– А у тебя во сколько смена начнётся? – спросил нежданный гость.

– Скоро, час – полтора…

– Отлично!  Я просто хотел сказать, что ты мне очень понравилась. Ещё с того дня у шлагбаума, когда помахала рукой, помнишь? И потом, в посёлке, повстречались. Ты снова шла на работу, а я хотел…

– Что? – Она не услышала добрую половину слов, искала способ, как выпроводить Максима и внутренне содрогалась от ожиданий – лишь бы не вышла на улицу тётя Полина.

– Ну, хотел пригласить тебя немного прогуляться, раз до смены еще время есть. На закат посмотреть.

Леся взглянула на красное солнце над стеною леса, – великолепно и так притягательно вкусно похожее на вальяжно лежащий на блюде спелый гранат, посмотрела на алые лепестки заката, васильковое небо, – и эта умиротворяющая красота отодвинула беспокойство, тронула тихо сердце и вновь она вспомнила о прогулке.

– А куда? Я не могу далеко идти, скоро моя смена.

– Не далеко, – встрепенулся Максим, – вон, на гору. – Он показал на пологий холм рядом с кромкой леса.

– Хорошо.

Они вышли через калитку позади двора. Леся молчала, сжимая в кармане платья волшебный гребень. Он не кололся больше, но и всё же ладонь не грел. Превратился будто в обычную вещь или быть может хотел сказать, что не о чем беспокоиться. Тропинка извилистой лентой неспешно вела к холму, слышался запах трав и стрёкот кузнечиков.

– Кстати, у вас красивое платье, – разбил тишину Максим.

Переход на «вы» слегка удивил Алесю, показался странным, но более искренним что ли, как будто в первую и вторую встречу, даже сейчас у старого дуба, он совсем другим человеком хотел представляться. Взглянула мельком на знакомца-взлохмаченного и не увидела прежнего жара, который пылал в глазах, пугал и гнал, заставлял напрягаться всем телом, давил на горло. Его та навязчивая суетливость куда-то пропала. Они дальше шли, едва перебрасываясь словами о том о сём: о новом платье, о крепости, что приехал он реставрировать, о жизни в городе и о природе. Холм тем временем приближался, и в какой-то момент Максим попытался даже дотронуться до ладони прекрасной спутницы, но тут же отдернул руку, потому что она сорвалась тут же с места, точно пушинка гонимая ветром, и побежала вперед – к подножью холма.

Нагнал он её уже наверху. Стояли молча, повернувшись к закату. С упоеньем она смотрела на любимую кромку леса, поля полосатые и, еле заметные вдалеке, крыши домов  родного поселка. Уже сильно завечерело и солнце на половину утонуло в косматых лапах елей.

– Вот и всё. Я дома. – тихо, сама себе прошептала Леся.

– Ай, ай, ай, а кто это у нас тут так поздно гуляет? – послышался веселый голос.

С другой стороны холма, по тропинке, из-за высоких кустов лещины приближались молодые люди. Их было двое – один высокий, крупный, на вид лет тридцать, но скорей поросячья внешность, круглые щёки, заросшие щетиной, и тяжелый взгляд делали старше его по сравнению со вторым. Второй пониже, тощий и в стельку пьяный, в руке нёс бутылку на половину пустую и с чем-то тёмным внутри. Леся смотрела в недоумении на эту парочку, затем повернулась к Максиму, а тот, как будто замёрз, стоял весь растерянный, словно и не понимал, что сейчас делать и как ему действовать. Они подошли, обступили.

– Макс, а где одеяло? – воскликнул тощий и засмеялся, оскалив щербатые зубы.

Максим открыл было рот, чтобы ответить, но от удара в солнечное сплетение согнулся и рухнул в траву. Его лицо исказилось болью, а свиномордый, который нанес удар, сел перед ним на корточки и стал тормошить, успокаивать, звать по имени.  Леся даже не успела вскрикнуть. Ладонь с запахом тухлой рыбы плотно закрыла рот, потянула вниз, бедняжка рванулась в попытке бежать, но в тот же момент её смяли, бросили на траву и прямо в лицо ударил тяжелый и затхлый запах. Затем чьи-то пальцы грубо рванули за волосы. Крик, от боли, отчаянья и обиды, захлебнулся в обжигающей горло, вонючей жиже, которая резала, жгла, кромсала внутренности, как огнём – заставляла беззвучно вопить, хватая воздух, точно выброшенная на берег рыба. Сил отбиваться становилось всё меньше. Вконец обессилев, Леся упала на спину, лён затрещал по швам на её груди, и потом осталось лишь небо – глубокое синее небо, качающееся над головой. И едкая горечь на мокрых от слёз щеках.

 А Максим всё никак не мог прийти в себя. В голову словно залили цемент – отказывалась соображать. Лишь застыла перед глазами единственная картинка – белая лошадь, скачущая в черном квадратике. Болел живот. Не прикоснуться. Сквозь щёлочки глаз увидел нос, нос упёрся в стекло. Чернота в глазах, тело в какой-то нелепой позе свернулось, точно тряпичная кукла, в зюзю, и кажется где-то болтается там внизу под шеей само по себе. «Леся. А где Леся? – крутанулись в мозгах шарниры. – Что это было? Было? Что?». Урчанье мотора.

– Макс, оклемался. Чего там бубнишь? Отошел? – как пули, летели, в уши слова. Откуда-то сбоку. Максим с трудом повернулся. Глаза открывать не стал.

– Ну, молоток. Считай, ничего не должен. – спокойный увесистый голос слева.

Или не слева. Хотелось сказать: поднимите мне веки. Сам поднял, посмотрел, – пацаны.

– На хрена вы вылезли, пацаны? – промычал убитый алкоголем романтик.

– О, голос прорезался! А на хрена ты вискарь весь вылакал, алкаш, что отдавать-то будешь? – тот, кто стрелял словами в уши, теперь откровенно ржал.

Сквозь взбитую муть сознания стали видны какие-то тени, затем они постепенно приобретали плотность и превращались в его друзей. Малиновая девятка неслась по почти пустому шоссе. Часы на торпеде показывали третий час. Ночь. И редкие машины выхватывались огнями фар со встречной полосы.

– Да, все путем! – прохрипел Андрей. – Ты поимел её, нам ничего не должен, всё нормально. Ну, и мы тебе, соответственно, тоже ничего не должны.

– Как поимел? Кого? Парни, можете толком сказать, что за хрень? – память отказывалась вспоминать. Саня сидел и лыбился с чертиками в глазах. Андрей угрюмо курил и, вцепившись в руль, смотрел вперед.

– Не переживай, романтичный ты наш, – продолжил Санёк, – просто запарило ждать и смотреть, как ты там шуры-муры разводишь. Да, и пока ты корчился на земле, мы её тебе, считай, разогрели. А ты с ней сопли – первая встреча, вторая, на коньяк чуть не залетел. Надо было сразу – раз и в дамки.

– В каком смысле?

Точно молния, вспыхнуло в голове, закрутилось кино, за кадром – кадр: увидел Алесю, лежащую на спине. В глазах пустота. Санёк смеётся и нервно стягивает штаны. Андрей держит за руки и льёт из бутылки. Снова провал и новая вспышка. Теперь он сам целует и гладит её, целует и гладит…

Уронил на колени голову, сжался пружиной и вцепился в волосы пальцами. Потянул. Ещё. Так и сидел, пока незаметно не въехали в город. Блуждали, крутились по маленьким улочкам и, наконец, остановились возле подъезда какой-то высотки.

– Так, мужики, это же изнасилование, статья. Она же нас всех в лицо узнает. – застонал Максим. – Это же полный пипец.