Кажется, Лир лишился последнего родственника по крови.

Он быстро собирается, не следя за тем, насколько подходит свитер к брюкам. Лир выбегает в коридор, хватает бумажник, где есть хоть немного денег. Несется за верхней одеждой, обувается, все это время зажимая телефон между плечом и ухом. Он изредка отвечает многословному омеге. Покидает квартиру. Маршрутка, полчаса езды, и вот — элитный район их города. Тут живут одни богачи. И его дядя тоже когда-то работал в престижной фирме и мог позволить себе двухэтажную квартиру в новостройке на берегу реки.

Дорогой Лир глотает успокоительные. Пусть, с дядей он не был так близок, но все равно, Коди брат его папы. Последнее, что осталось, как напоминание о родителе. Лир догадывался, что за жизнь ему придется терять людей — все смертны. Но не знал тогда, что это так сильно ранит. Гибель родителей он не может забыть, хоть и прошло десять лет.

В квартире домработник проводит его в спальню, где на кровати лежит бледный, как статуя, дядя. Лир поджимает губы. Из груди рвутся всхлипы, глаза заволакивает пеленой. Но он старательно прогоняет это. Не время для слабости.

Коди был сварливым стариком-бетой, вечно болеющим и на дух не переносящим посторонних в своей квартире. Пускал только домработника, соседа по квартире и его, Лира, единственного родственника. Он догадывался, что однажды Коди не станет, и морально подготавливал себя к этому. Только Лир не думал, что это произойдет так быстро.

Смерть никого не щадит.

Ему приходится заняться подготовкой к похоронам. Собираются знакомые дяди, соседи, бывшие сотрудники по работе. Все-все, кто его знал. Попрощаться.

…Лир до самого вечера решает все вопросы со службами, занимающимися похоронными процессиями. Домой возвращается уставший и пассивный — за целый день он даже не поел. На пороге квартиры его встречает муж.

— И почему так долго?

Лир не отвечает ему, проходя внутрь и закрывая за собой дверь. Он медленно стягивает пальто, распутывает шарф.

— Мы думали, с голоду помрем, пришлось заказывать еду из ресторана. Ты мог бы и приготовить перед уходом, — попрекает его Рихард недовольным голосом. — Для чего ты мне еще нужен?

— Если я тебе нужен только для обслуживания, то лучше найми себе прислугу, — не сдерживает того, что на уме, Лир.

Он уходит в спальню. Так, как был — в зимней обуви. Слышит вдогонку слова Рихарда, но не вслушивается, ему попросту все равно на все. Он опустошен.

Лир снимает ботинки, забирается под одеяло, накрывает голову подушкой, чтобы не слышать криков Рихарда — и так и засыпает. А просыпается уже утром, замечая, что место на кровати рядом холодное. Простыни не смяты: муж спал где-то в другом месте. И похоже, за пределами их квартиры, ведь диван в гостиной слишком короткий, чтобы на нем лечь.

Лир собирается, одеваясь во все черное. Звонит Рихарду, чтобы попросить его отпроситься с работы. На похороны он планирует пойти с мужем и сыном, как положено. Но Сэдди выходит из комнаты с рюкзаком и заявляет сразу же:

— У меня учеба, — и крутит головой. — Не хочу на похороны. Там все такие унылые, скукота.

— Коди был моим дядей, — возражает Лир.

— Ну, твоим же, а не моим, — пожимает плечами Сэдди, направляясь к выходу из квартиры. Вскоре слышится шелест куртки и стук входной двери.

Он тяжело вздыхает. Вот в какой момент Лир не заметил, как его сыночек превратился в эгоиста? Да, он старался воспитать его должным образом, но допустил ошибку в том, что слишком многое ему позволял. А главным фактором в формировании характера Сэдди стали его одноклассники и не лучшая компания друзей. И теперь на Сэдрика нет управы.

Рихард же по прежнему не берет трубку. Лир звонит ему десятый раз, пока не получает смс: «Перестань звонить, я занят. И подумай над своим поведением и тем, что ты сказал вчера. Жду извинений».

— Да катись к черту, — злится он, не выдерживая такого к себе отношения.

Лиру приходится ехать одному.

На церемонии он мало что говорит. Стоит мрачный, не шевелится, впиваясь взглядом в окаменевшее навеки лицо Коди в гробу. Лир сдерживает слезы, мысленно провожая дядю в последний путь. И так же отстраненно наблюдает, как гроб закрывают и погружают в яму, а рядом стоявшие люди начинают плакать громче.

На поминальном обеде, организованном в пустом теперь доме Коди, он так же не чувствует реальности происходящего. Однако под конец его зазывает в сторону тот самый домработник, указывающий на пришедшего незнакомого человека.

— Это завещание, — поясняет незнакомец. — Коди велел передать его вам сразу после смерти. Хоть и рано еще по законам его оглашать, но вот, держите, — человек достает из папки лист бумаги. — Следуя последней воле Коди, изложенной тут, квартира со всем ее содержимым переходит вам, как единственному кровному родственнику.

Он выдавливает невнятный звук. Дядя грозился переписать квартиру на соседа, вот Лир и не думал, что наследство попадет ему. Он проходится безразличным взглядом по завещанию. Кроме квартиры ничего: все сбережения старика были потрачены на его лечение, а теперь и похороны.

— Вам стоит доделать некоторые документы, и наследство перейдет в вашу собственность.

Лир кивает, забирая лист с собой и аккуратно складывая его в сумку. Он дожидается, пока все присутствующие покинут квартиру, убирает со стола, и только после осознает, что это место теперь его.

Лир осматривает просторную гостиную, оглядывается на лестницу, ведущую на второй этаж. Много комнат, широкие балконы с видом на реку и парк. Но это не радует его. Толку от наследства? Оно не заменит ему, пусть сварливого, но родного человека.

Обратно он идет пешком. Темнеет. К остановке десять минут. Лир бредет не спеша, безразлично осматривая прохожих, спешащих с работы по домам. Взрослые, дети, старики — для всех исход один, впрочем. И его не избежать.

Лир останавливается у набережной. Спускается в парк, где у притихшей реки лавочки и яркие фонари. Он подходит к ограде, вцепляясь в нее руками. Вода спокойна и неглубока, но до другого берега около километра — отсюда видно огни прибрежных фонарей и многоэтажек за ними. Их мерцание всегда вселяло ощущение волшебства, а отражение оранжевого света в темно-синей воде впечатляло. Теперь же Лир пуст.

Он не один — у него есть семья и дом. Но по ощущениям Лир самый одинокий в мире человек. Он тонет в темноте и темных мыслях, и свет с той стороны берега уже не спасает. Лир не хочет так дальше жить, но как жить по другому, он тоже не знает.

И это ощущение беспомощности перед судьбой, миром и самим собой душит.

Он всего лишь слабый человек.

Что-то белое мелькает перед глазами и опускается на нос. Снежинка. Сначала одна, за ней вторая. Десятки, сотни — не сосчитать. Первый в этом году снег, и Лир ждал его появления — он всегда любил зиму. Она напоминает о счастливый временах детства, когда не думалось о проблемах. Беззаботность, радость, теплые объятия живых родителей. Казалось, все это было вчера, но нет — ему тридцать три, и через месяц прибавится еще один ничего не меняющий год. В его случае возраст действительно цифра. В душе он остался все тем же верящим в чудо ребенком, добрым и наивным без меры. Разве что, годы притупили все это, сделали его более спокойным эмоционально.

Да и веры в чудо больше нет.

Он смотрит вверх, где в свете фонаря над головой появляются из темноты снежинки. Они опускаются вниз, таят на его лице и ладонях, а Лир даже не моргает, когда они попадают в глаза. Влага скатывается по щекам, но это не талый снег: слезы. Он не позволил себе плакать на похоронах Коди, не позволил показать перед мужем и сыном, насколько он нуждается в поддержке. А теперь все то, что Лир удерживал, вырывается со слезами.

Падающие снежинки вверху становятся нечеткими. Лир кривится, сжимая губы. Глухо рыдает. Сжимает ограждение заледеневшими пальцами и задыхается. Завтра он снова будет делать вид, что все в порядке.

Но как иногда хочется вернуться туда, где зима казалась сказкой, снег — чудом, а мир волшебным. Туда, где они были живы. Папа и отец. Вернуться бы на краткий миг — обнять их крепко и попросить прощения за то, что так редко навещал-звонил. Он был светом для них, но осознал, как они в нем нуждались, лишь стоя у их могил.