– Все так, – согласился Герман, – только коренным образом влиять на ситуацию мы вряд ли сможем.

– Но ведь как-то… за державу обидно… как говорил знакомый нам политик, – тихо сказала Надежда, – земля ему пухом…

Партийцы загрустили…

За соседним столиком шел разговор о смысле жизни, о любви и справедливости…

– В суть жизни изначально закладывается способность жертвовать собой, то есть любовь! – говорил новосибирец Владимир.

– Жизнь без любви вообще невозможна! – послышался голос Валерия.

– Но любовь и справедливость – понятия часто несовместимые. Любовь во всем выделяет кого-то одного, а справедливость предполагает, что все равны, – рассуждал сибиряк.

– Валера, а почитай свои стихи, – попросила Раечка, – что-нибудь из новенького…

– продекламировал Валерий.

В кафе стало тихо: все прислушивались к голосу товарища…

– Издавать собираешься? – спросил Виктор Петрович.

– Не знаю еще, – неуверенно ответил начинающий поэт… Откуда-то донеслась песня:

– Для кого-то – Таганка, а для нас – Полтавка, – засмеялся Андрей, который состоял в партии всю свою сознательную жизнь.

Центральный штаб партии, с самого ее учреждения и по сей день, находился на улице Полтавской, или, как говорили партийцы, «на Полтавке». Даже газета, которую эпизодически выпускало это сообщество единомышленников, была ими любовно названа «Полтавкой»…

– «Полтавка, я твой бессменный арестант…» – поддержали, оживившись, друзья-соратники.

– Автор текста на нас не обидится? – спросил кто-то.

– Он нас простит, – ответили ему. – Мы же – со всем уважением…

Посидели еще немного. Звучала негромкая музыка, слышались знакомые, такие родные голоса друзей.

– Ой, ребята, как с вами хорошо! Но… пора на отдых, – сказала Надя, – завтра трудный день.

– Надежда Владимировна, ну давайте посидим еще немножко! – совсем по-детски заканючила Ирина.

– Пойдем, пойдем! Поздно уже! – тоном строгой мамаши возразила та.

– А что, Надя, в твоем отделении, я слышал, жесткая дисциплина? У тебя не забалуешь? Ты, демократка до мозга костей, практикуешь авторитарный стиль руководства? – смеясь, спросил Игорь.

– Ну и правильно, – поддержал Надежду Виктор Петрович, – мы – партия демократическая по идеологии, но внутри отделения не может быть никакой демократии! Иначе – разброд и шатания!

– Так что, Надежда Владимировна, значит, у тебя шаг вправо – шаг влево – расстрел? – не успокаивался Игорь. – Диктаторские у тебя замашки, Надежда!

– Клевета это все! Просто у меня в отделении все разделяют мое мнение, и не бывает никаких шагов ни вправо, ни влево, – засмеялась Устинова, – правда, Ирина? – нарочито грозным тоном спросила она.

– Да-а, – как-то неуверенно ответила та.

– Ну, пойдем тогда!

– Надюша, правда, посидели бы еще немножко, – попытался уговорить ее Виктор Николаевич, – так давно не виделись!

– Нечего молоденькой девчонке в такое позднее время в кафешке засиживаться, – ответила она тихо, – да и в нашем родном городе уже два часа ночи!

Попрощавшись, Надежда с Ириной отправились в свой номер.

Собираясь на заседание съезда, Надежда критически оглядела свое отражение в зеркале. Женщина довольно привлекательной наружности, она вовсе не мнила себя красавицей. Получив в подарок от природы рыжий цвет волос, в детстве Надя комплексовала, в юности – смирилась, а теперь и вовсе гордилась своей особенностью. Черты собственного лица казались ей недостаточно выразительными, но этот – по ее мнению – недостаток она умело устраняла с помощью косметики. Слыша комплименты от мужчин, Надежда отшучивалась: «Если очень постараться, то есть на что посмотреть!» Сама же она к своей внешности относилась крайне критично, а идеалами женской красоты всегда считала Мерилин Монро и Мишель Мерсье, ни на одну из которых ни капельки не походила.

Как последний штрих к облику, брызнула каплю любимых на сегодняшний день французских духов «Жасмин» от Estee Lauder. Этот аромат, как ей объяснили в специализированном бутике, предназначался для использования деловыми женщинами в течение дня. Надежда не относила себя к числу «деловых женщин», считая таковыми исключительно бизнес-леди, но духами охотно пользовалась.

Ирина тоже заканчивала сборы. Тщательно отглаженный голубенький костюмчик, который девушка обычно надевала в колледж на занятия, она освежила брошкой со стразами, тщательно подкрасила реснички.

– Красотулечка! – оценила Надя.

Подтянулись друзья-партийцы.

– Ну что, вы готовы? – поинтересовался Серега. – Причепурились? Нафуфырились?

– Естественно, – ответила Надежда.

Сергей внимательно посмотрел ей в лицо, делая вид, будто что-то не так.

– Что такое? – насторожилась она.

– Челку поправь!

Надежда, не понимая, посмотрелась в зеркало.

– Харизма из-под челки выглядывает, – пошутил Серега.

– Да ну тебя, – засмеялась она.

…В зале регистрации всех встречали представители центральных органов партии. Подошла Кира Николаевна – бессменный координатор, осуществляющая связь с региональными отделениями. Любые новости регионы узнавали по ее звонку, а голос Киры был хорошо знаком не только руководителям региональных отделений, но и их женам, детям, мужьям и многим другим родственникам, если таковые имелись. Кира Николаевна состояла в партии с самого дня ее учреждения и с тех пор оставалась на посту даже в особо трудные времена.

Здесь можно было встретить многих из первых демократов-романтиков, стоявших в мятежном девяносто первом у Белого дома… Надежда примкнула к партийцам несколько позже – весной девяносто пятого – с боевым задором, высокими целями и безмерным уважением к этим людям.

…Устинову избрали в состав Президиума, и она заняла свое место рядом с коллегами. Ей всегда казалось, что выбирают ее в этот весьма уважаемый рабочий орган, если можно так выразиться, «для оживления интерьера»: мрачновато смотрится массивный стол на сцене, если за ним восседают одни мужчины. Особо важной для Президиума персоной она себя не считала.

В зале Надя заметила много новых лиц, из чего сделала весьма благоприятный вывод.

«Растем», – подумала она.

Докладчиков было немного, и особых разногласий в их речах не прослеживалось. Надежда выступать на этот раз не стала – считала, что все, в принципе, уже сказано, а повторяться ей не хотелось. Бывалые партийцы говорили, что Устинова высказывается редко, но если уж говорит – то по делу. Она ценила такое мнение товарищей о себе и старалась ему соответствовать.

Так или иначе, все вопросы были обсуждены, основные решения выработаны без особых баталий… А партия видела и такое! Когда-то, в середине девяностых, в Государственной думе работала фракция Демократической партии под руководством известного кинорежиссера и политика, и существовал реальный шанс на более значительный успех. Но, увы, тогда он реализован не был… У Надежды дома с тех пор висит плакат с лозунгом: «Остановим криминальную революцию!»…

На следующий день предстояло сдавать подписи. Когда Надежда со товарищи прибыла на место – в штаб, расположенный близ станции метро «Электрозаводская», – там уже собралось несколько представителей регионов. Ей выдали увесистую пачку чистых подписных листов для продолжения работы.

«Эту пачечку обязательно надо отдать Василию для доставки домой», – не без злорадства подумала Надя.

Дождавшись своей очереди, она подошла к столу координатора для проверки подписей. Несмело сев на краешек стула, развернула пачку заполненных разными почерками листов, по одному стала выкладывать их на стол. Координатор внимательно просматривал подписи, вычеркивая те из них, которые, по его мнению, были внесены с нарушениями. Каждая забракованная подпись отзывалась в душе Надежды почти болезненным ощущением. В этот раз на доработку возвратили больше половины.