— У вас у каждого своя каюта? — спросила Гермиона, когда они спустились на несколько этажей ниже, и Виктор открыл ей дверь в свою комнату.

— Нет, большинство живут по двое... — смущённо сказал он, и девушка поняла, что, видимо, это одна из многих его привилегий. — Но в Дурмстранге мы все живем точно так же, как и вы, — быстро добавил Виктор, будто пытаясь оправдаться.

— Да, я понимаю, — улыбнулась она, желая его подбодрить.

Комната Крама оказалась совсем небольшой и действительно похожей на трюм, хотя все остальные помещения на корабле были максимально видоизменены, чтобы стереть их нахождение. Маленькое круглое окно, сквозь которое просматривался хмурый свет сумеречного вечера, освещающий большую кровать и несколько тумб, расположенных по всему периметру комнаты.

— Я решил здесь ничего не менять. Ну, кроме гардеробной, пришлось её немного расширить, — Виктор указал рукой в сторону боковой двери тёмно-коричневого цвета. — Мне нравится атмосфера корабля, — пожал плечами он. — Присаживайся!

Гермиона осторожно села на мягкую кровать, наблюдая за тем, как Виктор провёл рукой по коротким чёрным волосам и повернулся, немного суетясь.

— Здесь очень уютно, — решила она заполнить паузу. — Немного мрачновато, но уютно, — Гермиона была рада увидеть, что он выдохнул.

— Да-а, — протянул Виктор. — О, у меня есть кое-что для тебя, — он открыл шкафчик; за его спиной было мало что видно, но Гермиона услышала цокот стекла. Она попыталась отклониться, чтобы заглянуть за бок болгарина, но в этот момент Виктор повернулся с двумя бокалами зелёного цвета. — Держи.

Гриффиндорка забрала напиток и сделала глоток, который тут же обжёг ей гортань и пинком ноги в живот сбросил в пучину воспоминаний. Какой-то крепкий алкоголь вперемешку со сладким ягодным сиропом. Она откашлялась, вопросительно смотря на Виктора.

— Тот напиток, что был на вечеринке, когда мы с тобой познакомились, — сказал он.

— Да, я поняла, — Гермиона приложила ладонь к груди, пытаясь унять жжение. — Это, типа, символизм?

— Вроде того, — прыснул Виктор. — Я думал, что тебе понравится.

— Ну, я не особо люблю алкоголь, — неловко ответила она, отставляя бокал.

— Но ты выпила абсолютно всё тогда, — поднял он брови. — Я подумал...

— Мне просто было неловко убрать стакан, — засмеялась Гермиона, понимая нелепость ситуации.

Виктор засмеялся вместе с ней, когда до него дошло, насколько его идея была глупой, если посмотреть на неё в таком свете.

— Прости, я не подумал об этом.

— Всё в порядке, — покачала головой Гермиона, по-прежнему хихикая. — Не так уж и плохо. За исключением сиропа и... водки.

— Да-да, я понял, будешь сок? — спросил он, вновь открывая тумбочку и осматривая то, что там находилось.

— Нет, ничего не хочу, — она облокотилась о стенку, взяв в руки вельветовую подушку, которая при таком освещении казалась чёрной. — Как думаешь, что вас ждёт в третьем туре?

Ей было смертельно необходимо об этом поговорить хоть с кем-то. Её нервозность всего лишь немного успокоилась, но не пропала насовсем. Ночные кошмары стали более изощрёнными, потому что когда у сознания нет предела, оно подсовывает самые страшные варианты событий. Гарри всё ещё отходил от стресса, так что Гермиона не желала тревожить друга своей паранойей. Драко... Драко и вовсе выглядел так, будто его ничего не заботит. Впрочем, он всегда так выглядел.

— Что бы там ни было, не думаю, что это будет сложнее, чем спасти пленника на дне озера, отбиваясь от водных демонов, — нахмурился Виктор, но потом фыркнул, разбавляя серьёзность.

Рон точно так же говорил после первого испытания, что не может быть ничего ужаснее дракона, но всё обернулось совсем иначе.

— Мне кажется, они идут только по нарастающей, — потупила взгляд гриффиндорка, но потом быстро подняла голову. — Точнее, я, конечно, уверена, что вы справитесь, просто...

— Нервничаешь.

— Да, нервничаю, — вздохнула Гермиона.

Сейчас, сидя перед Виктором, которому предстояло столкнуться с новым испытанием лицом к лицу, её тревожность казалась глупой и надуманной. И уж тем более было верхом нетактичности находиться здесь и жаловаться ему, когда ей, по сути, даже ничего не угрожало.

— Не переживай, Гермиона, — он сделал несколько шагов вперёд и сел рядом с ней на кровать, — Гарри кажется очень способным волшебником, я уверен, что он будет в порядке.

— Я переживаю не только за Гарри, — с горечью произнесла Гермиона, понимая, что на самом деле жизнь была бы куда проще, если бы Поттером ограничивался круг её беспокойств. — Я переживаю за всех вас, — посмотрела она в его тёмные глаза. — Мне ещё с самого начала эта затея казалась безумием.

— Гермиона, — Крам сделал акцент на её имени, взяв ладонь девушки в свою руку. — Это ведь просто конкурс. Немного сложнее квиддичных матчей. Всё будет хорошо.

Слова Виктора были уверенными и успокаивающими и им так хотелось поверить, что она выдохнула, улыбнувшись.

— Да, думаю, ты прав.

— Ну вот, — он провёл пальцами по её щеке, заправляя локон за ухо. — Я люблю, когда ты улыбаешься.

Виктор потянулся к ней, и Гермиона закрыла глаза, целуя его в ответ. Она уже давно привыкла к тому, что поцелуи болгарина не чувствуются, как японский «Белый циклон» — падение с сорокаметровой многоэтажки. Они были больше похожи на тот самый плед, которым укрыла их Помфри после озера — уютный, но делающий недостаточно. Виктор оказался тихой гаванью, тем, что ей нужно. Тем, что она себе с самого начала представляла как что-то нужное.

У всех в голове заочно есть образ того самого принца. И таким Гермиона и представляла себе своего: галантный, спокойный, уравновешенный. Отличный пример здоровых отношений. Поэтому она всё ещё была здесь. Поэтому она всё ещё пыталась. Ведь это тоже нечто, что Гермиона внушала себе с самого детства: упорство — залог успеха. И она должна была быть упорной в своих попытках.

Поцелуй стал глубже, заставив её перенестись в трюм из пучины своих мыслей. Рука Виктора опустилась на колено девушки, и она вздрогнула, но не прекратила его целовать. Упорство, Гермиона. Его рука поднялась немного выше, и она попыталась прислушаться к себе. Это оказалось непривычно — не чувствовать внутреннего маятника внутри, который бы в точности знал, как ей следует поступать. Точнее, как не следует, но это всё было бесконтрольным, оно просто обычно захлестывало её и не отпускало.

Малфой являлся импульсом, который запускал этот самый маятник. Если бы здесь находился он, она бы наверняка уже давно забралась к нему на колени, пока он бы сжимал её бедра, рассказывая на ухо все те вещи, которые должны были никогда не появляться в голове девушки. Потому что то, к чему Малфой всегда её подталкивал, оказывалось ужасным, но один тот самый импульс, и Гермиона оказывалась согласна на всё, что угодно, лишь бы он не отодвигался дальше. Это совершенно не подходило под здоровые отношения. Ничуть.

Гермиона потянула Виктора к себе за шею, пытаясь сделать так, чтобы он стал настойчивей. Чтобы хотя бы немного было похоже. Виктор знал, что для неё это не впервые, так что ему должно было быть легче. Рукой он опоясал талию девушки, прижимая её к себе крепче.

Она постоянно анализировала. Что сделать, как поступить, что было бы уместным? Поразительно, но с Малфоем, который за всю жизнь сказал ей больше оскорблений, чем кто-либо другой, Гермиона совершенно не чувствовала стеснения, когда до этого доходило. Это чувствовалось естественно. Виктор был другим. Его пламя оказалось гораздо спокойнее, гораздо теплее и безопаснее, оттого не обжигало. И это была только её проблема. Потому что когда привыкаешь постоянно плавиться в костре, после тебя не может согреть безвредный огонек. Это она была испорчена. И Гермиона должна это исправить.

Рука Крама потянулась выше, задевая кожу её ноги, и юбка начала комкаться под его ладонью. Гермиона почувствовала оцепенение. Поцелуи не были приятными. Вот. Она наконец призналась в этом. Они были... нормальными. А что может быть хуже, чем нормальные поцелуи? Гермиону затошнило, когда его пальцы коснулись её бедра, и она отстранилась слишком резко.