За прошедшие недели он научился целовать ее там, как только его язык и пальцы могли заставить ее извиваться под ним. Но на этот раз был дополнительный уровень. Предвкушение того, что они, наконец, пересекут ту последнюю черту. Что он оттягивает неизбежное, продлевая так ее удовольствие и разочарование, исследуя ее заново.

Он довел ее до оргазма, его руки царапали ее бедра, пока он все еще удерживал ее вокруг своей головы, а пот бисеринками выступал между грудей. Время здесь было вне их, неуместным и столь далеким.

И когда он вошел в нее, остановившись на мгновение, она поняла, что пути назад нет. Она не могла сторониться того, что ее тело чувствовало себя полноценно и счастливо, когда они переплелись друг с другом, словно змеи на дверях комнат. Этот акт вышел за пределы простого секса, который она испытывала раньше. Он был таким интимным, медленным, нежным и за пределами сознания.

Это было похоже на долго горевшие угли, раздуваемые кислородом, внезапно вспыхнувшие пламенем. Это было похоже на то, что ее тело превращалось в расплавленную магию. Это было похоже на мир, созданный только из них двоих, где у него не было начала, а у нее — конца. Это было похоже на отчаянную потребность закончить, будто не существовало другого конца. И, похоже, занавески кровати вспыхнули, потрескивая опасно и незаметно, когда она закричала.

Он задрожал, прижимаясь к ней, и они цеплялись друг за друга, лежа на кровати Салазара Слизерина, пока огонь распространялся, уже привлекая их внимание. И, похоже, они бросились гасить его, обнаженные и посмеивающиеся, прежде чем снова лечь на спаленное бархатное пуховое одеяло. А в глубине его груди вибрировал грохочущий звук радости.

Комментарий к Маленькая Алиса упала в нору

Уф, ну что скажете? Похоже на примирение?

========== Безмятежные дни. Часть 1. ==========

В нем и любовь, и желания, шепот любви, изъясненья,

Льстивые речи, не раз уловлявшие ум и разумных…

Гомер. Илиада.

Когда он проснулся, его переполняло чувство торжества.

В Комнате было холодно. Огонь в камине погас, и мягкое, тонкое тепло ее обнаженного тела прижалось к нему.

Гермиона все еще спала, сдвинув брови, со странно милым пятном на надутой нижней губе, которую он в последний раз прикусывал всего несколько часов назад. Она выглядела моложе и более уязвимой, и все же, когда его глаза привыкли к свету, он увидел ее палочку в пределах легкой досягаемости.

Том подумал, что она была сломлена ровно настолько же, как и царственна. И все же она доверяла ему. Гермиона Дирборн принадлежала ему, привязанная к нему убийством и телом. Она была его, но занимала роль, которую он никогда бы не допустил. Она была его, но при этом королевой.

Его желудок громко заурчал в тишине комнаты.

Теперь Гермиона оказалась в его владениях: добровольно попробовала зернышки граната*. Здесь, в его Комнате, где сам воздух оседал на его коже, как шепот силы.

Они подожгли кровать.

Было трудно не почувствовать самодовольства от того, что он был так же хорош в этом, как и во всем остальном, что он когда-либо пробовал. Трудно не почувствовать себя богом.

— Ты — воплощение магии, — прошептал он, проводя длинным бледным пальцем по гладкой дуге ее бедра. В детстве ему говорили, что ад полон огня, но он знал, что все наоборот. Он оставил ад позади в возрасте четырнадцати лет и однажды сожжет его дотла.

Гермиона что-то пробормотала и крепче прижалась к нему, прячась от холода. Он потянулся за своей волшебной палочкой, которая с грохотом упала на пол ночью, и разжег огонь в камине.

Тому редко снились сны, но если и снились, то они были о власти или кошмары о сиротском приюте. О том, как он был богом и получил от него наказание. И совсем недавно ему начала сниться она. Ему снилось, как он вскроет ее, как чернильные слова выплеснутся наружу вместе с ее секретами. Ему снилось, как он взял ее, и как она умирает. Снилось, что ее забирают, убивают и мучают. Сны были горькими и восторженными, но были вдребезги разбиты, искорежены и сломаны.

Сон, от которого он пробудился сегодня, был новым. Это был летний день в саду, и он, наблюдающий за тем, как она читает. Во сне она ела клубнику, этот надутый ротик обхватывал красный плод. Сон был одновременно нежный и необъяснимо эротичный. Это выбило его из колеи.

— Темпус, — скомандовал он. Всего пять часов утра субботы. И не было никакой необходимости еще несколько часов покидать этот подземный мир. Возможно, что ни того, ни другого не хватятся до обеда. Он притянул ее ближе к себе и начал размышлять.

Теперь, когда он попробовал это, он понял, почему греки строили лагеря на берегах Трои и ждали в течение десяти лет. Почему даже самые скучные студенты из его факультета выставляли себя дураками из-за женщин.

Но это было не то, что было у них. Это было намного выше всего, что эти глупцы называли любовью. В этом мире было две прекрасные вещи: сила и Гермиона Дирборн.

Он понимал, что убьет любого, кто попробует забрать ее. Понимал, что когда она смотрела на него, то видела именно его.

— Ты мое создание или моя погибель? — спросил он вслух.

— И то, и другое, — сонно пробормотала она, наконец, пошевелившись. — Сколько сейчас времени?

— Только пять, — заверил он ее. — Никто не хватится нас еще несколько часов. Ложись спать.

— Не делай так больше. Не отталкивай меня одной рукой и не притягивай ближе другой.

Она никогда раньше не казалась такой уязвимой, и он почувствовал, как что-то шевельнулось в нем, возможно, тень чувства вины.

— Не буду.

— Я не должна тебе доверять, — прошептала она в темноту комнаты, — но я доверяю. Если ты предашь меня, то я убью тебя.

В ответ он скользнул рукой к месту соединения их тел, где уже было горячо, и делал ей приятно, пока она полностью не проснулась, извиваясь под ним. Тогда он снова оказался внутри нее, ощутив ту магию, которую они никогда не проходили на уроках. И снова почувствовал сладкий триумф и что все это было похоже на форму чего-то божественного.

***

После этого наступили безмятежные дни, которые не могли испортить даже экзамены. Весна сменилась летом, и шотландское нагорье наслаждалось теплой погодой, а горы купались в лучах июньского солнца. Время, казалось, ускорилось, пока стремительно приближались ТРИТОНы. Будто они дошли до вершины лестницы, находящейся на краю утеса, с которой должны были спрыгнуть в мир за пределами замка. Их сверстники стали раздражительными и переутомленными. Двое студентов уже лечились в больничном крыле после приема запрещенного усилителя памяти, а еще один — от передозировки энергетических зелий.

Они занимались на открытом воздухе, претендуя на место у озера, которое было только для них двоих. Повторение тем стало не столько рутиной, сколько наслаждением, когда у них было время похвастаться перед друг другом умом и сообразительностью — амбициозные, беззаботные и счастливые. Гермиона сдавала эти экзамены раньше, поэтому могла позволить себе не беспокоиться о результатах во второй раз. А Том просто не мог представить себе, что у него что-то плохо получается.

— Нет, — говорила она, ликуя, — это Марион, а не Мэри Фишборн создала Напиток живой смерти.

***

— Ты знаешь, где яблоки? — спросила она Серую Даму, когда та ждала ее в комнате вечером в среду, пока другие девочки занимались внизу.

— С диадемой, в месте, где я умерла. Принеси мне карту, и я покажу.

Гермиона призвала волшебный атлас из самых глубин своего сундука, и Серая Дама показала ей приблизительно ближайшее место в лесу. Это был радиус в несколько километров — задача не из легких.

— Один парень… мой друг со Слизерина… он найдет тебя, чтобы спросить о диадеме. Можешь рассказать ему, если захочешь, но не упоминай о яблоках. Сначала их найду я. Пожалуйста.

— Он уже много раз говорил со мной, но я здесь из-за тебя, дочь Елены. Ты единственная, кому я расскажу о яблоках.

Гермиона прекрасно понимала, что это более важная тайна, чем диадема. И эту тайну надо хранить от Тома. Они оба будут в поисках, но она должна найти их первой, чтобы скрыть от него истинный источник бессмертия.