- Да я боюсь с ней оставаться, она как взбесилась.

   - А ты что думал, милый? Твоя работа - вот и терпи.

   Слуги унесли кресло с поникшим Пьетро, свекровь и младшая невестка закрыли за ними дверь, и на кухне закипела работа.

   В другом конце палаццо творилась такая же неутомимая суета.

   - Да где же он?! - возопил Лоренцо. - Мне скоро выезжать!

   - Ну наденьте разные, - вылез из-под кровати слуга. - Сейчас всё равно не найдём.

   - Шоссы ми-парти давно уже не носят.

   - Значит снова начнут, - усталой улыбкой подбодрил его камердинер.

   - Лоренцо, ты готов? - постучал Джованни.

   - Сейчас, сейчас...

   Дядя и племянник торопились покинуть Флоренцию через ворота Прато, чтобы застать Иоганна Саарландского на въезде в город. Молодой правитель независимого немецкого герцогства - что уже выглядело странно в сравнении со всеобъемлющей Священной империей Рима - изъявил волю посетить итальянский город лично. Лоренцо, конечно, был рад, что по возвращении из Милана не пришлось снова запрыгивать в седло, но с общепринятой точки зрения, это унижало герцогское достоинство. Самого Иоганна подобное нисколько не смущало, и в переписке с Пьетро он признался, что совершенно не прочь оказаться под южным солнцем в середине ноября. Медичи искренне удивились этому заявлению: осень стояла на редкость промозглая и ветреная. Но посоветовались и решили, что родные стены им помогут.

   Германия слыла благодатной почвой для менял и банкиров: богатые города радушно принимали итальянцев - равно те везли шелка и позументы или зелёное сукно и векселя. И было удивительно, что берега Саара оставались для них недоступны. Тем более, местные виноделы, по слухам, преуспевали и вполне способны были пускать в оборот свою прибыль. По крайней мере, там были в ходу и флорины, и венецианские дукаты, и вообще, путешественники рассказывали, что это благополучный край.

   - Всяко лучше, чем Англия, - одобрил Козимо. - Если хоть что-то оттуда вернётся, направим в Саарбрюккен.

   - Если вернётся, - пожимал плечами Пьетро. Письма из Брюгге опровергли мрачную картину, что нарисовали Диотисальви со помощники, и, радуясь, что средства не пропали, готов был смириться с закрытием банка в Лондоне. А вести дела с Фландрией решил отдельно от управляющего.

   - Укажи ему на ошибки и посмотри, как он себя поведёт, - посоветовал Джованни. - И поймёшь, был там умысел или нет.

   - Да, вас послушать - я его не узнаю, - заметил Козимо. - Всегда исправно всё выполнял, и я его ни разу не обидел... Ты же с ним тоже не ссорился?

   - Ну кто-нибудь посулил побольше - что у нас, мало врагов? - ответил Пьетро.

   - Да, что-то я теряю чутьё, - вздохнул отец.

   - То есть вы не допускаете, что там действительно убытки? - пытался вникнуть Джованни.

   - Ты о Фландрии?

   - Да.

   - Так резко и сразу? Быть не может. Война до них ещё не дошла, а если дойдёт, то разорит не скоро - Франция и рядом с ней не стояла. Так что искать надо здесь.

   - Не спорю, - согласился Джованни. - Но обвинять в открытую вы не хотите.

   - Какой в этом смысл? Сошлётся на какого-нибудь счетовода, якобы тот ошибся, и не докажешь. Нет, нужно за руку поймать...

   - Ну раз мы прощаемся с Англией, - рассудил Козимо, - так отдадим её на разграбление. Пусть возвращением кредитов занимается Нерони, а уж мы выясним, сколько он положил себе в карман.

   - Или посмотрим, кому он сообщит радостную новость, - кивнул Пьетро.

   - Жаль, вести о Милане и Саарбрюккене не удаётся скрыть, - прибавил Джованни.

   - Кто бы то ни был, - улыбнулся сыновьям Козимо, - он же не сумасшедший, чтоб не пускать герцога во Флоренцию.

   И в назначенный день Его высочество Иоганн фон Саарбрюккен, в алой претине на сверкающих латах и в золотом венце на золотых же локонах, в окружении доблестного саарландского воинства и благородной свиты, приближался к северным воротам, где спозаранку толпились флорентийцы, чтоб посмотреть на живых немцев некупеческого сословия.

   И так сиял красотой молодой герцог, так пылало его одеяние и доспехи, так горделиво выступал серый жеребец, что весь флорентийский люд замирал в восторге.

   Не менее пышная процессия двигалась навстречу гостям. Джованни ди Козимо Медичи и юный Лоренцо, преисполненные достоинства, не уступающего дворянскому благородству, и лучшие мужи и юноши Флоренции, в лучших своих нарядах, и при оружии, кому оно дозволялось, приветствовали Иоганна и его спутников.

   Обнажившие головы, флорентийцы морщились от ветра и в ожидании устремили взоры на Иоганна, который, в прекрасном расположении духа, расхваливал погоду и природу Италии. На бледном, худощавом лице его играл свежий румянец, в голосе не было ни намёка на простуду, даже золотисто-русые волосы едва лениво колыхались на ветру, неподвижные под собственной тяжестью, и плотным плащом укрывали всю спину.

   Он радостно повествовал, что вода в умывальнике не замерзает - верно, Тоскана, воистину благословенная земля.

   Джованни натянуто улыбался.

   Лоренцо утвердительно чихал.

   Прочие именитые горожане по мере возможности старались разговорить своих немецких спутников, и некоторые откликались на латынь и даже на итальянский.

   Толпа провожала двойную кавалькаду вдоль реки, но на повороте к площади Санта Мария Новелла поотстала и порассеялась. Ничего сверхъестественного в Саарландском поезде они не обнаружили: ни барсов, ни павлинов, ни даже медведя на цепи. Скучные эти северяне.