вспомнить. Я ограбила его, а потом он выследил меня и утащил от Тэтча. А

теперь он привез меня в свой замок?

Я подавила панический крик, откинула одеяло и соскочила с перины.

Но тут яростная, ослепляющая боль в голове пронзила меня, словно кузнец

стукнул, как о наковальню, по моему черепу. Голова закружилась, колени

подогнулись, я покачнулась и чуть не упала. Коллин успел подскочить ко

мне, и я бессильно повалилась на него, с раскалывающей болью в голове. На

мгновение я прижалась к нему, тут же вспомнив те несколько секунд в лесу, когда он утешал меня, когда я еще не понимала, как мне это нужно. Что в

этом человеке заставляло меня чувствовать, будто я обрела друга, когда было

понятно, что он мой враг? Я выпрямилась и отстранилась от него. Нельзя

забывать, кто он такой и что собой представляет. Он не стал прижимать

меня, но все-таки продолжал поддерживать за руки.

– Вы привезли меня к себе домой? – Сдавленно прошептала я.

Я оглядела просторную комнату: роскошные гобелены, покрывающие

стены, широкий каменный очаг, в котором пылал огонь, огромная кровать с

балдахином и тяжелые шторы. Невысокая, сутулая служанка стояла перед

открытым шкафом, держа в руках платье, которое собиралась повесить

рядом с другими великолепными нарядами.

Паника поднялась во мне. Что, если слуги узнают меня? Что, если мой

дядя узнает, что я все еще жива? Меня охватило непреодолимое желание

броситься обратно в постель и натянуть одеяло на голову. Я отстранилась от

Коллина и нетвердым шагом, как ребенок только что научившийся ходить, направилась к двери.

Все, о чем я могла думать – это то, что мне нужно уйти. Немедленно.

Мне нужно вернуться в лес и спрятаться, пока кто-нибудь не догадался, кто я

на самом деле.

– Стойте, – позвал Коллин.

Я заставила свои ноги двигаться быстрее и сосредоточила все

внимание на двери, которая, казалось, была в лиге от меня. Если бы я смогла

выбраться за стены замка, то нашла бы Тэтча, и он помог бы мне. Но я

смогла пройти только половину комнаты, когда мои ноги подкосились, и я

рухнула на тростник, устланный на холодном полу. В одно мгновение

Коллин оказался рядом со мной. Не слушая мои протесты, впрочем, довольно

слабые, он просунул руки под меня и легко поднял.

– И куда же вы собирались бежать?

– Как можно дальше, – прошептала я.

Он прижал меня к своей груди, и я возненавидела себя за то, что

прижалась в ответ к нему, наслаждаясь его объятиями.

– Пока вы никуда не можете идти, – сказал он мне прямо в ухо. – И

только не в ночной рубашке.

И тут я поняла, что кто-то снял с меня тунику и бриджи и одел в

плотную льняную ночную рубашку. Мягкая рубашка закрывала меня от шеи

до пальцев ног. Румянец залил мое лицо. Надеюсь, это не сам Коллин

переодевал меня?

Он усмехнулся:

– Нет, милая, – прошептал он в ответ на мой невысказанный вопрос. –

Я велел миссис Хиггинс искупать и переодеть вас.

Он кивнул в сторону служанки, стоящей у шкафа. Женщина слегка

поклонилась. Большой воротник вокруг горла и плотный платок, закрывший

голову, оставляли открытыми только ее лицо, лицо старушки, морщинистое

и потрескавшееся, как выжженное поле. Ее глаза, как два мягких озерца

смотрели на меня доброжелательно.

– Искупать? – Пропищала я.

На этот раз Коллин громко расхохотался:

– Несмотря на то, что даже покрытая слоем грязи вы довольно

хорошенькая, избавившись от нее, вы стали совершенно потрясающей.

От этих слов меня обдало жаром, и мне захотелось спрятать лицо в его

тунике. Но я заставила себя встретиться с ним взглядом:

– Вы не должны были приносить меня сюда.

– У меня не было другого выхода. – В его глазах читалось извинение. –

Вы были без сознания последние два дня.

– Два дня?

– Не волнуйтесь. Вы в безопасности. – Он остановился у кровати. – Я

всем сказал, что вы ехали ко мне в гости, но по дороге на вас напали.

Я не могла удержаться от восхищения той силой и легкости, с которой

он держал меня, как будто я была не более чем пятилетней девочкой.

– По крайней мере, это не совсем ложь, – сухо сказала я. – На меня

напали.

– Мне очень жаль. – Его улыбка исчезла. – Я не хотел, чтобы вы

пострадали. – Его лицо было совсем близко, глаза светились честностью и

выражали сожаление.

У меня вдруг перехватило дыхание. Я никогда не находилась так

близко от мужчины, и была совершенно уверена, что, если бы мой отец

сейчас был здесь, ему бы это вряд ли понравилось. Тем не менее, мне не

хотелось, чтобы Коллин отпускал меня. Совсем не хотелось.

– Это не ваша вина, – призналась я. – Я была слишком беспечна. Но

такого больше не повторится.

– Что ж, приятно слышать.

– В следующий раз вы меня не поймаете.

– Следующего раза не будет.

Выражение его лица было серьезным, и он даже не пытался скрыть

свое искреннее восхищение, глядя на меня. Он не просто пытался польстить

своими комплиментами по поводу моей внешности, ему действительно

нравилось, как я выгляжу.

Я поежилась, не совсем понимая, как реагировать на это. У меня были

мысли по поводу того, что многие из моих друзей догадывались, что я

женщина. Бульдог настоял, чтобы я переоделась в мужскую одежду, и только

тогда разрешил мне уехать с ним, и с тех пор я так и одевалась. Кроме того, я

вела себя как мужчина и дралась лучше многих из них. Единственным моим

утешением были волосы. Хотя Бульдог и предложил мне их подстричь, я не

смогла.

Это

молчаливое

соглашение

с

Коллином,

эта

очевидная

осведомленность обо мне были для меня совершенно новыми. Впервые в

жизни я осознала, что уже не юная девушка. Я становилась женщиной.

– Думаю, вам лучше меня отпустить, – сказала я.

Он не сразу послушался, его губы медленно расползлись в улыбке, как

будто он почувствовал направление моих мыслей.

– Только если вы пообещаете, что останетесь здесь и позволите мне

помочь вам.

– Этого я не могу обещать. А теперь отпустите меня.

– Неужели вы не можете простить мне прошлое ребячество? – Он

коснулся пальцами пряди моих волос. – Я был идиотом. Мне нравятся ваши

волосы. Это самый красивый цвет в мире.

От этих слов у меня внутри опять запорхали бабочки, а к этому

ощущению я еще не привыкла. Я стала извиваться в его объятиях, понимая, что должна держать приличное расстояние между нами. Это движение

заставило его опустить меня на перину. Я быстро натянула на себя одеяло и

предупреждающе уставилась на него.

Он приподнял бровь:

– Что-то не так?

Я взглянула на миссис Хиггинс, стоявшую у шкафа. Она стояла к нам

спиной и приводила в порядок платья.

– Госпожа Хиггинс – одна из самых доверенных моих служанок, –

заверил Коллин. – Она служила горничной у моей матери, и вам не стоит ее

бояться.

Я поджала губы и скрестила руки на груди. Не думает же он, что я

настолько глупа, что стану говорить о своем прошлом при посторонних.

Коллин плюхнулся в кресло и откинулся на спинку, словно ему было

все равно.

– Ну, хорошо. Миссис Хиггинс, не будете ли вы так любезны, оставить

меня наедине с нашей гостьей?

Горничная с сомнением переводила взгляд с Коллина на меня и

обратно. Несмотря на то, что я все время жила и спала с мужчинами, колебания миссис Хиггинс заставили меня понять, что в данной обстановке,

в мире аристократии, было бы совершенно неприлично оставлять меня одну

с Коллином. Коллин тоже понял это и, склонив голову набок, посмотрел на

дверь:

– Вы можете оставить дверь открытой и подождать снаружи?

Она кивнула, присела в реверансе, и как только мы остались одни, Коллин соскользнул со стула и опустился на колени рядом со мной: