Человека дождя вдруг колыхнуло, повело в сторону. Я невольно дёрнулся было поддержать его, но он рывком отстранился, удержав равновесие. Ненасыть не хотел меня убивать...</p>
<p>
Никогда ещё он не был так похож на мертвеца. Но ему ведь ещё только предстояло когда-нибудь умереть. Никогда его не звали Арз Ирого. Его настоящее имя я, может статься, и с десятого раза не выговорил бы, не сломав язык. Возможно, он никогда не бывал на далёких Южных островах, хотя и слыхал о таковых всяческие небылицы. От меня. Да чего я только не рассказывал ему! Даже то, как правильно сушить корневища древлянки, чтоб те не рассыпались от дуновения в негодную пыль, и то удосужился расписать. Благо он никогда меня не перебивал. Будь то возможно, столь худосочный едок в нагорном лесу плодами и печёными в золе корешками неплохо бы перебился, самые вкусные и сытные я ему показывал...</p>
<p>
Я просто не рассмотрел толком человека дождя в текучей светотени. В косноязычном описании, будто в кривом и мутном зеркале, горожане узнали маленького надменного южанина. Неточность за неточностью, ошибка за ошибкой, шаг за шагом я отдалялся от светлой и ровной дороги безусловно праведного служения Инносу. Я ни о чём не жалел.</p>
<p>
— Послушай, Ненасыть, ведь даже камни не выдерживают. Смотри, это же тюря, а не камни! Весь остров размок, что твой сухарь...</p>
<p>
Молочная река, кисельные берега, не выпьешь, не выкусишь...</p>
<p>
— Довольно уже. Тебе пора уходить, пока не поздно.</p>
<p>
Волосы ниспадали ему на лоб и лезли в глаза. Он слушал меня, сграбастав тощей пятернёй непокорные спутанные пряди.</p>
<p>
— Довольно, Ненасыть. Возвращайся, — взмолился я. — Пока есть силы заползти... в пробоину.</p>
<p>
Он посмотрел на небо, запрокинув голову. Окинул взглядом кроны заболоченного Солнечного бора. Заглянул мне в глаза.</p>
<p>
И начало светать. Послеполуденный рассвет над гранитным сухарём чудес — о том я и помыслить не смел. В вышине заклокотали, светлея, беспросветные тучи. Свинцовая муть, расслаиваясь и растекаясь тающими клочьями, схлынула с затуманенного солнечного диска, всюду проступала блёклая синева. Из последних сил дождь-наваждение тёк в невидимую пробоину, разъявшую небосвод. Человек дождя стал человеком тумана. Я уже почти не видел его.</p>
<p>
Разрозненные солнечный лучи пробили радужную взвесь, возвращая забытые краски в заполосканный мир. Взблеснули тёмно-красной бронзой прозрачные волнистые лохмы, зазолотилась рыжая щетина, по бескровной коже рассыпались веснушки, ненастье затаилось в глубоко запавших глазах. Всего несколько мгновений я отчётливо видел строгое, волевое лицо огненно-рыжего человека дождя. Но вот Солнце, накаляясь, выжарило сизые отрепья дождевого покрова, растащенного суховеями. Зрачки сузились, и в ненастно-серый взор примешалась медовая теплота. Ненасыть болезненно нахмурился, и его не стало.</p>
<p>
Я окликнул его. Возвысил голос. Закричал.</p>
<p>
Но не было мне знака.</p>
<p>
Всё случившееся настолько потрясло меня, что я не мог ни думать о чём-либо, ни двигаться. Я сидел на мочёной стелющейся траве среди камней, подставив лицо благодатному солнцу и привалившись лопатками к темно-бурому, полосатому валуну, напоминающему очертаниями залёгшего в грязи кабана. Вскоре я задремал. Какая-то тень, пригасив лучистое тепло, скользнула в моём забытьи. Наверное, птицы... Я разлепил веки.</p>
<p>
Понежился и хватит. Пора идти. Осталось только решить, куда. Повернуть назад означало лезть в приветственно распростёртые лапы орков. Я мог двинуться в сторону взморья и, рискуя свернуть шею, спуститься к опушке Мглистого леса, который сейчас наверняка следовало бы называть Мглистой трясиной. Возможно, мне и удалось бы как-то доковылять до маяка, да только я и не надеялся на то, что орки упустили из внимания сию путеводную башню...</p>
<p>
Чей-то густой бас прервал мои невесёлые раздумья.</p>
<p>
— Человек, выходи. Я знать, где ты.</p>
<p>
Я припал к чавкающей от малейшего движения траве, прижимаясь рёбрами к кабаньему валуну.</p>
<p>
— Выходи, — настаивал голосище, — я дать слово воин, ты не умирать.</p>
<p>
Я лежал в слякоти, не дыша. Прощальный дар, оставленный мне Ненасытью, — единственный шаг до пропасти. Миг я буду птицей тумана... Враг не успеет меня задержать. Я приподнялся и осторожно выглянул из-за холки окаменелого вепря. Один-единственный орк, да такой здоровенный, что и за трёх сойдёт. Вряд ли он резво бегает...</p>
<p>
— Не надо прыгать, — вдруг пророкотал он. — Я ходить к тебе и видеть ты спать. Я не убивать. Я дать слово.</p>
<p>
Я покраснел. Такого никчёмного лазутчика, каков дылда Одо, поди, во всей Миртане днём с огнём не сыскать.</p>
<p>
Орк был явно не из простых. Широченные плечищи накрывали складки тёмно-зелёного бархатистого плаща, украшенного блестящими шнурами и круглыми золотистыми бляхами. Правда, сейчас вся эта роскошь висела как помойная тряпка, и от неё валил пар. Но я и сам с виду немногим отличался от кучи, наваленной чёрным троллем, страдающим расстройством желудка.</p>
<p>
— Выходи, — терпеливо прогудел орк.</p>
<p>
Я всё же решился, вылез из-за камня и медленно приблизился к говорящему чудовищу, готовясь в любой миг задать стрекача. Воин в зелёном плаще для орка был, пожалуй, не очень-то и высок, но зато дюж.</p>
<p>
— Ты человек храма?</p>
<p>
У меня поджилки тряслись от его голоса.</p>
<p>
— Д-да...</p>
<p>
