Мне позволялось многое — даже Янтарный дворец я перестроила согласно своему вкусу и поселилась в нем.

Я всегда знала, что меня отдадут как залог политического союза за самого выгодного претендента, но я недооценила отца. Мой жених, ко всему прочему, обладает привлекательной внешностью и молод. К тому же у него хороший характер. Я, наверное, была бы даже рада уехать вместе с ним к синну, хоть мне и внушали с детства, что наши восточные соседи варвары.. Однако теперь мы оба — заложники мира, заключенные в Тхай-Эт.

Огромную страну я вижу тюрьмой.

Весною свадьба.

Если бы отец ненавидел меня! Но он обращается со мной почти как с любимой дочерью. С одной лишь разницей — он меня вовсе не любит. И это знают все. Он даже гордится моей независимостью, ибо знает, что в любую секунду сможет поставить меня на место.

А я… я веду себя так, как должно дочери Благословенного. Я ношу не красящую меня одежду с гордостью и даже пытаюсь казаться в ней привлекательной. Я выказываю презрение к дикарям синну, делая вид, что не помню, откуда родом была моя мать. Я держу возле себя женщин высокого рода, потому что ими должна окружать себя дочь повелителя, ими, а не любящими людьми".

Дом-на-реке…

У Юкиро болело плечо. То ли рукой неловко двинул, то ли иное что. По таким пустякам звать врача не любил. Однако в купальне плечо совсем разболелось. От горячего пара, что ли? Поморщился — только этого не хватало. Услышал робкий голос:

— Мой господин… позвольте…

Сначала даже не понял. Потом увидел — мальчишка указывает на его руку. Согласно кивнул — хуже не будет.

Тот дотронулся неуверенно — а потом пальцы обрели ловкость опытного целителя. Словно сквозь кожу проходили они, снимая боль.

— Хорошо, — удивление было в голосе Благословенного. — Тебя учили лечить?

— Нет, мой господин, — не поднимая глаз говорил, руки сложив перед грудью. — Я сам… с детства.

Юкиро мельком глянул на второго, в чьих руках переливалась шелковая одежда, взял, сам накинул ее, подождал, пока завяжут пояс, и, бросив короткий взгляд на того, кто снял боль, жестом велел: «Останься».

…Последнее, что заметил Йири, растерянно глядя вслед уходящему, — полный великолепной насмешки взгляд Хиани.

В этих покоях он не часто бывал раньше — и всегда не один, и всегда чем-то был занят. А сейчас Благословенный велел ему ждать — а сам задержался, проглядывая какую-то бумагу. И Йири осмелел немного, даже голову поднял, глянул на стены. Тут жила красота — и звала: «посмотри на меня»…

…Он забыл, где находится… Узор, переливавшийся на занавесе, был довольно простым — по голубому фону сиреневые первоцветы в золотых каплях росы. Узор легкий, изысканный — и так похож на тот, что он видел на платье Лин, когда она нарядилась в честь весеннего праздника и вышла на мостик…

Юкиро наблюдал за ним уже минуту. Тот стоял, не сводя глаз с занавеса, затем протянул руку, коснулся его кончиками пальцев, словно трогал присевшую на листок стрекозу.

— Нравится?

Мальчишка вздрогнул и обернулся — лицо было растерянным и удивленным. Потом глаза стали огромными, темными и перепуганными. Он стремительно принял позу полной покорности.

— О! Простите меня…

Кажется, он был настолько испуган, что забыл, как надо обращаться к повелителю. Юкиро подошел к занавеске, вгляделся в рисунок.

— Нравится?

Мальчишка чуть приподнял голову.

— Очень, — прошептал еле слышно.

— А мне не очень. Что-то не так.

— Может быть… первоцветы?… Они выглядят слишком уверенно, словно уже середина лета — но ведь они первые…

Юкиро посмотрел на него. Улыбнулся.

— Встань. Любишь цветы?

Йири не был готов к разговору — поэтому отвечал, не раздумывая.

— Да, мой господин.

— И какие?

— Лесные больше всего.

— А те, что растут в моем саду? Неужели они хуже лесных?

— Я… мало что видел. Но те, что я видел, не хуже. Просто они слишком горды и вряд ли захотят разговаривать даже с бабочками, не говоря о людях.

— Подойди к окну и посмотри, — Юкиро давно не встречал такое занятное существо. Мальчишка еще не пришел в себя окончательно — Юкиро и не собирался этого дожидаться. Будь у него иное настроение, он бы не обратил внимания, кто перед ним вообще. Но сейчас ему было интересно.

— Что скажешь?

Мальчишка стоял у окна. Он видел лишь маленький уголок сада, к тому же затененный сумерками, но и этого было достаточно, чтобы смотреть не отрываясь. Сад был заметно тронут осенью, но это и придавало ему странную, потустороннюю красоту. Цветов было много: и утренних, и тех, что раскрываются к ночи. Большинство — красных и золотистых. Изваяния из бледно-желтого камня — как стражи цветов. Темная листва блестела в свете заходящего солнца.

— Достаточно. Ты так всю ночь простоишь.

Он обернулся — и лицо его было совсем детским и восхищенным. И это наивное выражение медленно соскальзывало с лица.

— Ты пробовал рисовать?

— Да, мой господин.

— Как тебя зовут?

— Йири, мой господин.

— Почти «ласточка»… Посмотри на меня. У тебя необычный взгляд — доверчивый и закрытый одновременно.

Он еще ниже склонил голову.

— Простите… Я был должен молчать.

— Вовсе нет. Ты должен исполнять то, что я прикажу.

— Да, мой господин.

В комнате было прохладно, Юкиро часто оставлял приоткрытым окно вплоть до холодов. Угли в жаровнях потрескивали, легкий запах пряных трав плыл по комнате. Йири опустил ресницы, губы его вздрогнули. Юкиро внимательно следил за ним.

— Тебе грустно? Почему?

— Осень… Осенью мне все кажется, что я вижу костры, вокруг которых собираются души. Сумерки… это время айри.

— Ты думаешь об этом даже здесь, во дворце?

— Это… всего лишь стены. Для них же нет преград.

— Хватит, — негромко сказал Юкиро. — Идем со мной. Несмотря на странности в твоей голове, думаю, ты знаешь что к чему.

— Да… — он оглянулся на окно, как бы ловя слабый ветерок…

— Я сказал, хватит. Опусти створку. И закрой занавеску.

Хиани встретил его примерно таким же взглядом, как и проводил. А Йири хотелось остаться одному, не видеть этой откровенной насмешки. Среди медового цвета утвари казалось тепло и уютно. Он завернулся в шелковое покрывало. Ему нравился шелк — холодный и так быстро теплеющий, безразличный и ласковый. Это было единственное из роскоши, к чему привыкать не потребовалось.

Хиани оказался потрясающе проницателен — он разогнал всех желающих поговорить с Йири и сам к нему не приближался.

Голова болела с утра. Тучи плыли по небу, все никак не решаясь пролиться дождем. И заботы, как тучи. Мальчишка-правитель сууру-лэ, мечтающий о войне. Пока ему не дадут воли — но сколько такое продлится? И синну, требующие, чтобы Хали ушла жить к ним, в бескрайние пыльные степи. Он согласился лишь на краткий визит — и пока они присмирели. Сейчас любой ценой нужен мир с этими дикарями. Но если для тхай даже разговор с ними — великое одолжение, что уж говорить об уступках?

Он вспомнил вчерашнее — забавно… Усмехнулся.

— Пусть придет тот, со взглядом олененка. У него такое имя — почти название птицы. Один.

…Оказалось, он умеет рассказывать занятные вещи — и сам в них при этом верит. Наивная вера напомнила повелителю Тооши. Но этот был — сиини. И не только рассказывал… И прошла головная боль.

— Теперь мне идти, господин?

— Останься. Ты занятное существо. Твое общество меня развлекает. Кстати, ты ведь северянин, верно?

— Да, мой господин. Я…

— Не смотри так испуганно. Север — такая же часть страны.

— Но… откуда… — мальчишка осекся, опустил глаза.

— Северный говор трудно спутать с другими. Хотя у тебя он не слишком силен. Однако только уроженец Тхэннин называет луну белой рыбой. Чешуйки белой рыбы — лунные блики…