Если уж начала, то добивай до конца, Мака.

— Сказали, что можно подстроиться под измененное дыхание души, научиться контролировать, и не должно возникнуть проблем, но если мое дыхание души тоже изменится… если мы начнем встречаться… то я не смогу больше быть твоей повелительницей и не смогу сделать тебя Косой Смерти. Использовать тебя в качестве оружия, пока ты не Коса Смерти, смогу, но резонанс душ уже не получится.

— Встречаться. — Противное сентиментальное слово из фильмов про любовь. — Это слишком размытое понятие. Где граница между возможностью войти в резонанс и его полным отсутствием?

Пока что, хоть и на несколько секунд, но у них получилось.

— Не знаю, Соул! Я даже и не подумала тогда об этом спрашивать, это было неважно год назад. Да и они сказали, что это все временно, что все скоро станет на круги своя… как только ты… — было видно, как Мака через силу выдавливает слова, настолько неприятно ей было об этом говорить, — переключишь внимание на других девушек. Чтобы я не думала, что у тебя такая реакция только на меня…

— Спирит! Только он мог так сказать! — рявкнул Соул и сжал с яростью кулаки, не зная, на кого больше сейчас злится — на папашу или на Маку, которая с такой доверчивостью приняла его слова за абсолютную истину.

— Но ведь были девушки, — она впервые за долгое время взглянула на Соула, и в глазах мелькнул еле пробивающийся огонек любопытства.

— Были, — понятно, что были, не на помидорах же он целоваться учился, глупо отрицать очевидный факт. Соул помедлил, размышляя, стоит ли что-то пояснять дальше, но все-таки сказал: — И последняя около девяти месяцев назад, когда понял, что мне не надо других.

Потому что хотелось только с одной, только для одной, только ради одной. А эта одна, как оказалось, все это время думала, что он такой же, как ее папаша. Да даже сейчас, в гараже, считала себя одной из множества. Как же это бесило, как же рвалась сейчас злость наружу.

— Мака, — не выдержал он, — почему?! Что за маниакальное стремление к мазохизму?! Откуда эта святая уверенность, что все вокруг такие же, как твой отец?! Да пойми же уже наконец, что есть и другие! Не все хотят трахнуть любую смазливую девку, при этом ползти потом виноватым скотом домой и клясться в верности! Почему ты постоянно видишь во мне его?! Пытаешься приписать мне его извращенный характер?! Тебе так отчаянно хочется точь-в-точь повторить судьбу своей матери?!

— Не ори на меня! — огрызнулась Мака в ответ.

Соул замолчал, а ведь и правда не заметил, как повысил голос.

— Тогда какую судьбу ты выбрала для себя? Для меня? — сказал он уже спокойней. — Мы же сейчас стоим перед выбором, я правильно понимаю? От чего мне придется отказаться? Ну? Говори!

Выбор перед ними стоял непростой. Девушка молчала, но ответ Соул знал почти наверняка:

— Как у твоих родителей?

Съедающая жизнь бытовуха в обрамлении красивой картинки идеальной семьи, которая разбилась вдребезги несколько лет назад.

— Да, — коротко ответила Мака, посмотрев ему в глаза.

И правда, все решила за двоих. С отчаянной решимостью сломя голову лезет в удавку, оставляя позади страх, что это не тот вариант, на который согласен Соул. Предсказуемо-ожидаемо. Дочь решила пойти по стопам матери. Это стало последней каплей и весомой причиной последовавшего за этим:

— Нет, — со злостью выплюнул парень слово.

— Что? — Мака точно не ожидала такого ответа.

— Нет уж, хватит. Теперь моя очередь думать за двоих, и тебе придется смириться с моим выбором. Но это точно будет не жизнь твоих родителей, ясно? — Соул откинулся на спинку скамейки и закрыл глаза. Отвратительное чувство, что его только что хорошенько изваляли в дерьме никак не уходило. — А теперь пошла домой.

— Соул! — у нее получилось возмущенно и растерянно одновременно.

— Домой иди! — рыкнул он. — Не хочу сейчас ни видеть, ни слышать тебя…

«…Ни думать о тебе».

========== Глава 28. Идеальный папа ==========

Город Хендерсон, среда, 9:41 p.m.

Книга чуть ли не с отвращением была отброшена на подушку, будто это Гумберт Гумберт и Лолита вдруг оказались повинны в беспросветно плохом настроении Маки. Не сиделось, не лежалось, не читалось и плохо думалось на отвлеченные темы, потому что мысли то и дело возвращались к недавнему разговору и в голове запоздало возникали слова и ответные реплики.

Мака злилась на весь мир, но на себя в первую очередь. Это было неправильно вот так все разом вываливать на Соула: про то, что давно все про него знала, про разговор годовой давности и про невозможность быть так близко, как хотелось бы.

Эгоистка.

Почти так же, как и год назад. Тогда нужно было сразу честно рассказать все Соулу, пусть бы он смеялся, все отрицал и измывался над ней потом еще полгода — эту его защитную реакцию можно было бы вытерпеть и пережить. И хотя он под страхом смерти не признался бы повелительнице в своей слабости, но искренность и доверие бы оценил. Но тогда она пошла на поводу своих желаний — сделать из него Косу Смерти во что бы то ни стало, и в итоге так по-скотски поступила.

И сейчас она тоже шла на поводу своих желаний. Нельзя было позволять касаться, обнимать и целовать. Но как? Как противиться такому влечению, когда наедине, когда оба понимают, что хотят одного и того же, когда все в ней с трепещущим предвкушением ждет его взгляда, его прикосновения, его дыхания близко-близко? Почему-то, что раньше казалось возмутительно-пошлым, теперь — с ним — стало волнительно-дразнящим?

Шесть дней, три поцелуя и один Соул Итер Эванс — простой рецепт, чтоб оказаться в раю, вкусить запретный плод и тут же быть изгнанной из райского сада.

— Доченька, что случилось?

Мака и не заметила, когда Спирит вошел в ее комнату и теперь с нескрываемым беспокойством смотрел сверху вниз на сидящую на постели дочь, которая пялилась в одну точку на полу уже черт знает сколько времени.

— Просто устала, — даже на подобие улыбки сил не хватило.

Девушка поняла, что это было правдой. Действительно устала и запуталась.

— Ложись тогда пораньше сегодня, папа может принести шоколадку для своей сладкоежки, а?

Мака поморщилась. Лучше б папа принес голову своей женушки-ведьмы. Хоть одной проблемой стало бы меньше.

— Нет, спасибо.

— Спокойной ночи, доченька, — проворковал Спирит ласковым голосом, чуть не залил Маку с головы до ног обожающим взглядом и направился к выходу.

— Папа, ты любил маму? — неожиданно спросила Мака.

Спирит развернулся, в его глазах мелькнуло удивление. Он подошел к постели дочери, присел рядом и осторожно приобнял ее за плечи. Мака не стала отстраняться, ей было сейчас все равно.

— Папа любил маму больше жизни. Но мама ушла от нас на небеса… И теперь у папы есть двое, которых он любит больше жизни. Камилла и ты, доченька.

Какой же злой рок висел над этим мужчиной, ужаснулась Мака, забыв на время о своих проблемах, если первую его любовь — маму Маки Албарн, убила вторая его любовь — Камилла. И третья его любовь — дочь, должна была теперь лишить жизни эту самую Камиллу. Хорошо, что он не знал всей правды.

— Ты когда-нибудь изменял маме? — спросила она.

Из головы никак не выходила яростная тирада Соула про ее настоящего отца. Как бы ни хотелось отрицать, но Соул был прав: она невольно постоянно их сравнивала. Боялась, до жути боялась увидеть в своем напарнике то, что так ненавидела в отце, и не находя никаких признаков — терялась и продолжала сомневаться. Он, однозначно, не заслуживал такого отношения к себе, и теперь ей было жутко стыдно за это.

— Папа никогда не изменял маме, потому что любил. Любовь, Мака, не терпит лжи — она от нее трагически гибнет, — ответил Спирит. — Если ты думаешь, что она из-за этого…

— Нет, — поспешила перебить повелительница. — Я не поэтому спрашивала.

Наверное, в ее жизни все сейчас было бы иначе, если бы в городе Смерти вместо ее неидеального Спирита у нее был вот такой — честный, верный, прямолинейный папа, который сидел в эту минуту рядом с Макой и с которым становилось немного спокойней на душе. Даже его гиперопека не казалась столь ужасным недостатком в сравнении с ветреностью альтер эго из города Смерти. Девушка прижалась к Спириту, потому что впервые с детства ей захотелось обнять папу. Пусть и такого, из альтернативной реальности.