— Стоп, стоп, ты забьешь его! — незнакомый голос. — Послушай, парень, этот бомж того не стоит, сдохнет сам в канаве…
Арон поднимается, поворачиваясь. Вытирает тыльной стороной руки окровавленный подбородок. У него разбита губа? Лир замирает, не дыша, обследуя глазами альфу на наличие повреждений. И оживляется только когда Арон подходит и берет его руку своей, уводя за собой прочь.
Они идут в сторону машины. Быстро. Рука у альфы дрожит — от выброса адреналина. Лир тоже дрожит, но от страха за здоровье и жизнь дорогого человека. Почему Арон не остановился, когда увидел нож? Разве он не знал, как рискованно драться, будучи безоружным? Лир начинает злиться на него: и чем этот альфа только думал? Никто бы не винил его за побег с «поля боя». Но, видимо, этот «рыцарь» слишком уж сильно чтит «кодекс чести».
Лир садится в машину следом за альфой. В освещенном салоне он замечает, что костяшки у Арона сбиты, а губа продолжает кровоточить. Волосы растрепаны, на светлом пальто капли крови, но в глазах нет сожаления.
— Где-то тут была аптечка… — Лир тянется за задние сидения, чтобы достать оттуда коробку с медикаментами. — Арон, — он достает искомое и теперь смотрит альфе в светлые глаза. — Ты хоть представляешь, что твой героизм мог стоить тебе жизни?
— Я по молодости в стольких дворовых драках участвовал, что мне вот эта пародия с ножиком ни к чему, — пожимает плечами Арон.
— Он точно тебя не ранил? Боже… — Лир копается в аптечке, доставая вату и смачивая ее в обеззараживающей жидкости.
— Он походу целился мне в горло, но промазал и царапнул подбородок, — снова пожимает плечами альфа.
— Так вот, откуда столько крови… — он кривится, тяжело вздыхая. Берет смоченную ватку и вытирает ею кровь. Вскоре он обнаруживает неглубокий порез.
— Ай, — шипит Арон, щурясь.
— А драться не «ай» было, да? А если бы он не промазал?
— Ты бы хоронил меня, как героя, — со смешком.
— Я тебя сейчас «так» похороню! — возмущается Лир, едва удерживаясь от того, чтобы пнуть «героя» по ноге. Но Арон только продолжает смеяться, отчего рана кровоточит больше.
— Какой ты все-таки забавный, когда злишься…
Лир мстит ему хорошо смазанной в обеззараживающем веществе ваткой. Прикладывая ее к ране: оно должно сильно печь. Альфа снова дергается, но на сей раз беззвучно. Терпит. Лир вытирает новую кровь, дожидается, пока перестанет вытекать, и только тогда прилепляет туда временный пластырь.
Если так подумать, то Арон на самом деле защищал его. Альфа ввязался в драку не потому, что ему нравится отрабатывать приемы на людях, а в ответ на оскорбительные фразы Рихарда. Последний был таким смелым лишь потому, что знал — в кармане ножик. Но, видимо, бывший не ожидал, что Арон не из трусливых.
Лир вздыхает. Улыбка сама по себе появляется на губах.
— Давай сюда руку, надо обработать костяшки, — он переводит взгляд с аптечки на альфу и замолкает. Арон внимательно на него смотрит, не моргая. И от этого взгляда становится жарко, и не только в лицо. Нечто давно позабытое отзывается теплом внизу живота.
— Костяшки же… — Лир сглатывает.
— Заживет, — альфа шумно выдыхает, но руку подает.
Он быстро обрабатывает раны, после чего Арон выезжает с парковки по направлению домой. Вот и сходили посмотреть на елку…
Лир снова наблюдает за пролетающими мимо фонарями. Думает о Рихарде, о прошлом и туманном будущем. Его снова душат сожаления. Лир злится на себя же — это же настолько он был слаб, что терпел токсичного человека и внушал себе, что его поведение — норма? Но главное то, что Лир изначально не разглядел в Рихарде плохого. Альфа был учтив и показался надежным, прямо как Арон сейчас.
«Не стоит их сравнивать, не все альфы одинаковые», — напоминает себе Лир, но опасения не исчезают. Страх снова натолкнуться не на того человека все еще велик. Он так задумывается, что не замечает, как оказывается под подъездом.
— Спасибо тебе. За прогулку… и за то, что защитил, тоже спасибо. За меня никогда еще не вступались до тебя, — он поворачивает голову в сторону альфы и не успевает отодвинуться, как Арон оказывается близко и целует. Прикасается к губам губами, прикрывая глаза.
Его руки у него на щеках. Но Лир не размыкает губ и никак не реагирует, так и сидит неподвижно с открытыми глазами. Арон слегка отстраняется, смотрит на него, а во взгляде гаснет надежда.
— Ох… Я поспешил, да? — альфа переводит взгляд перед собой и неровно выдыхает. Видно, насколько ему неудобно.
— Я пообещал дедушке Барри попробовать его пирожки, — говорит Лир первое, что приходит в голову. Он открывает дверцу и поспешно уходит, забыв добавить, что не вернется и заночует у себя.
— Лир! Да послушай ты, не уходи, — слышится позади, но входная дверь закрывается быстрее, чем он успевает передумать.
Уже в квартире Лир начинает себя грызть за очередной нехороший поступок. Арон открылся ему, а он… Просто взял, сказал «мне пора домой» и ушел? Будто бы ничего и не случилось, а тот «случайный» невзаимный поцелуй им обоим привиделся.
— Чего такой красный, милок? — в проходе на кухню появляется Барри. — Авось любимый смутил?
— С мороза в тепло, поэтому и красный, — Лир прикладывает руки к щекам, осознавая, что они в самом деле горят. Дыхание сбито.
— Меня не обманешь, — старший омега произносит это заговорщицким тоном. — Ты, небось, проголодался. Пошли-пошли, еды разогрею. Ко мне завтра внучата приедут, надо будет еще тортика испечь…
Он выдыхает, расслабляя напряженные плечи. Снимает верхнюю одежду и спешит за Барри на кухню. Он не хочет есть, но если откажется — обидит дедушку. Поэтому Лир пробует все, что Барри любезно выставляет перед ним на стол.
— Мяска вон запеченного возьми еще. А огурчики открыть? Квашенные, на даче летом собирали, свои, без всякой этой химии.
Лир кивает, а сам думает об Ароне. На автомате проглатывает еду, особо не пережевывая. Чем больше времени проходит, тем ярче он чувствует, что допустил ошибку. Да, ему все так же страшно, что Арон окажется хуже Рихарда, но с другой стороны… кем он будет, если не проверит это опасение на себе? В любом случае, Лир сможет уйти в любую минуту. Больше он не позволит над собой издеваться.
— Спасибо, дедушка, — Лир встает, помогая сложить посуду. Моет ее сам. У Барри руки мозолистые и сморщенные, уже не так хорошо держат — у него то чашка упадет, то тарелка. Но омега все равно старается приготовить чем побольше вкусностей для любимых детей и внуков, а теперь еще и для Лира.
Он выключает воду. Когда ее шум стихает, то с гостиной слышится звонок телефона. Лир спешит туда, доставая смартфон из кармана пальто. Смотрит — а там десять пропущенных. От Арона.
— Дедушка! Я ухожу, ладно? Меня сегодня не будет, — он говорит это и попутно надевает пальто. Путается в рукавах. Он вовремя замечает тапочки на ногах и сменяет их на ботинки.
— Хорошо, милок, повеселись там! — слышится из спальни Барри.
— Обязательно.
Лир выходит, закрывая за собой дверь. Спускается по лестничной клетке. Быстрый шаг переходит на бег. Он не думает. Он попросту запрещает себе думать, не позволяет хоть одному «но» прорезаться в сознание и остановить.
Ночь, улица, фонарь, подъезд. Ключи в руке дрожат, ступеньки вместо лифта. Лир спешит так, как будто за ним гонится его же страх снова наткнуться на предателя. Звонок в дверь, раз, второй. Открывается.
Лир тяжело дышит, но это не мешает ему кинуться к Арону, обнять накрепко и поцеловать. Он совсем не отдает отчет действиям — делает лишь то, чего давно хотел, но тщательно скрывал от себя. Лир закрывает глаза, чтобы не видеть реакции. Арон увлекает его за собой в квартиру и там уже перенимает инициативу. Прижимает к стенке у двери, как будто Лир собирается убежать. Не собирается.
Он размыкает губы, позволяя альфе углубить поцелуй. Слишком жарко, быстро, остро по ощущениям, как будто вне реальности — бред. Лир попросту забывает дышать, уступая инициативу настойчивому альфе.