Взъерошенные мысли, казалось, топорщились из головы князя, как колючки из шишки бальбуса, и не давали спокойно лежать. В конце концов, хозяин он на своем судне, или нет? Если его мучает какой-то вопрос, то нужно пойти и выяснить, почему он его мучает. Коль скоро от Илуша правды добиться не удалось, то нужно идти к капуцинам. В конце концов, кто лучше них самих знает, кто они такие? И Даган совсем было собрался встать и отправиться прямиком во вражеский стан, когда в дверь постучали.

– Кто? – угрюмо спросил он.

– Это я, владетель, – раздался вкрадчивый голос начальника охраны. Когда нужно, он умел говорить на удивление подобострастно. Что, признаться, никак не вязалось с его могучей фигурой. – Бахал. Можно войти?

– Входи, – Даган принял сидячее положение. Голос князя оставался так же угрюм, но в нем прорезалась и властность.

Он недолюбливал Бахала за пресмыкание перед сильными мира сего, хотя для начальника княжеской охраны таковым являлся только сам Даган. Тем не менее, было очевидно, что, будь над Бахалом больше начальства, он с такой же готовностью пресмыкался бы перед всеми. Даган никогда не задавался вопросом – а, по молодости лет, не мог знать наверняка, – как его охранник сделал карьеру. Впрочем, не задавался именно потому, что ответ был очевиден. При своем характере Бахал мог выбрать лишь один путь для подъема по служебной лестнице. И надо отдать ему должное – к тридцати пяти годам он достиг пика. Теперь ему приходилось склонять голову лишь перед одним человеком. На всех остальных он мог смотреть свысока и поплевывать. И смотрел. И поплевывал.

Охранник осторожно ступил через порог – высокий, сильный. И вместе с тем – смиренно-настороженный.

– Что у тебя? – отрывисто бросил Даган.

– Пришел доложить, что обход постов завершил, никаких нарушений не выявил.

Чтобы не дробить зря людские ресурсы, а заодно и из экономии, Даган отказался от традиционной экспедиционной охраны, возложив ее обязанности на своих людей. Предварительно посоветовавшись с Илушем, который поддержал князя, похвалив его идею – дескать, весьма благоразумное решение. Тогда, с грустью подумалось Дагану, советник еще не стремился запудрить ему мозги, рассказывая нелепые бредни о капуцинах. Тогда, помнится, даже Бахал какое-то время испытывал к Илушу нечто, похожее на благодарность. Еще бы – зона ответственности возросла, а значит, возросли и полномочия. Для Бахала это означало одно – у него появилась возможность помыкать новыми людьми. Целую неделю он ходил, выпятив грудь колесом.

– Закрой дверь, – неожиданно даже для самого себя, потребовал Даган. Охранник, подозрительно стрельнув в князя глазами, повиновался. – В баре стоит вино. Достань бутылку куатанского. И два бокала.

Это уже было нечто из ряда вон. Два бокала – значит, Бахалу придется пить с князем. С князем! Мощная грудь охранника снова выпятилась от гордости.

– Тебя что-то гнетет, владетель? – осторожно спросил он, наполнив бокалы.

– Гнетет? – хмыкнул Даган. – Пожалуй, что да. Что ты думаешь об этой троице?

– Троице?

– Да! О тех оборванцах, что сейчас занимают каюту Ч.

– Не знаю, владетель. Я их не видел.

Даган задумчиво опустошил свой бокал. Вообще-то, князя нельзя было назвать пьющим – что для человека его возраста и возможностей было довольно странно. Не будь перед глазами примеров отца и деда, так или иначе принявших смерть от спиртного – и кто знает, может быть, Даган переплюнул бы их обоих. Но юный князь в плане алкоголя был весьма сдержан. Что позволяло ему сохранять ясный ум – насколько он может быть ясным у семнадцатилетнего парня, и без того опьяненного почти безграничной властью.

– Значит, ты их не видел, – проговорил он. – Хаддад провел их мимо тебя… А кто-нибудь из твоих людей видел?

Бахал, припавший было к своему бокалу, поперхнулся.

– Не знаю, владетель. Я не спрашивал. Ты ведь не отдавал распоряжений.

Он явно боялся, что допустил промашку и сейчас испытает на себе всю силу княжеского гнева.

– Все в порядке, – небрежно обронил Даган. – Охрана и не должна была их останавливать. Они же пришли с капитаном… Налей-ка мне еще. Да… Значит, как Хаддад и сказал, сидят в каюте и носа наружу не высовывают. Не нравится мне все это, Бахал.

– Что именно, владетель? – Бахал, обрадованный тем, что гроза миновала (в чем бы она ни состояла), одним большим глотком опустошил бокал и потянулся к бутылке.

– Эти трое не нравятся. Да и поведение Хаддада с Илушем доверия не внушает. – Даган почувствовал, что в голове у него загудело, и протянул охраннику бокал. Тот наполнил его, с деланным подобострастием удивившись:

– Как? И Илуш туда же?

– И Илуш туда же. А ты хоть знаешь – куда же?

– Нет. Но я буду следить за ним в оба глаза. И за Хаддадом тоже.

– А вот это правильно. И распорядись, чтобы пара твоих людей постоянно наблюдала за каютой Ч.

– Слушаюсь! Еще по одной?

Бахалу вино тоже ударило в голову. Куатанское – довольно крепкий напиток, недаром во многих ресторанах его предпочитают не подавать женщинам.

В бутылке оставалось совсем немного, и они допили вино. Даган распорядился, чтобы Бахал достал вторую, ибо чувствовал неодолимую потребность напиться. Ему, прежде никогда не практиковавшему подобный способ ухода от проблем, вдруг показалось, что это вовсе не уход. Напротив – новый путь к решению, ибо легкость в голове предполагала такую же легкость мысли. А начальник охраны, суетящийся с бутылкой перед столиком с бокалами – он, конечно, нехороший человек, но только в смысле характера. Что до личной преданности, то, несмотря на все негативные качества, Бахал остается единственным, на кого князь может полностью положиться. И, принимая из рук охранника полный бокал, Даган спросил:

– Что ты знаешь о капуцинах, Бахал?

– Капу… Кто? – удивился тот.

– Капуцины.

– Я в первый раз слышу про таких. Это банда?

– Возможно, – Даган спрятал усмешку в бокале. Разумеется, Бахал ничего не знает о них. Так же, как и сам князь. Ведь Илуш обмолвился, что капуцины – бродяги космоса, а Бахал всю свою жизнь провел в Угарите, сперва делая карьеру в дворцовой охране, затем – в личной княжеской. Для него, как и для Дагана, нынешняя экспедиция была первой.

– Если эта банда работает против тебя, владетель, я ее собственными руками задушу! – внушительно, хоть и довольно пьяно пообещал начальник охраны.

– Разумеется, задушишь, – величаво кивнул Даган, чувствуя, что в нем нарождается неодолимая потребность действовать. Крепкое вино и злость, терзавшая душу несколько последних часов, смешались, породив гремучую смесь.

Даган жаждал действия. Больше того – он примерно мог предсказать, каким это действие будет. И его ничуть не пугало то, что он собирался сделать. Грань, за которой он мог бы сам себя одернуть, останавливая, осталась позади.

– Тебе доводилось когда-нибудь развязывать человеку язык? – спросил он.

– Э-э, – сказал Бахал. Угарит считался цивилизованным государством, и пытки там были запрещены.

Официально. Так что вопрос владетеля мог быть провокацией. Хотя Бахал и не мог себе представить, для чего такая провокация понадобилась. Тем более что неофициально допросы с пристрастием все-таки практиковались. Кому же об этом и знать, как не представителю правящего дома? Так что, крякнув, охранник рискнул: – Да, бывало. Помните растрату в казначействе три года назад? Нам тогда пришлось здорово попотеть, чтобы узнать, где наворованное. Но этим скотам из казначейства пришлось попотеть гораздо больше. Трое запотели насмерть.

– Та-ак! – удовлетворенно протянул Даган. – Значит, с людьми ты умеешь работать. Прекрасно. Бери вино и пошли.

Бахал не стал спрашивать, куда. Князь точно просчитал его собачью преданность. Охраннику было неважно, что задумал его хозяин. Главное, что отмашку давала рука кормящая.

Поднявшись, Даган пошатнулся и вынужден был опереться на переборку левой рукой. В правой у него был полупустой бокал, из которого тут же благополучно пролился пьянящий напиток, чего князь даже не заметил. Вино проникло глубоко в его кровь, о чем он даже не подозревал, пока не случился этот конфуз. А тут вдруг и каюта поплыла перед глазами, и даже икнулась пару раз. Но решимость, – с гордостью отметил князь, – решимость-то никуда не делась! До пролившегося ли вина? И, покачиваясь при каждом шаге, он вышел из каюты. Следом, забыв закрыть за собой дверь, но не выпуская из рук бокала, – который, в отличие от княжеского, был полон, – поплелся Бахал.