Только по извлечении книги она вооружилась свечой, спрятав её за пюпитром так, чтоб заслонить от тех, кто может заглянуть в любую из дверей, влекомый светом, точно мотылёк, и любопытством, точно она сама несколько минут назад.
Переплёт скрывал разномастные страницы: "Комедия" была собрана из нескольких десятков тетрадок, переписанных разрозненно, ведь через каждые несколько песен менялся почерк и оттенок чернил. Лукреция пролистала книгу, чтобы удостовериться, что ни единая крупица знаменитого творения не потеряна, вернулась в начало и принялась водить по полям пальцем, чтобы не сбиться со строк: глаза потихоньку слипались, устав от ночных приключений.
И хоть хозяйка их была неутомима, голова сама собой склонилась на очередной разворот...
Лукреция пробудилась от звука голоса. Никто не бранился, не звал, не выражал удивление - но кто-то явственно кашлянул прямо у ней над головой. Открыв глаза, бесстрашная синьора встретила лишь темноту, потому что свеча погасла. Лишь человеческий (надеюсь) силуэт навис над ней:
- Синьора, по какой причине
Нарушили покой вы свой и мой,
Блуждая, как поэт во тьме долины?
- и тонкий палец указал: - Открой
Страницу первую и перечти прилежно,
Как страхом был объят перед судьбой
Тот, кто со мной спустился в ад кромешный,
Прошёл все девять врат и, невредим,
По счастью, завершил свой путь успешно.
И пусть не смог я в Рай подняться с ним,
Но честно послужил я провожатым...
- А, ты Вергилий? - Был при жизни им,
Теперь - лишь тень бесплотная. Когда-то
Спускался Данте вслед за мною в ад,
Точно паломник, трепетом объятый -
Теперь же всякий поглумиться рад,
Готов указывать, давать советы.
Один такой вчера стыдил чертят:
У вас, мол, сковородки не прогреты.
- Вчера? О том как раз хотела я спросить.
Вчера один синьор пропал... Он где-то
Быть должен под землёй. Он, может быть,
В аду как раз? Там он пришёлся б к месту...
Он тоже флорентиец - и бранить
Привык он всё и вся, и всё его семейство
От веку таково. - Он не успел назваться,
Но возмущался так, что все пустились в бегство,
О взятках говорил... - Да, это точно Пацци.
Вы не могли б его вернуть? - Увы, я не всесилен,
Но он так надоел, что я готов и постараться.
Вы ждите завтра у его могилы...
Лукреция так растерялась, что ответа не придумала, тем более рифмованного, и ограничилась кивком. Римский поэт перестал напоминать о себе - и ею мгновенно овладело умиротворение...
...Пока кто-то бессовестно не растолкал её. Лукреция с трудом оторвалась от жёсткого ложа - и обнаружила себя в кабинете свёкра. Сам свёкор вместе со слугами находился на некотором расстоянии от неё и, склонив голову набок, наблюдал за пробуждением невестки. А тормошащая невестку за плечо рука принадлежала Джиневре.
- Я и не знал, что ты ночами бродишь, как лунатик, невестушка...
- Я... зачиталась... - Лукреция потянулась и потёрла затёкшую шею.
- Вставай скорее, - Джиневра обняла её сзади за плечи. - Там наш возлюбленный из ямы выбрался. Очнулся и вылез. Похоже, там всё размыло, до самой сточной канавы, вот земля и разверзлась - и, между прочим, весьма кстати. Пошли скорей, всё пропустишь!
Ещё сонная Лукреция припала к окну: Якопо нетвёрдой походкой удалялся от ямы, прохожие и рабочие почтительно перед ним расступались.
- Лоренцо снова дрыхнет! - затараторила за дверью Мария. - Разбудим его, скорее, он же всё пропустит.
Лукреция выскользнула из общества Джиневры и отправилась исполнять материнский долг. Но первым делом запустила пальцы под небрежно брошенные на кресло рубашки и шоссы.
<p>
***</p>
- Славьте Вакха и Амура!
Прочь заботы, скорбь долой!
Пусть никто не смотрит хмуро,
Век пляши, играй и пой!
Будь что будет, - пред судьбой
Мы беспомощны извечно.
Нравится - живи беспечно:
В день грядущий веры нет, -
