Мой единственный брат Алексей Кузьмич родился в 1915 году. Папа возлагал на него большие надежды, хотел, чтобы он получил высшее образование и, как говорится, вышел в люди. Но Алексей после окончания ФЗО дальше учиться не захотел и поступил на Дербеневский химический завод, где вскоре его перевели в дирекцию завода, он был избран в профсоюзный комитет, отвечал за культурно-массовую работу всего предприятия.
Алексей был очень доброжелательный, общительный, настоящий лидер, вокруг которого всегда собиралась молодежь. Отец гордился, видя, с каким уважением относятся к Алексею и директор завода, и начальники цехов. Летом он организовывал поездки на теплоходе, однажды и мы выехали с заводом всей семьей в «Бухту радости». Он создал на заводе театральную студию «Синяя блуза», ставил спектакли; помню один из них — «Чужой ребенок» Шкваркина. С этими спектаклями студийцы ездили по клубам в Москве, имели большой успех.
Алексей с детства любил плясать, танцевать. В Парке культуры Таганского района каждый вечер проводились танцы, и лучшие призы за исполнение всегда получал он. Вся эстрадная площадка, где играл баянист, была исписана: «Леша, я люблю тебя». Поклонниц у него имелось полно, и у нас в квартире часто устраивались вечеринки. Родители наши были гостеприимны, приветливы и доброжелательны. Приходили ребята и девушки из рабочих семей: пели, танцевали; не было ни одной драки, ни одного скандала. Алексей не употреблял ни водку, ни вино, не курил, и мама всегда готовила ему клюквенный морс.
Один из его друзей работал где-то на хладокомбинате, откуда привозил мороженое, которое мы купить не могли. Алексей даже выступал в Театре народного творчества (сейчас это зал имени Чайковского) — исполнял танцы народов нашей страны. Хорошо помню, как он плясал «лезгинку» то по-грузински, то по-азербайджански. Для своих выступлений доставал в театрах костюмы напрокат. Однажды в 1934 или 1935 году он пригласил выступить и меня — с «кабардинкой». Я надела привезенный им костюм, но сапоги были великоваты. И когда я отплясывала на сцене, они соскочили с ног. Раздался смех, но я до конца дотанцевала босиком, а за кулисами горько плакала. Конечно, приза не получила, но мне дали шоколадку — наверное, чтобы успокоилась. Потом меня окружили корреспонденты газет, интересовались, где я училась танцевать, как учусь в школе, в какой семье родилась и так далее, а у меня все слезы из глаз лились, так мне было обидно.
Леша очень любил маму, а из сестер — меня, искал мне учебники, очень хотел, чтобы я училась. Привозил нам с мамой билеты в театр, и мама, которая раньше никогда нигде не была, попала и в МХАТ, и в зал имени Чайковского и даже в филиал Большого театра. В зале имени Чайковского мы были на концерте хора Пятницкого, а в филиале Большого театра в 1939 году слушали оперу «Сказка о царе Салтане». Восторг был огромный, да и я сама первый раз посетила этот театр. На следующий день сдавала экзамен по тригонометрии, получила пятерку. Считала, что этому помогла опера.
В 1936 году Алексей женился на Елене Александровне Мартыновой и ушел жить к ней, на Новослободскую улицу, дом десять, квартира тридцать пять. Вот тогда-то мама плакала, что отдала одну нашу комнату чужой женщине, так как в это время уже Александра привела к себе мужа. Ведь были еще и мы с Аидой, да к тому же кто-нибудь из маминых родньгх у нас жил: она всех привечала, а родственники, пожив у нас, устраивались на работу и уходили в общежитие.
Елена Александровна тоже работала на Дербеневском химзаводе, в чертежном бюро, вместе с Алексеем выступала в студии «Синяя блуза», где они и познакомились. Жила она в семье, где кроме матери были два брата и две сестры, а квартира была трехкомнатной. Молодым выделили отдельную комнату, но питались все вместе, материально жили хорошо, главным образом на зарплаты братьев: Василия Александровича и Николая Александровича. Алексей, бывало, получит зарплату, а через неделю Елена Александровна говорит: «Деньги все», и Алексей тогда приходил обедать к нам. Мама всегда готовила ему омлет из двух-трех яиц и молоко, а в ее отсутствие это делала я, хотя он и стеснялся. Отец и мама покупали ему и костюмы, и сорочки, и вообще всю одежду.
Василий Александрович работал в Кремле, в секретариате, и кое-что нам рассказывал. Например, как однажды на территории Кремля встретил Сталина. Испугался и забежал в подъезд. Второй раз — тоже. А когда это повторилось в третий раз, Сталин зашел за ним следом в подъезд и говорит: «Разве я такой страшный? Нечего бегать от меня!» После этого, встречаясь, они здоровались, и Сталин ему всегда улыбался. Василий Александрович покупал в Кремле сладости, которых мы нигде и не видели. Погиб он в Великую Отечественную войну, на фронте.
Второй брат, Николай Александрович, работал в НКВД следователем, дослужился до полковника, стал старшим следователем по особо важным делам при министре Абакумове[6]. Во время войны он часто вылетал по заданиям на фронт. Николая Александровича я знала ближе, поскольку он был другом моего первого мужа, Анатолия Харитонова, дружил с Алексеем, очень уважал моих родителей. Он-то и рекомендовал меня на работу в Управление особых отделов НКВД.
В 1951 году Николая перевели в другое отделение, которое располагалось в кабинете рядом с тем, где он сидел ранее. В один из дней в июле-августе того же года приходит он на работу и, как всегда, первым делом идет здороваться с прежними сослуживцами. Вдруг видит: комната опечатана, а дежурный на его вопрос: «Что случилось?» — ответил, что всех ночью арестовали. Получалось, что только его случайно не арестовали[7]. Через несколько месяцев он был переведен на Петровку, 38. При встрече сказал мне, что там, куда его перевели, воровство, пьянки, «такая грязь, о которой мы и не догадывались. Жаль, что Сталин до них не добрался!» — этим он и закончил свой рассказ.
Мы много лет не виделись с Николаем, а когда в 1994 году встретились, я узнала, что участником Великой Отечественной войны он не считается. Когда ему посоветовала написать заявление в ФСБ, он испугался и говорит:
— Ты что? Хочешь, чтобы меня арестовали?
— За что?
— А их за что? Ведь я работал с ними, с Абакумовым, ни в чем они не виноваты, а их арестовали и расстреляли!
Мы с его сестрой с трудом убедили Мартынова, чтобы он написал заявление, а моя дочь Лена проконсультировалась с юристом ФСБ, который сказал, что Николая Александровича к ответственности привлекать не будут, даже хотя бы потому, что ему уже восемьдесят лет. Тогда Николай Александрович написал заявление, Лена сдала его в приемную ФСБ и вскоре получила на него удостоверение участника войны, а мы с внучкой Машей передали все это его жене. Николая сразу положили в госпиталь, так как у него уже отказывали ноги, на улицу он не ходил. А через некоторое время он умер. Ужасно: десятки лет прожил под страхом, что к нему вот-вот придут и арестуют! А какой хороший был человек, честный, скромный, трудолюбивый, прошел Смерш…
Еще хорошо помню сестру Елены Александровны Анну, или Нюню, как ее называли. Алексей всегда говорил, что его в той семье любит только Нюня. Она и меня любила. Когда я ходила к племяннику Володе, сыну Алексея, она всегда стояла у окна и высматривала меня. Вырастила и Володю, и его детей. Добрая была женщина.
Сын брата, Владимир Алексеевич Овсянников, всю жизнь проработал в Министерстве путей сообщения, почетный железнодорожник. Отличный муж, заботливый отец и дед. Все усилия приложил к тому, чтобы оба внука окончили Университет путей сообщения.
Жена Владимира, Людмила Ивановна, работала зубным врачом. Моя мама, увидев Люсю в первый раз, сразу сказала, что Володе повезло: хорошую хозяйку выбрал. У них двое детей: сын Алексей и дочь Алла, оба имеют хорошие семьи, работают на желез-них дорогах, а Володя и Люся помогают им советами и воспитанием внуков, да и деньгами.
Что означают имена? Алексей — защитник, преподобный. Елена — светлая, сияющая. В точности наследовала характер отца. Категорична, подвержена сменам настроения. Принципиальна, целеустремленна. Владимир — равноапостольный, священномученик. Людмила — людям милая. Мученица.
