–Святая… святой! – только и смог проговорить он, перехватив двумя руками минералку у ослабевшего раненого. Все посмотрели теперь уже на бутылку минералки. Воды там оставалось не больше половины, а на этикетке было крупными буквами напечатано «Святой источник».
Повисла, как говорится, театральная пауза. Пока Седов ждал, что хоть кто-то ответит ему на хотя бы один из ранее заданных вопросов, и прикидывал, не может ли это все быть каким-то дурацким розыгрышем (выходило, что не может – выследить его этой компанией, когда он поехал за грибами, еще можно было, а вот перенос машины, туман, изменение леса и исчезновение дороги – уже не шутка), этот самый дьячок, бережно поставив бутылку на траву, бухнулся на колени, и прямо так, постоянно кланяясь в землю под ноги Николаю Федоровичу, стал просить святого старца на плохо понятном, но несомненно русском языке оборонить честных людей Христовых, великого князя Рязанского и бояр его от смерти лютой, ибо грозит им погоня от злого князя Московского Василия, от которого они еле спаслись, от людей его с каким-то воеводой Хабаром, а также от татарского войска Мехмет-Гирея, с великой силой подступающего сейчас к этим самым местам. И вот только что они чудом спаслись с боем от засады этих ворогов, брели по дороге в ранах тяжких, как Господь послал им его в свете ангельском и со святою водою для орошения ран и исцеления немочей. Примерно так.
–Подождите, подождите – отступая на полшага и поднимая руки, попросил Седов – давайте разберемся. Вы говорите, бояре князя Рязанского? А сам князь что же… эээ?
Проще не стало, так как на это он получил от того же дьячка ответ, что вот же князь Иван Иванович лежит перед ним без сил, тяжко раненый, и только святая вода спасла и т. д., и т. п.
Переведя довольно-таки оторопелый взгляд на остальных участников этой сцены (нет, какая-то театральщина тут все же присутствовала), Седов заметил, что все не так однозначно – остальные остались на ногах, но тоже ему периодически кланялись (толстяк при этом еще и крестился), а вот взгляды у них были скорее настороженными, как будто они ожидали какой-то определенной его реакции. Более того, переведя взгляд на названного князем, Седов увидел, что тот, по видимому, полностью пришел в себя, бледность немного спала, и он теперь изучает самого Седова, осматривая его с ног до головы ясными серыми глазами.
Князь Иван тем временем действительно рассматривал незнакомца. Странная тяжесть, погасившая сознание у них всех на этой поляне, отняла у него последние силы, и пока остальные все-таки приходили в себя, он, еще находясь в полузабытьи, попросил пить, чтобы смочить просто невыносимо сухое горло. И тут же ему в руку положили сосуд с вкуснейшей, прохладной водой, лопавшейся на языке волшебными пузырьками. Утолив жажду и передав странный, абсолютно прозрачный сосуд из мягкого… стекла? подоспевшему Ефиму, князь начал осматривать того, от кого принял эту святую, как было написано на бутылке, воду. В глазах и в голове его постепенно прояснялось, и он мог уже четко разглядеть стоящего буквально в шаге человека, освещенного неярким осенним солнцем. Человек был стар. Небольшая и почти совершенно седая борода не скрывала его возраста – лет ему было, пожалуй, за шестьдесят. Зеленовато-серые глаза его смотрели без угрозы для них и без опаски для себя, скорее оценивающе, и немного с непониманием. Человек был высок, выше даже Семена, и крепок. Непонятно, был ли он воином, но в нем не было ни сухости монахов-схимников, ни тучности и показной важности старых бояр, ни готовности договориться хоть с кем купцов. Голос его был голосом уверенного в себе и своих действиях человека, пожалуй, привыкшего командовать другими людьми, хотя и немного хриплым после того, что тут с ними случилось. Одет он был тоже странно. Шапочка, больше всего похожая на монашескую скуфью (видимо, как раз это в сочетании с водой привело Ефима к выводу о святом старце). Верхняя одежда короткая, но ни такой ткани, ни такого покроя князь не знал – темно-зеленая, с блеском и переливами, меха ни кусочка, но прошита в нескольких местах очень тонким и очень ровным швом. Ряд накладных кусков из той же ткани, расположенных справа и слева, видимо, что-то должен означать, а отделка из невиданно яркого металла, но не серебра. Похоже на сталь, которую начистили до состояния зеркала, и смогли так оставить или покрыли абсолютно прозрачным лаком. Застежки такой князь вообще не знал, как будто полоса того же металла со странной очень мелкой насечкой, по которой эта одежда раскрывалась от горла. Штаны тоже не простые, ткань по виду тонкая, но крепкая, и тоже прошита таким же изумительно ровным швом, причем прошита хитро, особенно на коленях. Но особенно князь удивился обуви. Похоже на фряжские башмаки со шнурками. Материал – то ли толстая ткань, то ли крашеная кожа, нескольких видов, сшито вроде бы кусками, но в целом смотрится очень богато. И они разные! Правый и левый отличаются! А подошвы такой князь не видел вообще, как из цельного куска кожи пальца в три толщиной, с какими-то вырезами и насечками.
Пока длилось это взаимное рассматривание, мозг Николая Федоровича потащил из глубин остатки образования, исторические фильмы и романы, а также обрывки прочей услышанной или прочитанной им информации, которая могла помочь в данном случае.
–Погодите вы – еще раз сказал Седов – Мехмед-Гирей это татарский хан?… Ну, крымско-татарский? А Василий Московский эээ третий это собиратель земель, что ли?…
–Точно так, святой отец – все-таки поднялся с колен дьячок – крымский. А Василий третий – князь Московский, а собиратель – отец его был, Иван, тоже третий этого имени, помер пятнадцать лет тому.
–Стоп. А какой сейчас год?! – задавая этот банальный, даже анекдотический вопрос, Седов и сам понимал, что это все уже совсем за рамками, и тут уже не театральщина, а чертовщина или даже что похуже.
–Нынче у нас кончается листопадень 7028 года – просто ответил дьячок, не задавая вопросов.
–А от Рождества Христова?!
–Это будет… – дьячок замешкался, прикидывая, а Седов обратил внимание, как что-то поменялось в окружающих. Князь так же смотрел на Седова, не меняясь в лице, у татарчонка появилась какая-то настороженность, крепыш начал поворачиваться к князю с немым вопросом на лице, а толстяк перестал креститься и медленно опустил руки, ожидая, чем все эти непонятки закончатся.
– Это будет 1520 год, от рождества-то! – сосчитал дьячок. И замолчал, теперь уже тоже вопросительно глядя на Седова. Все взгляды, и князя, и остальных, будто задавали ему теперь вопрос – ну, что скажешь?
Седов развернулся, дошел до багажника, снова открыл его, вытащил одну корзинку и, подойдя с ней на прежнее место у ног лежащего князя, секунду помедлил. Все ждали.
–Господа. Меня зовут Николай Федорович Седов. Я родился в 1966 году от рождества Христова, сейчас мне 54 года, и я сегодня утром выехал на машине за грибами из поселка Залесное сюда, в этот лес. Я – не духовное лицо, хотя и крещеный, православный. Что и как случилось, я не знаю. Но главное в том, что сегодня утром, когда я выезжал за грибами, у меня был конец октября 2020 года от рождества Христова. Пятьсот лет минус. А грибы-вот – и он поставил на землю красную пластиковую корзинку, полную отборных опят.
Вторая пауза затянулась подольше первой. Седов смотрел на князя, поэтому даже вздрогнул, когда подошедший ближе толстячок сказал:
–А что, хороший опенок. Как их у вас там, через пять сот лет, солят?
Вздрогнули, наверное, все. Вопрос прозвучал так не в тему повисшего напряжения, что еще пару секунд все недоуменно молчали, а потом блондин хмыкнул тихонько, дьячок прыснул, сдерживаясь, и все разом засмеялись. Да что там, заржали даже. Смеялся и Седов, от души, снимая с души повисшую тяжесть, смялся князь, хотя и охнул, видимо, неловко двинув ногой, и сам толстячок к смеху присоединился тоже.
–Да это же опенок, как их солят – отсмеявшись, все же ответил Седов – Промыл, отварил минут 15-20, дал стечь и сложил слоями грибы с солью. На неделю под гнет, потом разложить по банкам, рассолом залить и в холодильник… эээ… у вас в погреба, наверное, или на ледники? А по приправам – так я только укроп кладу и несколько горошин перца на банку. Ну, чесночка еще можно. Нет, делают и с хреном, и со смородиновым листом, но это не по мне. Это вот к груздям надо, для лучшего хруста, а опенок и так хорош.
