Призрак странника Арза Ирого, по прозвищу Ненасыть, стоял рядом со мной, плечом к плечу.</p>
<p>
Орки умолкли.</p>
<p>
Тщедушный человек дождя шагнул им навстречу, и тут я увидел такое, чего, возможно, не свезло зреть воочию никому из смертоносных паладинов короля Миртанского.</p>
<p>
Орки попятились, скосоротившись от ужаса. Могучие людоеды отступали, не совладав с охватившим их чувством, каковое воинам и знать недостойно. Кто-то из них глухо подвывал сквозь плотно сомкнутые клыки. Они не смели повернуться спинами к мерцающему некто, под прозорчатыми стопами которого никогда не прогибались тончайшие былинки, и продолжали неуклюже пятиться, задевая друг друга локтями. Странное зрелище даровал мне Аданос... И более всего странным казалось то, что Ненасыть как-то изменился, но я никак не мог рассмотреть, как именно.</p>
<p>
И всё же один из легендарных убийц собрался с духом и бросился на бестелесного врага, подбадривая себя гортанным рёвом. Время уплотнилось, будто бы вновь испил я воспламеняющей кровь горечи, позволившей мне когда-то оставить с носом чёрного тролля.</p>
<p>
Ненасыть, словно заслоняясь от неминучего удара, вытянул искрящуюся руку вперёд, дымчатой ладонью к несущемуся на него орку. Да только есть ли щит, которым можно прикрыться от столь чудовищного тесака... Обомлев, я смотрел, как исполосованное рыжими подтёками лезвие, пригодное для разделки туши вепря, отбивая ливень, перерубает тонкую шею человека дождя. Заполыхали лиловым рассечённые вены.</p>
<p>
Я ослеп.</p>
<p>
Гул и треск оглушили меня. Необоримая сила выпрямила меня рывком, нанизав позвонки на стержень цепенящей боли. Мышцы окаменели. Я не дышал, не кричал, только сердце моё жило.</p>
<p>
Расползлась клочковатая пелена. Я сглотнул и дыхание вернулось, тяжёлое и шумное. Ноздри распирало иссушающей резью. Каким-то чудом я не упал, но всё ещё не мог или боялся шелохнуться. Посох валялся у моих одеревеневших ног.</p>
<p>
Орк, пытавшийся убить призрака, бился на камнях в жестоких корчах. Из его оскаленной пасти с жутким бульканьем вырывалась кровавая пена. Лезвие тесака оплавилось, растеклось и разбрызгалось. На остывающем железе скворчал, испаряясь, дождь. Рукоять оружия, похоже, развеялась в дым.</p>
<p>
Невредимый человек дождя стоял над выплеском расплавившего железа, и пар, возносясь, ластился к маленьким прозрачным ступням. Ненасыть спокойно опустил руку, махнув в сторону кистью, будто стряхивая воду с кончиков пальцев.</p>
<p>
Прочь!</p>
<p>
Орки подчинились. Надо отдать им должное, они не бросили умирающего товарища. Видя, как скованны они в движениях, я понял, что и им досталось, не меньше, чем мне. Никогда прежде не приводилось испытывать на своей шкуре подобное, и, надеюсь, впредь не приведётся.</p>
<p>
Дав время присмиревшим оркам оттащить в сторону злополучного рубаку, Ненасыть обернулся, поманив за собой. Я подобрал посох занемевшей рукой и зашагал, кое-как переставляя негнущиеся ноги.</p>
<p>
И снова мы шли вместе. На этот раз не он со мной, а я с ним. Но разница была не только в этой малости. Походка человека дождя не утратила неземного изящества, но он стал очень медлителен. Не похоже, чтобы его мучила боль. Он просто обессилел. Призрак занедужил?</p>
<p>
На нём был свободный плащ-накидка из плотной, неподатливой ткани, я никогда ещё не видел его в таком облачении. Приоделся в загробном мире?</p>
<p>
Как всегда, Ненасыть не покрыл голову. Его волосы отросли. Крупными волнами они спадали на плечи. Нечёсаная копна растрёпанных вихров. На впалых щеках искрилась многодневная щетина, да нет, не щетина даже, бородка. Мертвец повзрослел?</p>
<p>
Он изменился. И всё же всё тот же Ненасыть шёл рядом со мной. Молчаливый выходец из чутких снов, навеянных тихим перестуком ненастной капели. Я не говорил ни слова, только вглядывался в него. Он вёл меня не к городу, но я не возражал.</p>
<p>
Мы остановились на краю пропасти, залитой холодно-серой дымкой. И с высоты засмотрелись на верхушки елей и кроны сосен, проступающие из дождя. Где-то внизу потерялся во мгле священный Круг Солнца, древний жертвенник, близ которого, возможно, сейчас плавали, жизнерадостно покрякивая и встряхиваясь, какие-нибудь небоязливые утки.</p>
<p>
Ненасыть повернулся ко мне, словно хотел спросить что-то, но тут же забыл, что именно. Или же он ждал моих вопросов. Он страшно исхудал, просто высох, а ведь и раньше я бы не назвал его дородным. Некогда он был из тех, кого соплёй перешибёшь, а теперь я боялся и взглядом его переломить.</p>
<p>
— Что же ты себя и вовсе запустил, — упрекнул я того, от чьих гниющих костей воротили носы гоблины.</p>
<p>
Он... вдруг пожал плечами.</p>
<p>
— Что же ты натворил? Так ведь и сдохнуть недолго! — сказал я тому, чьи обожжённые кости раскрошил пальцами.</p>
<p>
Он поморщился.</p>
<p>
— Ты когда ел последний раз? — спросил я того, чей прах скормил морскому прибою.</p>
<p>
Он запустил длинную худую руку за пазуху и вытащил оттуда в щепотке нечто мелкое, что я не мог рассмотреть. Какое-то подобие сухарика. Затолкал за присохшую к зубам щёку, где и без того-то невидимое лакомство вмиг растаяло.</p>
<p>
— Да ты, я смотрю, утончённый чревоугодник, — пробормотал я, давясь неразбавленным отчаянием.</p>
<p>
Да будь у меня с собой полна сума хлеба, я бы не смог ни крошки ему дать.</p>
<p>
