теми, кто был первым волшебником в своей. Настоящие перемены требовали времени, но с каждым годом Хогвартс сообщал о все меньшем количестве случаев издевательств, связанных со статусом крови. Когда-нибудь, возможно, сами термины изменятся: в Риддл-Хаусе уже отказались от терминов «чистокровный», «полукровка, «маглорожденный», «сквиб».

Но, несмотря на всю свою занятость, Гермиона никогда не забывала о своем обещании Серой Даме. И, действительно, великая и необыкновенная жизнь, которую она выбрала, никогда не означала, что она забыла наследника другого основателя, чья душа была заперта в замке.

Не знаю, осталось ли в нем достаточно человеческого, чтобы умереть, сказал Хагрид Гарри давным-давно, подтверждая то, что она подозревала в течение многих лет. Они уничтожили крестражи Тома Риддла и разрушили созданное тело, в котором он хранил то, что осталось от него после того, как пытался убить Гарри. Но это не делало его… мертвым. Уничтоженным, конечно, но не мертвым.

И теперь, сегодня, когда ведьмы и волшебники по всей стране впервые за три четверти века открыто праздновали у костров, она освободит их обоих. То, что произойдет после этого, было предметом ее самых глубоких, самых тайных страхов и надежд.

— Вы действительно думаете, что это сработает, аркканцлер? — сказал невыразимец.

Конечно, они знали только о ее намерении освободить Елену. Никто еще не догадывался, что еще один наследник находится в пределах их пространства. Никто другой не мог знать, что много лет назад Гермиона оставила в Тайной Комнате ловец души, нити которого сплетались из тысячи серебряных воспоминаний. Воспоминаний о радости и любви, о матерях, держащих на руках своих детей, воспоминаний из детства, о братьях и сестрах, играющих, дерущихся, воспоминаний о первых поцелуях и провальных экзаменах, воспоминаний, которые сплели паутину того, что значит быть человеком во всех его глубинах и лучших моментах.

Она не знала, сделает ли он шаг назад или вперед, не знала, сможет ли. Но она знала единственный способ, из-за которого он когда-либо ощутит угрызения совести, чтобы его душа исцелилась — если у него вообще еще есть способность чувствовать. Это означало, что ему придется пройти через все то, что он упустил: через любовь, смех и слезы. Он был брошен и нелюбим. И она попытается дать ему способность сочувствовать, которой, как она считала, его лишила магия.

— Да, — ответила она как можно вежливее. — Иначе я бы не проделала весь этот путь, не так ли?

Прошло уже несколько лет с тех пор, как Гермиона нервничала, но перфекционистская тревога никогда полностью не покидала ее. И она не хотела предложить им на золотом блюдце вариант своей неудачи, оказавшись перед всеми преподавателями и десятками студентов. Однако невыразимец, казалось, не уловил напряжения в ее голосе.

— Этого никогда не делали раньше, — раздраженно прокомментировал он, в миллионный раз с тех пор, как Гермиона попросила разрешения сотворить заклинание. Она обратилась в Департамент, и в отличие от Идунны, в Британии она не могла творить любую магию, какую пожелает. А заклинание было магией на крови, хотя вряд ли его можно было считать за темное. Ей пришлось пойти на риск получить отказ, потребовались годы, чтобы убедить их.

Но она нуждалась в них: не в последнюю очередь потому, что если бы (немыслимо, невозможно, и все же, если бы) Том Риддл отступил назад, а не вперед, невыразимцы могли бы сказать, что наблюдали за заклинанием, наблюдали за созданием элементов, которые Гермиона будет использовать, и одобрили ее теорию.

Побочный эффект, сказали бы они. Невозможно предсказать.

А Гарри … ну, Гарри был здесь, потому что он был Мастером Смерти, хотя он думал, что просто представляет Министерство и помогает своей старой подруге.

Озеро было таким тихим, что это было неестественно, подумала она, демонстративно оглядываясь в окно, чтобы избежать раздражающих банальностей. Возможно, сам Хогвартс ждал, когда его освободят от тысячелетних уз, которые уже давно износились. Привязка старой школы к их родословной, без сомнения, казалась фантастической идеей тысячелетия назад. Была способом сохранить школу процветающей, сильной и безопасной. Но теперь, когда две линии закончились, одна сломалась в слабости, а последняя сломалась и обезумела, это казалось верхом глупости.

Она сказала им, что в Хогвартсе не должно быть пустых комнат и осыпающихся потолков. Она считала, что он становится слабее с каждым годом.