– Итак, можно ли мне поговорить с Мэттью? – Вадегит ещё раз обратился к женщине, когда она, очевидно, достигла необходимого состояния сознания.

Мы, остальные, с интересом и любопытством ждали, что сейчас произойдёт.

– Да, – ответила женщина, и в этот раз голос её звучал достаточно уверенно.

– Мэттью может воспользоваться твоим голосом и говорить посредством твоего голоса?

– Да, – голос женщины звучал ещё увереннее.

– Привет, Мэттью, ты меня слышишь?

– Да…

В этом «да» меня поразили две вещи. Первая – интонация голоса женщины вдруг изменилась. Это был не тот же самый тембр, который был слышен в двух предыдущих «да». На сей раз «да» было короче, несколько пронзительнее – тут я вспомнил свои детские выкрики во время Динамической медитации.

Вторая поразительная вещь – в открытое окно вверху зала залетела птица. Это была синичка. Пролетев дугой по залу, синичка села на штангу для штор.

– Мэттью, здесь ли ты и готов ли ты говорить? – Вадегит продолжил странный диалог.

– Да, я здесь и готов говорить, – женщина подтвердила голосом, интонация которого была изменена.

– Мэттью, ты знаешь женщину, голосом которой ты сейчас говоришь?

– Да. В этой жизни она была моей мамой.

– Что означает «в этой жизни»?

– Это означает, что мы были вместе ещё и в других жизнях до этой.

Синичка взлетела со штанги и, залетев глубже в зал, уселась на край плаката, висевшего на стене в передней части зала.

– В других жизнях она тоже была твоей мамой?

– Нет. Там у нас были разные другие роли. Моей мамой она была впервые в этой жизни.

– Как ты себя чувствовал, будучи её сыном?

– Я чувствовал себя хорошо – любимым и окружённым заботой.

– Но она считает себя виноватой в том, что тебя не уберегла…

– Неправда, что она меня не уберегла! На самом деле своим уходом я уберёг её.

– Я этого не понимаю. Можешь подробнее объяснить?

Синичка перелетела ещё глубже в зал. Она нашла крепление почти под потолком на боковой стене.

– В предыдущей жизни она уберегла меня, пожертвовав своей жизнью. В этой жизни была моя очередь помочь ей.

– Это было как долг?

– Нет! Это было моё призвание!

– Мэттью, ты сказал, что своим уходом ты сберёг её. От чего? Ей что-то угрожало?

– Её уже посетила страшная болезнь.

– Почему?

– Мама выполняла работу, которая ей не подходила и не нравилась. Несмотря на то, что хотела учиться в Академии культуры, она освоила профессию юриста, потому что так желали её родители. Нелюбимая работа выжгла маму. И в выжженных местах поселилась болезнь…

– Откуда ты, будучи маленьким, знаешь о таком?

– Это я знаю сейчас, здесь. Но то, что она больна, чувствовал тогда.

– А мама знала о болезни?

– Она тоже её чувствовала. Но к врачам не ходила, чтобы не знать эту правду.

– Как ты своим уходом смог её уберечь?

– После моего ухода мама больше не могла работать по профессии. Она ушла с работы. В связи с этим выгоревшие места восстановились, и страшной болезни больше не было места…

Синичка перелетела к задней стене зала и села на книжную полку.

– Но мама по тебе всё ещё скорбит…

– Мне жаль, что она это делает. Я пытался через её сны передать весточку о том, чтобы она меня отпустила…

– Что это значит? Разве она каким-то образом тебя удерживает?

– Да. Её эмоции держат меня и не позволяют мне лететь туда, куда мне сейчас следовало бы лететь. К тому же, из-за того, что она удерживает меня, снова портится мамино здоровье.

– Как это проявляется?

– Она больше ест, потому что должна питать и себя, и эти энергетические узы, которые меня удерживают. Ей приходится употреблять больше еды. Материальная часть еды оседает в теле мамы. Она стала полнее. И это ещё не всё.

– Что ещё?

– Такие активные узы с ушедшими тянут живых в царство ушедших. Это означает слабость и снова плохие болезни…

– Мама опять больна?

– Ещё нет. Но слабость уже есть.

– Ты был бы готов удалиться, если бы мама тебя отпустила?

– Конечно!

– Мама готова тебя сейчас отпустить?

– Сейчас, когда она всё это услышала, возможно, да.

Синичка с книжной полки снова перелетела на штангу, к открытому окну, в которое влетела некоторое время назад.

– Спасибо, Мэттью. Ты ещё что-нибудь хочешь сказать маме?

– Да! Когда она меня совсем отпустит и приведёт в порядок своё здоровье, к ней будет готова прийти моя сестра. Сейчас, хотя папа очень хочет, сестра не приходит, так как видит, что мама смотрит в неправильном направлении – пока мама меня не отпускает, её влечет ко мне, к смерти.

– Ага!

– И однажды наступит время, когда мы с мамой снова встретимся!

– Спасибо тебе, Мэттью! Я сейчас немного поговорю с твоей мамой, ладно?

– Да. До свидания.

– Керол, ты сейчас меня слышишь? – Вадегит обратился к женщине.

Женщина не ответила. Её лицо излучало блаженство, по щекам катились слёзы. В зале царила глубокая тишина.

– Керол, важно, чтобы ты меня сейчас услышала. – Вадегит упорствовал.

– Да. Я слышу.

– Ты всё поняла из сказанного Мэттью?

– Да, поняла… только как это возможно?

– Неважно, как это возможно. Важно лишь, готова ли ты отпустить Мэттью?

– Готова. Теперь готова, – женщина прошептала.

– Тогда силой своего воображения представь Мэттью, стоящего перед тобой.

– Я его вижу…

– Молча, про себя, скажи ему всё, что хочешь сказать. И поблагодари его за то время, пока вы в этой жизни были вместе, скажи спасибо за то, что он своим уходом сделал для тебя.

В зале вновь на мгноветие наступила тишина.

– Я всё сказала, – прошептала женщина через мгновение.

– Тогда скажи ему, что когда-нибудь вы снова встретитесь, и простись. Посмотри, как он уходит!

Тишина.

Синичка, некоторое время сидевшая на штанге, вдруг взмахнула крылышками и вылетела в окно.

– Он ушёл, – женщина шептала, – действительно ушёл…

Объявили небольшой перерыв.

Только что пережитое произвело на меня потрясающее впечатление. Это было нечто невозможное! И одновременно всё происходило настолько реально, что реальнее уже и быть не могло – если только сам реально присутствующий Мэттью визуально не присутствовал. То, чо произошло, не было ни сказкой, ни фантастическим фильмом, ни даже сном! Я был в своём уме, но мой рациональный рассудок категорически отказывался принять всё только что увиденное и услышанное. Но в то же время тот самый рациональный рассудок понимал и принимал, что такую историю никто «на раз–два» выдумать не мог – ни Керол, ни Вадегит; история эта была одновременно очень логичной, не подлежащей сомнению и вместе с тем – совершенно невозможной!

За паузой последовала длившаяся час медитация со встряхиванием раскрепощённого тела, с танцами, с сидением и, наконец, лежанием в полной тишине. Потом был обед и следующие медитации, в которых я не пережил ничего. Излишне говорить, что мой рассудок всё ещё безрезультатно пытался переварить и как-то систематизировать недавно случившееся. Однако две стороны – то, что я реально увидел и услышал, и невозможность постижения произошедшего – не были соединимы. Это породило полную растерянность.

После ужина состоялся дискурс или объяснение Вадегита, данное случившемуся за день.

– У нас сегодня была замечательная сессия с Керол и её сыном Мэттью, – начал Вадегит. – У кого-нибудь из вас есть вопросы относительно происходившего во время этой сессии?

Моя рука автоматически поднялась. Я чувствовал, что, не смогу ночью спать, если не получу объяснения. Объяснение было мне необходимо, чтобы получить хоть какое-то представление о случившемся.

– Пожалуйста, – предложил Вадегит.

– Я в растерянности. Это было одновременно и реально, и невозможно.

– Почему же невозможно?

– Ну как? – меня поразило то, что Вадегит не понял. – Если человек умер, как он может оказаться здесь?

Вадегит улыбнулся.