— Вестник?
— Орлы слишком гордые птицы, чтобы нести малую весть. Если он и впрямь посланец Неба, послание его серьезно.
Розовые метелки-соцветия пахли сладко, и копыта коней приминали их — а орел не отставал от скачущих.
— Вестник? И к кому же он прилетел?
— К первому увидевшему, — засмеялся кто-то, а Найли довольно вскинул подбородок. Орел… высокая честь — получить знак от такого вестника.
* * *
Йири мельком взглянул на набросок — заколка в виде раскинувшей крылья птицы. Аоно просил — по этому рисунку хотел сделать подарок племяннице. Немного недобрая получилась птица, шею изогнула пренебрежительно — пожалуй, не подойдет для подарка.
Йири привык — когда берет кисть, рука наливается тяжестью. Словно и то, что когда-то любил, отныне запретно. Сам себе запретил — вот тело и слушается. Оно всегда слушается, как инструмент хорошего музыканта.
Но птица… нехорошо получилось. Девочка заслуживает лучшего.
Йири поднес листок к зажженному светильнику, но стремительная рука заслонила огонь, касаясь пламени.
— Нет!
— Найли, ты что?! — схватил того за руку, отвел ладонь от огня. — Ожог будет!
— Пусть! Рука… ерунда!
— Сумасшедший. Ты же лучник — и калечить себя из-за такой мелочи, — бросил листок на стол, и бумага, описав полукруг, упала мягко.
— Да что мне лампа, если от иного огня нет спасения?! — Найли бросил взгляд на рисунок. — Птица эта… неправильная! Нарисуйте орла, которого вчера видели!
Йири глянул на юношу с удивлением:
— Орел — девочке? Что с тобой, Найли?
Тот преклонил колени — резким движением, словно упал. Йири вскинулся — поддержать. А Найли протянул вперед ладони — легкое безумие во взоре. Слова порывистые, даже дерзкие — из самого сердца:
— Я не могу без вас. Позвольте быть рядом всегда. Возьмите мою жизнь, мою душу — все, что у меня есть. Иначе я не смогу.
— Ох… Какой же я дурак… — отвернулся, прикрыл глаза на секунду. Кончиками пальцев коснулся плеча Найли.
— Встань…
Взгляд — надежда и пламя, теперь понятно, почему не боялся огня. Светильник — ерунда по сравнению с пожаром внутри.
Целый миг, долгий, Найли испытывал ликование — потому что сказал наконец и видел на лице господина не гнев, а… не сразу осознал, что именно.
Растерянность. Ужас. Но только один миг… Потом лицо застыло, и то, что Найли счел отражением своего огня, ушло. Господин отвел руку и отступил — мягко и плавно.
— Ты дорог мне. Очень. Но не ко времени подобные разговоры.
— Почему? Разве время отведено для всего, даже для биения сердца?
— Пожалуй, что так… Возвращайся к людям Внутренней свиты.
— Вы хотите прогнать меня?
— Нет… Я должен закончить обещанное, и есть другие дела.
— Разве я вам мешаю?
— Найли! — мерцающий голос прохладнее стал.
— Без вас я умру, — шепчет Найли.
— Не надо разговоров о смерти. Иди… я пришлю за тобой.
— Как скоро?
— Ты вынуждаешь меня отвечать так, как нужно тебе?
Лицо Найли вмиг потеряло все краски, кроме одной — белой.
— Простите.
С поклоном — вышел. Стремительно. На пороге покачнулся. Не видел темного, встревоженного взгляда вслед.
А потом взгляд наместника вновь стал отрешенным.
Дни потянулись. Каждый такой день, словно пытка, не прекращался никак, проходил под пристальным, умоляющим взглядом — хоть слово скажи, посмотри в мою сторону! Поначалу и говорил, и смотрел — как и раньше, только самую малость расстояние увеличил. Потому что совсем, как раньше, нельзя поощрение ложных надежд. Но и подобное обращение не помогло. Тогда суше стал говорить, реже оставлять подле себя и с поручениями посылать — других.
И сухие воспаленные глаза следили за ним все более обреченно. Пытался поговорить — поначалу Найли и сам был рад таким разговорам, потом стал избегать. Да и желания говорить уже не было. Только тяжесть на сердце.
Те-Кири всегда чутко ловил ветер. И как этот неторопливый пожилой человек всегда оказывался в курсе событий?
— Вас не устраивает больше Найли Саэ, Высокий?
— Я хочу отослать его. Пусть вернется туда, где обучался — там остались друзья; или уезжает к родне в соседний город. Пусть выберет сам…
— Он провинился в чем-то?
Неугомонный старик! Почтительно держится, а любопытство так и светится во взоре.
— Нет. Я всем доволен.
— Подпишете приказ об его отъезде?
— Ни в коем случае. Просто скажу…
Старался не представлять себе этот разговор заранее. Не пьеса, где нужно заучивать слова. Завтра… если сумеет. И «если», пожалуй, излишне.
Он разбирал бумаги, как всегда по утрам. Шорох листов успокаивал. Да… Йири всегда казался спокойным, но постоянно был настороже — тут, в Окаэре. Отпил немного медового настоя из маленькой чашки — Те-Кири чуть ли не силой заставлял молодого господина пить и настой этот, и всякое зелье из трав — заботился о здоровье. Дай ему волю, командовал бы, словно малым ребенком… Йири улыбнулся, вспомнив ворчанье управляющего.
Потом вышел в открытую галерею, долго смотрел на реку Иэну. По воде плыли осенние листья. В Сиэ-Рэн были совсем другие деревья.
Ивовый остров.
В столице он вспоминал дом. А сейчас А дом… далеко.
Йири вернулся в свои покои. Мальчишка возник рядом. Одним движением плеч Йири скинул хаэн ему на руки. Мальчишка с поклоном исчез. А Йири, хоть только что вернулся с открытого воздуха, стал у окна. Холодный горьковатый ветер метался по ветвям кленов и северных лип. Все предвещало дождь — но Йири знал, что дождя не будет. Пока. А скоро начнутся ливни. Осенью в предгорье Юсен не слишком уютно. Горы в дождь и туман — плачущие великаны…
— Господин… позвольте, — послышалось из-за дверного полога — наместник часто обходился лишь им, оставляя дверь приоткрытой.
— Что там еще? — он не любил, когда его беспокоили.
— К вам госпожа Юхимэ… Позволить ей войти?
— Хорошо. — Он был удивлен, и встревожен — она никогда не пришла бы к нему просто так.
Занавес откинулся, и девушка оказалась в комнате.
— О, Иями, что случилось? — Йири стремительно шагнул к ней. Глаза Юхимэ были красными, губы дрожали, всегда безукоризненно уложенная прическа ныне держалась на честном слове.
— Что ты сделал с ним?! — хрипло произнесла девушка. Розовые цветы на ее атласном гэри казались насмешкой над искаженным горем лицом. — Что ты сделал?!
— С кем?
— Мой брат мертв.
Йири застыл, прикусив губу. Медленно отвернулся. — Как?
— Анарой по горлу… Почему, господин Окаэры?!
Несколько мгновений он молчал, потом произнес:
— Ты и сама можешь понять. Слова излишни.
— Излишни? Меня это не касается, так? А кого касается то, что мой брат, полный жизни и сил, уходит в огонь?!
— Ты обвиняешь в этом меня?
— А кого мне еще обвинять? — голос почти уже не слушался ее. — Я видела, как он тенью ходил за тобой, как был счастлив исполнить малейшее поручение, как смотрел… А ты позволял это — и держал его подле себя. Ты же знал, какой он горячий и гордый! Я видела, как он замкнулся в себе, когда ты стал делать вид, что его не существует! Ты… теперь ты доволен?! Он отдал тебе свою кровь, оборотень! Если Найли сейчас смотрит на нас, он подтвердит!
— Я этого не хотел, — Йири остался внешне спокойным. Но смотрел печально.
— А чего ты хотел? Дальше мучить его?
— Каждый делает выбор сам. Жаль, что он сделал такой. — Он посмотрел в глаза девушке. — Человек не должен никого подпускать к своему колодцу, да? Опасаясь, что потом у него потребуют всю воду вместе с домом? Так правильно, Юхи?
— Ты… еще можешь говорить о неправильном???
"Не помню, что я ему кричала. Силы изменили мне, ноги подкосились. Он подхватил меня, усадил на циновку, не отпуская. Что-то сказал. А я… ждала, не появится ли знак «лапка» на его лице. В комнате был полумрак… оборотень бы мог поменять облик. В любом случае я скоро оставлю этот мир. Никто не может так вести себя с наместником Окаэры и остаться безнаказанным. А он… тем более не позволит. Наши, ты слышишь меня?
