Луша с ее обстоятельностью хотела было спросить, сколько ему лет, большой он или маленький, но не спросила. Каких же лет, если тут нет времени? Должно быть, лосенок так и оставался лосенком всегда и никогда не делался большим лосем… Она в этих рассуждениях запуталась и не сказала вслух вообще ничего.

Лосиха тем временем продолжала рассказывать, как ни с того ни с сего пришло в голову Люсику, что он не маленький, а взрослый и сильный лось. И стал он убегать от своей мамы Светлины.

А последний раз и вовсе не вернулся. Не дождавшись своего лосенка в домике на еловой опушке, растревоженная Светлина отправилась на поиски. У нее уже и сомнений не осталось, что придется набраться сил и отваги и двигаться в страшные места, где обитает птица Гагана, потому что иначе куда бы мог потеряться маленький Люсик? Кроме злобной птицы, его никто не мог обидеть. И вот двинулась она к бездонному оврагу. Но не дошла. Попала передней ногой в расщелившееся дерево, упала и сломала ногу.

Дерево говорит, что предупреждало ее, что в стволе у него расщелина, но Светлина шла, глубоко погрузившись в свою тревогу, и предупреждения не услышала.

И бедная лосиха опять заплакала тихими, горькими слезами.

— Ты постой, не реви, — грубовато сказала Луша, а Ивушкин тут же ей напомнил:

— Луш, не вздумай ругаться. Не прибавляй Ноте работы!

Луша ругаться не стала.

— Действовать надо, а не плакать, — только и сказала она.

— Я не могу подняться! — в отчаянии воскликнула Светлина. — У меня сломана нога. — И она опять, хоть и побаивалась Лушу, заплакала.

— Ивушкин, помнишь, когда Буян ногу сломал, что тогда делали?

Ивушкин отлично помнил. Бык Буян, своенравный и взбалмошный, както отбившись от стада, зачем-то помчался к забору, которым был огорожен домик правления, и попал передней ногой между штакетинами. Ой, что было! Буян рухнул на землю и ревел, как пароход! Никто не решался к нему подойти, пока шофер Кирюша не сгонял на «газике» за ветеринаром Иваном Карловичем, и тот не побоялся подойти к Буяну, и сделал ему какой-то укол. А что же было потом-то? Ах, да! Потом взяли дощечки — и называли их «лубки» — и приложили к ноге и прибинтовали.

— Так и мы сделаем, — скомандовала Луша.

Но легко было командовать. Во-первых, неизвестно, как и из чего делать лубки, досок никаких рядом не было, а деревья тут были говорящие и совсем как люди. Как же ты от них будешь ветки отламывать? А потом бинтовать-то чем?

Но все оказалось достижимым. Дерево с расщелиной само сбросило несколько крепких веток. Правда, с бинтами дело обстояло хуже. Пришлось Ивушкину снять рубашку, скинуть маечку и с великим трудом изорвать ее на бинты. Майка была новенькая, трикотаж хорошего качества, он никак не хотел рваться. Вот если б ножницы! Но ножниц, естественно, неоткуда было взять.

Луша помогала, придерживала палочки, Ивушкин бинтовал. Повязка получилась ничего себе, вполне грамотная, Иван Карлович наверняка бы Ивушкина похвалил.

Светлина со стоном поднялась. Ступать ей было очень больно.

— Ивушкин, ничего не поделаешь, — сказала Луша.

Ивушкин понял ее и без слов. «Ничего не поделаешь» обозначало, что, несмотря на черную птицу Гагану, и страшный бездонный овраг, и прочие опасности, придется идти самим разыскивать этого маленького самонадеянного лосенка по имени Люсик, потому что убитая горем мать едва может ковылять, и хорошо, если доковыляет до своего дома на еловой опушке.

— Луш, ничего не поделаешь, — подтвердил Ивушкин. — Слушай, Светлина, а дом твой далеко?

— Нет. Здесь, за большими елями, на опушке.

— Сама дойдешь?

— А как же Люсик?

— Да пойдем мы с Ивушкиным искать твоего Люсика. Куда ж денешься!

— Спасибо, спасибо вам, нездешние, тикающие гости, — сказала Светлина и чуть было снова не заплакала. — Только разве вы не боитесь?

Луша увидела слезы в ее глазах и постаралась ответить помягче.

— Ну, а если и боимся, так что? Я же сказала, мы пойдем и найдем его.

— Нет… — вздохнула Светлина. — Если боитесь, то не найдете.

— Как же это так? — спросил Ивушкин.

— Потому что мост через овраг виден только тому, кто бесстрашен. Тому, кто боится, мост не показывается, и тогда овраг перейти нельзя. Он бездонный. А за оврагом ведь еще через темное поле надо пройти. Над ним нет ни луны, ни солнца. Там кромешная тьма.

— Ладно, — сказал Ивушкин. — Мы не испугаемся. И значит, мост мы увидим. А с темным полем как быть? Фонарей там, уж наверное, нету?

— Я не знаю, что такое фонари.

— Ну, ночью лампы такие большие зажигают на улицах.

— Я не знаю, что такое ночь.

— Ну, когда солнце уходит и светят луна и звезды.

— Так не бывает, — сказала Светлина.

— Долго объяснять. Лучше скажи, как нам в темноте дорогу искать? спросила Луша все еще раздраженно.

— Если ты будешь на меня сердиться, то дорогу через поле вам не найти.

— Да почему же?

— Поле надо переходить со светлым чувством. Тогда и дорогу будет видно. А если нет, тогда недобрые болотные огоньки, слуги Гаганы, завлекут вас в трясину.

— Ладно. Я уже не сержусь, — сказала Луша. — Только не плачь ты так жалобно. Найдется Люсик.

— Обязательно найдется, — сказал Ивушкин, надевая свою ковбоечку на голое тело. — Иди домой. И жди. А мы пошли.

И вдруг Ивушкин осекся. А куда — пошли? Где этот овраг?

— Дорогу-то нам кто укажет? Куст жимолости? — спросил он.

— Ой, нет, — забеспокоилась Светлина. — Куст жимолости растет в другой стороне!

Луша и Ивушкин переглянулись. Значит, им придется пока оставить свои поиски и отложить встречу с сестрой Летницей! Ну, ничего не поделаешь: чужая беда — она ведь тоже беда. И значит, надо в этой беде помогать и о своей пока что не думать.

— Вы идите здесь через еловый подлесок. От большого красного мухомора сверните влево, а там отсчитайте три моховые кочки. И если не раздумаете, то как раз и окажетесь возле оврага. А если не решитесь, тогда вы к нему не выйдете.

— Как тут все чудно устроено, да, Луш? — заметил Ивушкин.

— Чудней уж и некуда, Ивушкин, — отозвалась Луша. — Но все равно надо идти.

И они двинулись по тому пути, который указала Светлина. Решимость их по дороге, конечно, нисколько не ослабла, и вскоре они оказались на краю глубоченного оврага. Был ли он на самом деле бездонным? Да похоже на то, кто его там знает. Склон его уходил вниз, вниз, вниз, и глядеть туда было жутко, и перед глазами все начинало как-то противненько «плыть» и кружиться.

По склону росли кусты. Ветки их были усеяны мелкими колючками и мелкими желтенькими цветочками, которые издавали неприятный запах.

Они стали внимательно приглядываться. Никакого моста решительно нигде не было видно. С противоположной стороны скатился небольшой камешек и полетел, точно в пропасть. Смотреть на это было жутко.

Что ж это такое? Неужели они так и не наберутся храбрости? Не увидят таинственный мост, о котором говорила Светлина? Не найдут попавшего в беду лосенка Люсика?

Нет, нет. Все это им в конце концов удалось. Но не сразу. Совсем даже не сразу. Потому что дальше было так.

— Ивушкин, ты не трусишь? — спросила Луша.

— Когда это я трусил? — обиделся он. И напрасно обиделся. Потому что в этот раз ему было страшно.

— Похоже, и правда у этого оврага дна нет, — заметила Луша.

— Похоже, — согласился Ивушкин.

— Что же это за мост такой, я пока никакого моста не вижу. А ты?

— И я не вижу. Я думаю, Луш, может, его и вовсе нет, может, это так только говорится.

— А на самом деле?

— А на самом деле перепрыгивать придется. Да широко-то как! Ты видела, как камешек полетел? Видала?

Ивушкин заглянул в овраг и поежился.

— Как же нам его перепрыгнуть?

— Ты и не пытайся, Ивушкин. Ты на меня садись. Я вот только немножечко постою, вспомню, как я рядышком с мамой на сладком лугу жеребеночком паслась, а потом разбегусь да вместе с тобой и прыгну. Я перепрыгну, ты не бойся. Сейчас. Сейчас.