- Я… дело только во мне. Ты – самое лучшее, что произошло со мной в жизни. Но… я тебя недостойна, - тихо ответила Оксана.

                   Следователь ошарашено повернулся к ней:

     - Это и есть та самая веская причина, по которой мы не можем быть вместе?

                   Женщина положила руку на щеку своего любимого мужчины и, заглянув в его глаза, всматриваясь в самую душу, прошептала:

     - Прости меня за все. У меня слишком много проблем и комплексов... личных, внутренних, мне трудно об этом говорить и… я не хочу, чтобы ты страдал.

     - Я уже страдаю! – Крашников смотрел на Городовую глазами, полными боли, любви и отчаяния. – Страдаю так, как никогда не страдал! Если ты любишь меня – избавь меня от этого. Просто будь со мной!

                  Городовая молчала, продолжая гладить его щетинистую щеку.

     - Ответь мне сейчас и мы больше не будем к этому возвращаться, - твердо, но тихо попросил Крашников. – Если любишь – твои проблемы будут нашими, общими, и мы попробуем их решить. Только скажи. Если не любишь – я пойму. Переживу. И все - равно буду рядом, потому что не могу по-другому.

                   Секунды тишины, повисшие над следователями, свинцовыми каплями падали на их горячие головы.

     - Я люблю тебя. Всегда любила, - наконец ответила Городовая, так же тихо.

                   Крашников закрыл глаза, ощущая как волна невероятного облегчения и глубочайшего счастья накрывает его, и поцеловал дрожащую руку Оксаны.

     20

                   Утро выдалось серым и ветреным. В приоткрытое окно прорывался холодный воздух, который своим дуновением разбудил Городовую. Она открыла глаза и посмотрела на часы на экране телефона, лежавшего рядом на тумбочке. Не было еще и семи утра. Постепенно в памяти восстанавливались события вчерашнего вечера, вызывая приятную теплоту где-то в груди. Диван был расправлен, рубашка и джинсы Крашникова лежали рядом с ее вещами на полу. Самого Крашникова рядом не было, однако, она услышала аромат кофе, доносившийся из кухни. Медленно усевшись на диване, Городовая потянулась, улыбнувшись своим ощущениям, и уже хотела отправиться на кухню к Крашникову, как ее прошиб холодный пот – она вспомнила сон, который приснился ей этой ночью.

                   Это был именно такой сон, какие снились ей раньше и помогали в расследованиях, она сразу поняла это. Она находилась на кладбище. Столько крови… И яблоки. Повсюду были яблоки, залитые кровью. Что все это значило? Это должно касаться расследования, но… Яблоки? Разве она когда-либо с кем-то обсуждала… яблоки? Городовая стала мысленно прокручивать все детали и подробности расследования, вспоминая, когда и при каких обстоятельствах речь могла идти о яблоках. Что за чушь, при чем тут вообще яблоки?! Но она уже не могла думать ни о чем другом. Ее захватил азарт – зудящее, будоражащее чувство, которое овладевало ею раньше при каждом расследовании и не давало остановиться, пока дело не будет раскрыто.

                 Ей стало просто необходимо прямо сейчас просмотреть документы и фотографии по делу еще раз. Она снова становилась самой собой.

                  Вскочив, собрав в охапку свои вещи и прихватив чистое нижнее белье и полотенце, она побежала в ванную. Наскоро приведя себя в порядок, она оделась и выскочив из ванной, столкнулась на пороге с Крашниковым.

     - Где пожар? – удивленно спросил он.

     - Нигде. Все хорошо, мне снова нужно просмотреть фотографии и документы, - Городовая чмокнула следователя в щеку и начала обуваться.

     - А что за срочность? Может, позавтракаем?

     - Нет, мне нужно увидеть их прямо сейчас.

     - Ну, хорошо, хорошо, - Крашников снова увидел знакомый блеск в глазах Городовой и понял, что останавливать ее бессмысленно. – Ты иди, а я догоню.

                   Когда Крашников заканчивал эту фразу, Городовая уже спускалась по лестнице, не дожидаясь его одобрения. Вздохнув, он закрыл за ней дверь, улыбнулся и пошел одеваться.