Нет.

Им бы не понравилось то, что я сказал.

Вы не смогли бы остановить Фурию. Он непобедим.

Я думал, что смогу. Думал, что одержу победу.

Но ущерб моему сердцу нанесен, и суть того, кем я был, была уничтожен. Единственной надеждой для меня теперь была глубокая могила, которая поглотила бы грязь, которой я стал.

Так что да, эта женщина должна была меня бояться. Ей следовало взглянуть на меня и задрожать, даже злиться на то, что станет ужасом ее новой жизни в тюрьме. Она должна была кричать, плакать, все из-за предстоящей агонии, которую она собиралась вынести от моей руки.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТВЯ

Брайар

Почему? За что этот человек так меня ненавидел? Что я сделала, чтобы он так разозлился? Я выполняла все, что он просил. Пресмыкалась. Была его гребаной рабыней! Что еще нужно этому засранцу?

Я ничего не смогла поделать. Больше не могла быть храброй и бороться со слезами. Отчаяние было слишком сильным. Это не было оскорблением. Это не было унижением. То, как он смотрел на меня. С такой ненавистью. И все же я видела много боли. Ему было так же больно, как и мне, и я не знала почему.

— Иди умойся, сказал он почти безжизненным голосом.

Каждый слог звучал как отрывистая очередь автомата.

Он наклонился и поднял мое обмякшее и грязное тело. Похоже, он не возражал, что моя грязь… его дерьмо… тоже покрыло его. Я обняла его за шею и позволила отнести меня в ванную. И ничего не сказала. Он тоже. Я просто плакала.

Он поместил меня в душ и включил воду. Несмотря на то, что вода хлынула из насадки для душа очень холодной температуры, Принц быстро отрегулировал температуру, пока она не стала восхитительно теплой. Очень теплой. Вода смыла мои слезы и только что произошедший ужас и боль... хотя среди них было запретное удовольствие.

Мужчина сбросил грязную одежду и сам ступил под душ. Он был голым. И за исключением всех обнаженных членов в зале, это был первый мужчина, которого я действительно когда-либо видела полностью обнаженным. В прошлом у меня были мужчины, которые пытались взять то, что они хотели, но те никогда не тратили время, чтобы снять что-то большее, чем штаны, и, к счастью, мне удалось отбить их всех. Но отбиваться от этого человека не имело смысла. Он был моим тренером. И если я не хотела, чтобы меня столкнули с обрыва, это была моя судьба.

Я отошла немного в сторону, чтобы мы оба могли разделить текущую воду. Возможно, мне следовало полностью выйти из душевой, но я просто не могла. Это был первый теплый и приятный душ в моей жизни, который я могла вспомнить. Мне нужно было наслаждаться маленькими удовольствиями, если я хотела когда-нибудь пережить этот кошмар жизни.

— Подай мне ту бутылку, — сказал он, указывая на чистый пластиковый контейнер.

Я сделала, что он просил, и мужчина выдавил содержимое себе на ладонь, а после мне на волосы, начав массировать скальп.

Я застонала.

Ничего не могла с собой сделать. Это было очень хорошо.

Он продолжал втирать шампунь в мои волосы, пока до моего носа доносился цветочный аромат, оживляя мою измученную душу.

— Когда ты последний раз мыла волосы? — мягко спросил он.

Его обнаженное тело было так близко к моему, но оно не касалось меня, а я не чувствовала себя в безопасности.

— Когда была ребенком. Помню, как мама мыла мне их на особые мероприятия. Мне было десять. Она говорила, что я заслужила иметь красивые волосы в такой красивый день.

— Ты заслуживала этого каждый день, — пробубнил он так тихо, что, казалось, не планировал, чтобы я действительно услышала то, что мужчина сказал.

Он нанёс остаток мыльной пены на руки и нанес на все мое тело. Без сексуального подтекста. Без разврата. Просто мужчина, моющий женщину.

— Почему ты такая другая? Такая тихая? Выглядит так, будто ты уже сдалась.

Его слова не были жестокими, но резкими.

Я посмотрела на него, когда он смыл шампунь с моих волос.

— Другая?

Неужели он ждал от меня сопротивления?

Он кивнул.

— Ты не боишься.

— Боюсь. Очень.

— Кажется, ты не против моих прикосновений. По крайней мере, не всех.

Я тяжело сглотнула, но не ответила. Не возражала против прикосновений этого человека. По крайней мере, это заставило меня что-то почувствовать. Я не цепенела. Так долго я ничего не чувствовала, что даже боль была лучше, чем пустота, в которой я так долго вращалась.

Он продолжал купать остальную часть моего тела, а затем сделал то же самое со своим. Без слов выключив воду, он достал два полотенца и протянул одно мне. После того, как он вытер свое тело, использовал полотенце, чтобы осушить мои волосы. Мужчина осторожно промокнул воду, снова массируя кожу головы. То, что должно было стать продолжением ада, в который меня бросили, превратилось в чистый рай. Закрыв глаза, я просто позволила добру захлестнуть меня.

— Уже поздно, — сказал он, когда взял меня за руку и вытащил из ванной. — Нам нужно подготовить тебя к завтрашнему дню, прежде чем отправимся ко сну.

— Подготовить?

А что он делал раньше? Разве я недостаточно сломлена для него?

— Фурия любит, когда рабыни растянуты, — просто ответил он, усадив меня на кровать.

Он подошел к комоду и вытащил несколько вещей, которые я не могла разглядеть из того ракурса, в котором сидела. Я цеплялась за полотенце вокруг тела, когда мурашки покрыли мою кожу. Будет ли он снова причинять мне боль?

— Ляг на живот, — приказал он, когда прошел мимо.

Я сделала, как он просил, отметив, каким мягким был матрас. Он прогнулся под моим весом и обнял меня мягкой тканью одеяла.

— Что ты собираешься делать? — спросила я.

Мне было страшно, но он вел себя не так, как раньше. Он не выглядел рассерженным и, похоже, все контролировал. Я не видела темных глаз, в которые смотрела за несколько минут до того, как он на меня нассал.

— Я же сказал. Растяну тебя. Ты будешь благодарна за это завтра.

— Растянешь меня?

— Твой задний проход.

Я запрокинула голову и недоверчиво посмотрела на него.

— Что? Ты собираешься растянуть мой про... проход?

Я была потрясена. Он не мог говорить серьезно.

— Моя обязанность как твоего тренера — убедиться, что ты готова выполнить любую просьбу Фурии. И поверь мне, у него их много. Так много, что натренировать всех практически невозможно. Но в первый же день только что прибывших рабынь он обычно заставляет делать то же самое.

— И что же?

Он выдавил немного жидкости из крошечной бутылочки на указательный палец и, не останавливаясь, коснулся им моего ануса. Я ахнула и напряглась, но он продолжил. Мужчина растер прохладную, скользкую жидкость по всей поверхности, а затем вошел кончиком пальца внутрь.

Я вздрогнула и вскрикнула. Было не больно, но вторжение меня удивило, и мне оно нисколько не понравилось. Я пошевелилась и захныкала, когда его палец вошел еще глубже. Ощутила небольшое жжение.

— Просто расслабься. Мой палец ничто в сравнении с тем, что он будет пихать в тебя.

— О, Боже, — прошептала я.

Закрыла глаза, пытаясь игнорировать действия, происходящие в глубинах того, что я считала областью, которую никогда не коснутся таким образом. Что же завтра будет внутри меня? Я не хотела знать... и все же мое воображение могло быть хуже, чем действительность?

— Я добавляю второй палец. Будет больно, пока я растягиваю твое отверстие, но через несколько минут тело и разум приспособятся.

— Почему? Почему он делает это?

— Потому что ему нравится это, — сказал Принц, пока добавлял второй палец.

Как он и предупреждал, жжение возросло.

— А-а-ах, — проревела я, — Мне это не нравится.

— Ну, мне кажется, что ты умная девочка. С этого момента не ты выбираешь то, что тебе нравится.

Он засунул оба пальца глубже, заставляя меня громко стонать, когда я сжимала одеяло в кулаки.

— Ему нравится причинять боль женщинам?

— Да.