Нельзя было вот так разлеживаться на кровати с хлопочущей рядом Са Чен.
Ни за что нельзя было спать…
========== Глава 44. По ту сторону двери ==========
Город Лхаса, суббота, 10:24 p.m.
Мака закрыла глаза и ткнулась лбом в мятно-зеленую стену у двери, за которой чувствовала дыхание души Соула. Стиснула в пальцах забытый им пиджак и глубоко вздохнула, пытаясь отогнать навязчивые воспоминания. И пусть крашеная стена коридора общежития не была похожа на обои съемной квартиры в городе Смерти; дверь ни цветом, ни фактурой не походила на дверь в спальню ее напарника, а холодный свет ламп разгонял мрак — это ничего не значило. Как и два с половиной года назад Мака Албарн стояла около двери в комнату Соула Итера и никак не могла решиться войти внутрь.
Вот бы знать, сколько мучительных минут она тогда провела в темноте и тишине спящего дома, если сложить все поздние вечера, когда повелительница медлила, вот так же прижавшись лбом к стене у комнаты своего оружия. Трусиха. Потому что так ни разу и не смогла найти в себе храбрости переступить порог, чтобы просто молча лечь рядом, прижаться и обнять. Без слов дать понять своему напарнику: что бы ни происходило между ними днем, как бы больно и провально ни было на тренировках — она ни о чем не жалеет, они по-прежнему вместе и смогут найти решение. Она верит в Соула, верит Соулу и полностью его поддерживает. Ведь поддержка — единственное, в чем они оба тогда нуждались больше всего остального. И хотя Соул никогда не запирал дверь в спальню на защелку так же, как и она, но в те дни их агонии каждый вечер оставлял узкий зазор. Он ждал. Каждый вечер в течение трех месяцев давал Маке знать, что хочет от нее первого шага. Не торопит, ждет, когда она окончательно сможет разобраться в себе и понять — по-прежнему ли готова быть к Соулу ближе, нежели просто друг и повелительница после их фиаско с резонансом душ.
Папа считал трусом Соула Итера, но Мака знала — это она трусиха. Это она и только она своим бездействием, своей незрелостью, неготовностью к ответственности отношений вынудила Соула уехать. Своей чертовой скромностью, воспитанием… пассивностью в конце концов обязана тем, что осталась в итоге одна. Потому что, черт возьми, Соул тогда сделал все, чтобы добиться ее, а она не сделала ничего, чтобы дать ему понять, насколько он для нее важен… Даже «люблю» вслух ему ни разу не сказала…
Мака открыла глаза, глубоко вздохнула и потянулась к ручке, когда вдруг почувствовала, что в комнате за дверью есть еще одна душа. Судя по всему, девушка…
Просто подруга или же…
Вот же дуреха! Почему раньше не подумала об этом? Почему осознала только сейчас, что Соул может с кем-то встречаться? Наверняка у него на Тибете есть девушка. Скорей было бы удивительно, если бы ее не оказалось. С чего она вообще решила, что он по-прежнему в нее влюблен? Из-за их резонанса душ? Только отсутствие резонанса говорит лишь о том, что их обоих влечет друг другу.
Разве Соул сказал ей за эту неделю хоть что-то о своих чувствах? Ничего подобного. Наоборот, все это время держался на расстоянии. Это она первая лезла целоваться в проулке, тянулась к нему рукой через Кида-яка, даже сегодня не позволила ему уйти из своей комнаты. Это она, будучи связанной отношениями, вела себя распущенно. Нечестно по отношению к Джо, нечестно по отношению к Соулу. Вот же глупая дура! Опять сама виновата во всем произошедшем…
Повелительница резко выдохнула, повесила пиджак на дверную ручку и отвернулась. Хотелось бежать отсюда как можно дальше, но Мака почему-то первым делом с горечью скинула с себя ненавистные босоножки. Будто в них крылся корень всех ее печалей и бед. Может, босым ступням на холодном полу и стало легче, но унять шторм внутри не помогло ни капли.
— Дура! — со злостью пробормотала она себе, а потом с удивлением посмотрела на каплю, упавшую на руку, и только сейчас поняла, что плачет.
Она с ожесточением вытерла мокрый след со щек рукавом, но помогло мало: слезы продолжали течь из глаз и никак не желали прекращаться. Схватив босоножки, Мака быстро направилась прочь от комнаты Соула. Босые ступни неуместно смешно шлепали по потертой плитке. Правда, Маке было не до смеха.
Рука преградила ей путь так внезапно, что девушка врезалась в нее и только потом остановилась и недоуменно подняла голову, чтобы понять, кому и что от нее понадобилось. Белозубая улыбка Тао сквозь мутную пелену слез сверкала жемчугом, а его недобрые сощуренные глаза сияли злорадной насмешкой. Правда, он тут же совладал с собой и нацепил на лицо маску удивленной печали:
— Почему моя принцесса плачет? — правдоподобно участливо спросил он и с сожалением покачал головой. — Так обидно, что не позвали порезвиться в кровати?
Значит, видел, где она только что стояла и, наверное, знал, кто зашел в комнату до нее. Из уст молодого человека слова почему-то казались вульгарнее, чем были на самом деле. Словно он сказал что-то нецензурное и уничтожительное. А может, это Маке стало неприятно вне зависимости от подбора слов, потому что в чем-то, наверное, этот китаец оказался прав. Обидно. Ей действительно было сейчас обидно осознавать, что у Соула Итера, возможно, есть другая. Обидно, что у нее тоже есть Джо…
Как до несуразности обидно и глупо все в итоге у них получилось…
— Как там говорил Итер? — неторопливо и почти ласково продолжал тем временем Тао, так и не убрав руки перед Макой, зато немного сместился, чтобы оказаться к ней поближе. Его масляный взгляд блуждал по ее ключицам и чуть растянутому вороту пуловера так, что ей невольно захотелось прикрыться и от глаз, и от слов китайца. — Умницы просто обожают плохих мальчиков, да? Только он, кажется, забыл сказать, что плохим мальчикам скучно с умницами…
— Молчи, — буркнула Мака.
Хотелось грозно, но получилось как-то жалко и тихо, что, кажется, еще больше раззадорило Тао. Он почувствовал, что нашел слабое место — и теперь думал, что поддел Маку Албарн на крючок.
— Что? Неприятно слышать правду? — он взял тонкую прядь ее волос и начал их наматывать на палец, продолжив свой монолог-измывательство. — Дай-ка угадаю. Ты уже напридумывала себе, что единственная и неповторимая для него? Конечно. Ты ведь бывшая повелительница Соула Итера. Важность-то какая! Решила, что стоило только появиться здесь, как он сразу побежит к тебе, забыв про остальных? Плохие мальчики, Мака Албарн, исправляются после встречи с принцессами только в сказках.
— Хватит! — зашипела Мака и дернулась, чтобы освободить волосы. Обязательно бы выдернула их руками из пальцев китайца, да только в них были босоножки.
— А может, все Косы Смерти любят разнообразие? Слышал, твой папочка тоже любитель поразвлечься… Смирись. Ты не единственная. И ваши милые обжимашки с Итером в темноте у стены, пока вас никто не видит, совершенно ничего для него не значат, потому что к себе в комнату он привел другую. — Тао вдруг весело расхохотался, запрокинув голову: — Ты, видимо, сегодня была на разогреве, Мака Албарн.
Мака, еле сдерживаясь, отодвинулась и сделала попытку обойти китайца:
— Дай пройти, Тао.
Он шагнул в сторону и снова преградил ей путь. Взяв рыбку на крючок, решил, что ей не хватит воли сопротивляться. Еще немного дожать, и Мака окажется в его полной власти. Безвольная. Опустошенная. Смирившаяся.
— Не люблю, когда девушки расстроены. Пойдем ко мне. Я тебя утешу и обласкаю.
— Нет, — слезы больше не текли, а кафель начал вытягивать тепло уже из щиколоток.
— Ой, только не строй из себя недотрогу. Я же видел, как Итер тебя лапал и ты была не против… Так что хватит ломаться и набивать себе цену.
Мака действительно была на грани, поэтому когда пальцы Тао властно обхватили ее подбородок и сжали, а он начал склоняться к ней с мерзкой улыбкой победителя, со злостью выдохнула:
— Достал уже!
А потом с размаху зарядила китайцу босоножкой по башке. Да так сильно и от души, что его повело в сторону от удара. Он ошалело захлопал глазами, еще до конца не осознавая только что произошедшее. Возможно, его приемы и работали на других девушках-тибетках, но Маку Албарн этот треп только бесил, а прикосновения и подавно.
