Жара над городом сгустилась в сгущенку, сперва жидкую, а потом и вареную, и явно стала непраздна скорой грозой; воздух поплотнел и придвинулся; резко запахло пылью и липами с бульвара. Предвкушая дождь, Н. шел по тротуару, вполуха слушал, о чем говорит Ностальжи, и мурлыкал себе под нос:

В минуты раздражения Ностальжи бывала ужасна.

– Ну что ты! – говорил ей Н., успокаивая. – Настройся на позитив!

– Это как?

– Ну… что такое позитив? Прояви негатив, и будет позитив!

И та проявляла. Да еще как.

Когда у Н. особенно портилось настроение, он заходил на сайт литературных премий и, как персонаж передачи «Наша Раша», разговаривал с монитором.

– Ну и что это такое? – саркастически спрашивал Н.

– Это рукопись! – с ударением на «и» писклявым голосом отвечал он сам себе.

– Ручная пись!.. – нарастал градус сарказма в голосе Н. – И чья же она такая?

– Соискателя! – пищало ему в ответ.

– Ишь ты! И кто же таков соскоискатель?

– Он пишет о себе, что молод и образован!..

– Образован!.. А не пишет, от чего именно?

Долее Н. не вытерпливал, захлопывал премиальный сайт и, чтобы успокоиться, открывал что-нибудь жизнеутверждающее, например, какое-нибудь индийское кино. Особенно умиротворяло, если это было произведение современное, например, индийский ремейк про Супермена. Н. проглядывал пару любимых мест, скажем, то, где красно-синий кучерявый лиловоочитый Супермен геройски раскидывает страшную банду из пяти подростков, нагло пытающихся пощупать поселянку за сари, а затем со своей Женщиной-пауком танцует зажигательный индийский танец минуты на четыре. О просмотренном Н. сообщал в фейсбуке, к посту присоединяя: «Ссылка на ролик – в первом каменте».

О литературных же премиях он давным-давно взял за правило не писать нигде ничего.

Н. раскрыл книжку «Поэты „Латинской Антологии“» и сказал Косте Иночкину:

– Послушай, какой класс!

И прочел стихотворение неизвестного автора «Оправдание скромных стихов»:

– Законно! Наш человек! – подтвердил Костя, что в исполнении атеиста означало примерно «аминь». Расставив на столе с десяток пустых бутылок из набора несданных, он легонько стукнул по одной из них вилкой. «Отвяннь!» – звякнула бутылка. Тогда он стукнул по другой, и та ответила: «Отзыннь!» И так Костя стучал по ним – «Отвяннь-отзыннь-отзыннь-отвяннь», подбирая мелодию гимна невоинствующих эскапистов.

И тут появляется кот.

Все более-менее близко знающие Н. и следящие за его трудами и днями, когда разговор заходил о домашних питомцах, выслушивали доводы Н. про то, что у них во дворе и так живет уже одна собака Собака и подвергается со стороны жильцов спорадическому уходу и кормлению, и только ухмылялись про себя, что, мол, погоди, куда ты еще денешься с подводной-то лодки; и однажды Н. таки не делся.

Началось, конечно, с Ностальжи. Она позвонила и сказала:

– Срочно приезжай! У нас чепэ.

Потратив полупоследние деньги на такси, встревоженный Н. прибыл.

– Что за чепэ?

– Вот! – указала Ностальжи в центр комнаты.

В центре комнаты в кресле, занимая всю его полезную площадь, важно сидел огромный, упитанный, серый, полосатый, изрядно волосистый кот с усами. Глаза кот имел желтые, малахитового в глубине свечения. Сидел он с таким видом, словно естественным образом родился и возрос из этого кресла в одном и том же сидячем положении. Рядом с креслом стояла Ляля, в руке у Ляли имелась одноногая голая Барби с полуплешивой головой; держась на расстоянии, Ляля осторожно тыкала этим кота в область бока и дрожащим голоском приговаривала: «Котя, отсиди отсюда!.. Котя, отсиди отсюда!.. Котя, это мое кресло!..»

– Вот кот! – сказала Ностальжи. – Звать Кузьма Скоробогатый.

– Э-э… – промолвил Н. – А что, собственно…

– А ничего! Ты не видишь, у ребенка аллергия на кошачью шерсть?!

Кот зажмурил один глаз, выбросил вверх могучую ногу, как бы зигуя за мир, и стал вылизываться.

– Слышен звон бубенцов издалека!.. – пытаясь дурацки улыбаться, пропел Н. Ностальжи же не улыбалась, но еще более придвинулась и нависла над ним:

– Не смешно. Забирай его.

– Как забирай?! Но извини!.. Я же…

– Ты же, ты же. Я что, должна разорваться? А тебе будет полезно! Тебе давно пора нести ответственность хоть за кого-то! Ты же живешь как я не знаю!..

– О горе! Мы шарам котящимся подобны! – громко, чтоб не дать Ностальжи развить тему про то, чего она там не знает, воскликнул Н., присел над креслом, обеими руками ухватил кота, с кряхтеньем поднял его, применив при этом прием становой тяги, и уместил на плечо, головой за спину, а хвостом вперед. Кот не возражал.

На лестнице Ностальжи, свесившись через перила, прокричала ему вниз:

– К ветеринару снеси! Ты хоть знаешь, что прививки надо делать?

О прививках Н. знал только из строки Ходасевича: «Привил-таки классическую розу к советскому дичку», но бодро прокричал в ответ:

– Знаю-знаю!

Встряхнув кота, чтоб лежал на плече удобнее, он пошагал по тротуару, и даже что-то на ходу примурлыкивал, потому что вроде бы уже начал испытывать к несомому приязненные чувства.

А кот Кузьма Скоробогатый, похоже, отвечал ему тем же.

– Знаешь ли ты, мерзкий раб, от чего погибнет наконец ваша косная, разжиревшая, удушающая все живое, патриархальная цивилизация?! – гремел амазоночий глас за спиной Н.; этим гласом его обладательница хлестала Н., как бы плетьми. – Она погибнет, когда до ваших тупых мужских самоуверенных мозгов дойдет, что на всякую силу найдется сильнейшая сила! На всякие устои – еще более устоявшиеся устои! А на всякий ремонт, которым вы самоуверенно похваляетесь, наступит НОВЫЙ РЕМОНТ!

Н., прикованный цепью за тугой ошейник, перехвативший горло, только подвывал, егозил коленями во прахе, сжимался от каждого удара и пытался жалким шпателем отскрести от стены ПВХ-панели, им же самим в прошлый ремонт приклеенные намертво к стене монтажным суперклеем «Жидкие гвозди»…

Проснулся; сердце колотилось; наволочка проволгла насквозь; заоконные машины передвигали сквозь шторы по стене пятна теней и света. Н. отдернул штору. Глубоко-аспидное небо над городом было украшено глазурными звездами. Некоторые из них, порядка трех или пяти, сорвались с мест и пали, прочерчивая сребристые следы, так как, по-видимому, приделаны к своду были неважно и наверняка какими-нибудь косорукими представителями той самой патриархальной цивилизации. Полагалось загадывать желание, но Н. не стал.