Он добрался до распадка, густо заросшего молодым ельником; мороз здесь казался не таким уж злым, зеленая хвоя создавала иллюзию тепла. Жесткий наст голых горных вершин сменился мягким, пушистым снежком – а кое-где под ёлками снега не было вообще. Пожалуй, ему сегодня удастся добраться до речной долины – или это просто воздуха стало больше? На перевале ему нечем было дышать…. Тропинка, вьющаяся среди елей, убегала вниз; по ней давно никто не ходил, но благодаря густым мохнатым лапам росших вокруг деревьев её почти не засыпало, и она хорошо просматривалась среди снежных наносов. Что ни говори, а идти по тропе куда легче, чем штурмовать девственный наст…
В конце октября их бригада ушла на восток – после тяжелого поражения в Ломницкой долине; в те дни, после падения Банска-Бистрицы, большинство партизанских отрядов начало отступление на Доновалы. Те, кого они встретили, в один голос твердили – это был ад, немецкие самолёты ходили по головам…. В первых числах ноября, на Хабенском перевале, погиб Ян Шверма – через несколько дней его тело погребли в Ломницкой долине. Бертил Колларжик, командир третьей четы их отряда, вместе с двумя бойцами отправленный Дорчаком в Доновалы, принесли эту тяжелую весть – как раз накануне боя у Скалки….
Идеалисты…. Последняя неделя октября была самой тяжелой; сколько его товарищей погибло в эти дни! Благородных, отважных и честных словацких мальчишек – но таких неумелых, что просто плакать хотелось! Эсэсовцы из дивизии «Хорст Вессель» расстреливали всех, у кого на правом плече находили след от приклада – мы так и не успели научить наших мальчишек правильно держать в руках винтовку…
Его отряд, где он был комиссаром – поначалу оперировал в Маковских горах, в долине Кисуцы; с начала восстания и до середины октября они несли службу по охране мостов через реку и сопровождали колонны повозок с продуктами, которые собирали кисуцкие крестьяне для партизан Жилинского края. Шестнадцатого они получили приказ занять позиции в Раецкой долине – немцы и мадьяры, по сведениям командования бригады, готовились наступать от Нитры на северо-восток, а частью сил – из Протектората на Битчу и дальше на Жилину – от которой рукой подать было до Банска-Бистрицы, сердца восстания.
Первые три дня боёв им, в отличие от остальных отрядов бригады, приходилось лишь изредка обстреливать разведывательные дозоры боевой группы СС «Дирлевангер» – быстро отходившие при первом же огневом противодействии. Молодёжь, которая составляла две трети отряда, воспряла духом – да эти немцы просто жалкие трусы! Мальчишки….
Утром двадцать пятого на их позиции обрушился массированный артиллерийский огонь – куда там было противостоять этому урагану огня и стали их сорока винтовкам и трем пулемётам! Эсэсовцы, как выяснилось с первых же минут обстрела, не зря трое суток нащупывали систему их обороны – несколько гаубичных батарей в течении сорока минут до основания снесли партизанские укрепления; среди воронок остались лежать одиннадцать бойцов отряда…
Распадок кончился – впереди лежал крутой спуск, поросший редкими осинками. Летом он бы спустился по нему бегом…. Сейчас, пожалуй, лучше обойти его по краю – хоть это и сделает путь вдвое длинней. Но уж слишком велик риск не удержаться! А до более-менее ровного участка – метров триста, пока докатишься – все рёбра переломаешь…
Промёрзшие насквозь ботинки совсем не держат тепла – ноги заледенели и едва повинуются его воле, он то и дело спотыкается на каменных осыпях. Пока добрался до пологого спуска – трижды упал, каждый раз с трудом поднимаясь, используя винтовку, как костыль…. Ничего, ещё полчаса, максимум час – и он доберется до подножия хребта. Какая деревня будет ближайшей? Ему ни разу не приходилось переходить горы здесь, вдали от идущей через перевал дороги, взбираясь почти на самую вершину…. Но, скорее всего, внизу будет Турзовка. Дай Бог, чтобы он не ошибся…
Опять еловая чаща. Это хорошо, можно будет ещё метров триста пройти незамеченным. Чёрт его знает, кто сейчас может быть на дороге вдоль Кисуцы…. Могут и немцы. Дорога связывает Чадцу с Моравией, швабы не могут не понимать её значения! Поэтому надо быть осторожным – боец он сейчас никудышный, вряд ли ему удастся выстрелить хотя бы разок – не говоря уж о том, чтобы попасть….
Хотя бы не отморозить ноги и руки! То, что он их не чувствует – ещё не конец, если до захода солнца он окажется в тепле – их ещё можно будет спасти. Он это знает хорошо, ведь он – старый боец Восточного фронта; в России морозы были куда более жестоки и безжалостны. В январе сорок третьего, когда их полк отступал из-под Краснодара, холода в степи стояли до минус тридцати, шквалистый морозный ветер сбивал с ног…. Жаль, что ему тогда, во время марша, не удалось уйти на русскую сторону…. Чёртов Ярослав! Из-за него они тогда не решились дезертировать, хотя стоило им сделать сотню шагов в кубанские плавни – и все, никакие патрули им были бы не страшны…. Ярда всё плакал, боялся, что семьи дома расстреляют…. Хотя – как он мог его судить? У Ярды – трое детей, ему было, чего боятся. … А потом, уже на Маныче, по дороге на Батайск, когда их сводную батарею прямо на марше раздавили русские танки – они, не зная, куда идти, двое суток просидели в развалинах какой-то фермы. Вокруг – голая степь, укрыться негде… когда на третий день они вышли из своего укрытия – то были тут же схвачены патрулем немецкой полевой жандармерии. Какая жестокая ирония судьбы…
Среди зарослей лещины, километрах в полутора впереди, мелькнул дымок…. Показалось? Да нет, действительно дымок. Лесорубы? Хотя какие сейчас лесорубы… скорее уж, ягдкоманда расположилась на отдых. Пожалуй, лучше этот дымок обойти подальше…. Спуститься в овражек? Было бы неплохо, но уж больно густо он занесен снегом. Пожалуй, имеет смысл пройти по краю, прячась за зарослями можжевельника – к тому же постараться не наступить на сухую ветку. Чёрт его знает, кто развёл этот костёр – лучше обойти его подальше…
Всё ниже и ниже…. Через минут двадцать, если он будет идти в прежнем темпе – внизу покажется дорога вдоль реки. Река…. Вода – это жизнь! Жутко болят глаза, всё тело болит и ноет, каждый вздох даётся с немалым трудом…. Только бы не потерять сознание в эти последние полчаса…. Только бы удержаться на ногах!
Когда началось восстание – кажется, никто не предполагал, во что это выльется. Власть Тисо пала так легко и просто! У всех тогда, помнится, кружилась голова от ощущения свободы – у всех, кроме русских. Те смотрели на нас, впавших в эйфорию, пьяных от только что добытой свободы – как смотрят умудрённые жизнью, тёртые и битые судьбой старые учителя на восторженных выпускников, наивно и смешно мечтающих о грядущих успехах во взрослой жизни. Русские понимали, кто такие немцы и на что они способны…. Мы же не думали о немцах; большинство из нас полагало, что главное – это свалить Тисо и гардистов, избавить Словакию от власти обанкротившихся клерикалов, втянувших нас в войну с Россией; как же мы были наивны!
Даже когда с юга в Нитру начали прибывать мадьярские части – руководство восстания поначалу никак не воспринимало их всерьез; в конце концов, у нас было почти пятьдесят тысяч штыков, плюс – восточнословацкий корпус! Русские напрасно взывали к благоразумию и осторожности – к чему? Ведь это наша земля! Кто здесь сможет что-то нам сделать? Тем более – на «Три дуба» каждый день приземляются транспортные Си-47, из Советского Союза сплошным потоком идёт оружие и амуниция, прибыла воздушно-десантная бригада, небо над Банска-Быстрицей охраняют Ла-5 истребительного авиаполка…. Восстание не может не победить – ведь мы так сильны!
И ведь немцев было не так много, всего три-четыре дивизии, причём даже не вермахта, а СС…. Но это были жёсткие профессионалы войны – разве можно равнять с ними наших мальчишек, впервые взявших в руки винтовки?
