Отвертеться было невозможно. И гвардейцы, взяв дубинки наизготовку, начали осторожно наступать.

Это было уже слишком. Оскорбление, нанесенное не словом, но намерением, почти делом. Бахал ясно давал понять, что и в самом деле видит в собравшихся лишь стадо, неспособное противиться двум парам загонщиков. Терпение команды иссякло. Гремя стульями, все повскакивали с мест, тут же хватая эти самые стулья за ножки и спинки. Особого выбора не было, а стулья в такой ситуации – не самый плохой способ отбиться от вооруженных дубинками людей.

Охранники тоже прекрасно понимали это, и снова стали топтаться на месте. Чем вызвали новую вспышку негодования у начальника.

– Что застыли, комету вам в гланды?! – заорал Бахал. – Доставайте пистолеты, стреляйте на поражение! Это бунт!

Этот приказ поверг в ступор охранников, зато подстегнул противоположную сторону. Пистолет – не дубинка. Пистолет легко сгладит численное неравенство. Если не поторопиться. И, пока гвардейцы колебались (будучи людьми хоть и дисциплинированными, но благоразумными, они вполне понимали, что Бахал фактически раскалывает экспедицию на два лагеря, между которыми никакой мир будет уже невозможен), команда прибегла к самому простому способу атаки – начала бомбардировать противника стульями. Старпом и его команда не хуже охранников знали, что это означает начало войны, но иного выбора не видели. Они помнили, с какой решимостью действовали княжеские гвардейцы всего несколько дней назад, и не находили причин, способных помешать этим же охранникам пустить в ход пистолеты нынче. А потому нанесли превентивный удар стульями. Весьма успешный.

Подвергшиеся интенсивной атаке, гвардейцы враз позабыли о пистолетах, стараясь лишь поудачнее прикрыться от многочисленных снарядов. А пока они занимались этим, самые прыткие из бунтовщиков оказались рядом и завязали потасовку. О применении оружия можно было забыть окончательно.

Бахал, с удовлетворением убедившийся, что его план в точности претворяется в жизнь, поспешно выскользнул в коридор, едва началась рукопашная. Сорвав с пояса диск коммуникатора, он включил громкую связь и, стараясь, чтобы голос звучал как можно тревожнее, приказал:

– Внимание, охрана! В столовой бунт! Немедленно подавить! Работать только дубинками, пистолеты не применять! Повторяю: пистолеты не применять, работать дубинками!

И, весьма довольный собой, он поспешил к князю. Интрига удалась. Приказав гвардейцам в столовой использовать пистолеты, Бахал спровоцировал бунт. Но он совсем не собирался превращать «Шторм» в руины, что непременно случилось бы, воспользуйся пистолетами вся охрана.

До каюты князя идти было недалеко – метров пятьдесят, каких-то пару поворотов, но и это расстояние охраннику пройти не пришлось. Уже за первым углом он буквально налетел на Дагана. Тот, как и все на «Шторме», слышал сообщение и, преисполненный юношеской верой в собственную неуязвимость и сознания владетельного величия, торопился к месту событий. Не забыв нацепить на пояс инкрустированный золотом лучевой пистолет – скорее ритуальный, нежели боевой, хотя при случае из него и пострелять можно было.

Нос к носу столкнувшись с охранником, Даган схватил его за грудки:

– Что там, великий космос, происходит?! Из-за чего на этот раз всполошились?

– Они собрались всей командой в столовой, владетель, – Бахал, решивший не тратить время на излишнее запутывание ситуации, тут же принял покаянный вид. – Я велел их разогнать. Кажется, им это очень не понравилось.

– Идиот! – зарычал Даган. – Для чего тебе это понадобилось? Чем они помешали?!

– Но ты же сам говорил, владетель, чтобы они толпой не собирались, – Бахал потупился.

Князь заскрипел зубами. Первым его побуждением было немедленно бросить телохранителя в карцер – до конца экспедиции. Но потом он решил, что вина Бахала и впрямь не столь уж велика – перестарался, бывает. Невеликого ума человек, об этом все знали. Кроме того, сам князь действительно имел неосторожность высказать вслух пожелание, чтобы недовольные старались держаться поодиночке. Да и кто будет заниматься арестом этого дурака, когда вся охрана занята подавлением бунта? И, постаравшись взять себя в руки, Даган проворчал:

– Заставь дурака богу молиться – он лоб расшибет! Что там сейчас происходит?

– Не знаю, владетель. Когда начался мятеж, я поспешил к тебе, чтобы быть рядом.

– А-а, порази тебя комета! Хоть что-то конкретное можешь сообщить?

– Могу. В столовой собралась вся команда – кроме медиков. Со мной было четыре человека. Думаю, что их уже смяли, но я приказал всем своим людям стянуться к столовой.

– Это я слышал! Давай быстро туда!

– Владетель, это опасно, – осторожно заметил Бахал. – Если им удалось разоружить тех, кто пришел со мной в столовую, то может начаться перестрелка. Я не возьмусь предсказать исход. Их слишком много.

– Ты хочешь сказать, что они могут захватить «Шторм»?!

– Я не могу гарантировать, что этого не произойдет, – подстраховался Бахал. И тут же слегка покрылся потом, сообразив, что и в самом деле не может этого гарантировать. Интрига, казалось, так хорошо просчитанная им, вышла из-под контроля. Он все-таки не смог увидеть всех возможных вариантов ее развития.

– С такими друзьями врагов не надо, – заметил Даган. – Пошли, посмотрим, что там делается.

Бахал открыл было рот, чтобы еще раз напомнить о возможной опасности, но сделать этого не успел – князь, обогнув его, скрылся за изгибом коридора, где и застыл. Дальше идти не было смысла – вход в столовую отсюда просматривался прекрасно, и у этого входа уже вовсю кипели страсти.

Четверо гвардейцев, пришедшие в столовую вместе с Бахалом, как и предсказал их начальник, были смяты и разоружены, бунтующая толпа, с оружием почувствовавшая себя намного увереннее, вырвалась наружу и сцепилась с подоспевшими охранниками. Теперь в коридоре образовалась натуральная куча мала. Единственным положительным моментом в которой было лишь то, что ни один из участников этой свалки не смел выстрелить, боясь попасть в своих.

Не стал стрелять и князь. Больше того, решив, что ему в этой потасовке делать нечего, он резко развернулся и зашагал прочь. Бросив, однако, через плечо: «Ступай за мной!», что оставляло Бахалу некоторую надежду – немилость владетеля будет недолгой.

Тем не менее, поспешая за князем, он не мог отважиться на вопрос – куда они направляются? И его любопытство оставалось неудовлетворенным до тех самых пор, пока тот не остановился у дверей каюты Ч. Там Даган угрюмо просверлил охранника взглядом:

– Объяви по коммуникатору, что, если бунт не прекратится, эти бродяги будут немедленно уничтожены.

– Какое верное решение, владетель! – Бахал почтительно округлил глаза. В самом деле, в складывающейся ситуации, когда по его вине, возможно, будет захвачено судно, более удачного выхода невозможно было придумать. Телохранитель, во всяком случае, лучшего не видел. Если бунтовщики победят – ему придет конец, как и князю. Вне зависимости от того, будут ли капуцины живы. Если же мятеж прекратится, то, скорее всего, владетель забудет о том, что все произошло из-за якобы неосторожных действий охранника. – Я думаю…

– Меня не интересует, что ты думаешь! – прорычал Даган. – Ты уже додумался до бунта в столовой! Поэтому просто делай, что я говорю. Они не захотят рисковать своими ненаглядными оборванцами. А если рискнут – пусть пеняют на себя. Я предупреждал, что бродяги – мои заложники, и в случае мятежа я не стану их щадить. Все, выполняй!

Бахал был слишком хорошо вымуштрован, чтобы сказать хоть слово в этой ситуации – даже если это слово будет в поддержку хозяина. Поэтому, оставив при себе все эмоции и – если таковые были – сомнения, он поспешил выполнить приказание. А Даган, проводив его тяжелым взглядом, толкнул дверь и вошел в каюту.

Капуцины спокойно трапезничали, словно все, происходившее на судне, их не касалось. Впрочем, с их точки зрения, так оно и было. При появлении князя они неторопливо, с достоинством поднялись и склонили головы в знак приветствия. При этом Даган не без раздражения заметил, что даже за обедом его гости не снимали капюшонов. Едва ли это было удобно, но, похоже, для капуцинов являлось очень важным соблюдать столь странную традицию.