— Если хочешь, можем сходить куда-нибудь. У меня столько новостей. Мне нужен твой совет. Я решил добиваться Катю. Я люблю её, Ром. Не могу больше бороться с собой. Ладно, это не по телефону. Может встретимся? Ты как?

— Подъезжай к Синицкому. Я скоро буду, — потухшим голосом ответил Малиновский и резко нажал на кнопку отбоя.

Не успел он отключить телефон, как зазвонил мобильный Кати.

— Это Миша, — Хрипло сказала она и обречённо склонила голову.

========== Broken ==========

«— А так хорошо? — обжигающие пальцы исследовали её податливое тело.

— Вот… а так? — в ответ только несвязный шёпот и едва сдерживаемые стоны.»

Малиновский закрыл бутылку водки, которую цедил прямо из горла. В голове бесконечно всплывали картины их с Катей близости.

Нет, он так и не смог остановиться. Ни в тот вечер у него в квартире, ни в её кабинете, наспех заперев его на ключ, ни в его машине на безлюдной автостоянке, а потом снова в его постели. Он хотел испить эту женщину до дна, чтобы никому не осталось ни капли. В нем проснулось нечто демоническое, хотелось ещё и ещё. К тридцати годам он был уже достаточно искушен, но такое наслаждение познал впервые. Это была сладкая пытка бешеной страстью, которая вспыхнула в нем, как напалм и распространялась, уничтожая их обоих с неимоверной скоростью. Это было похоже на вспышку, и он очень чётко ощущал, что она потухнет так же быстро, как и загорелась. Надо было остановиться во что бы то ни стало, но он не мог.

Водка была тёплой, противной и больше не лезла в горло. Уже два дня он не выходил из дома и не отвечал на телефонные звонки, много пил и вспоминал, как он в последний раз владел ей, клеймил поцелуями, оставляя следы на ее теле от грубых, резких прикосновений и жадных покусываний. Она была уже другой — раскрепощенной, горячей. Он разбудил в ней женщину, которая управляла своим телом, умела получать и дарить наслаждение. Она изменилась. Не это ли было главной целью всей его операции?

«— Чертов кретин!» — ругал он себя всякий раз, вспоминая, что сам построил для себя этот эшафот и сплел верёвку. Было паршиво, тошно от одной мысли, что предал друга, причинял боль ей, потому что по-другому не умел. Не был он лирическим героем, рыцарем без страха и упрёка, а она не была той, которая может наслаждаться пока жарко, пока горит, а потом просто разойтись в разные стороны, получив все прелести наслаждения от любовной эйфории. Она была из тех, кому необходимо тащить груз отношений всю жизнь, до глубокой старости, искать заменитель любви в уважении и привычке. А он так жить не хотел. Ему претили все эти «раз и навсегда», «до гроба». Его ломало от этих высоких фраз. Почему нельзя быть просто вместе, пока обоим хорошо, пока полыхает этот пожар? Зачем потом остатки лет сидеть на этом пепелище, оплакивая ушедшую любовь?

Жданов начал целую кампанию по завоеванию Кати. Дарил цветы, таскал её везде за собой, изводился от ревности к Борщову, который всё также пытался заполучить Пушкарёву. Катя мучилась не меньше, чем Рома. Они не могли смотреть в глаза Андрею. Чувствовали себя предателями-любовниками под носом у ревнивого мужа. Роман понимал, что у нее есть к Жданову чувства, и они были такими, которые, возможно, и есть из тех, о которых пишут в книгах, воспевают в песнях, не похожие на животную страсть, на их безумное влечение друг к другу. Это были глубокие, возвышенные чувства, основанные на притяжении души, а не плоти.

Катя сама решила порвать со всем этим. Пришла к нему в кабинет, долго что-то пыталась сказать, в итоге выдала, что приняла решение уехать с Борщовым в Петербург, где тот собрался открывать второй «Мармеладофф». Решила всё забыть, сбежав от него и от Жданова разом. Роман возражать не стал. Он же хотел, чтобы она нашла себе хорошего человека для жизни, для семьи. Хотел, чтобы она забыла Жданова, правда, у нее не совсем получилось, зато Миша был идеальной кандидатурой, чтобы стать хорошим мужем и отцом семейства. Он же был идеальным. Не мужчина, а облако в штанах. Всё получилось. Почему же было так тошно? Хотелось заснуть, а проснуться тем злополучным утром, когда он обнаружил Пушкарёву спящей в своей каморке. Он бы тогда бежал оттуда сломя голову.

Малиновский снова пригубил из бутылки. Стал искать телефон, захотелось позвонить Андрею. Ему сейчас тоже было несладко. Он чуть с ума не сошёл, когда Пушкарёва пришла к нему с заявлением на увольнение. Орал так, что сбежался весь офис, напился, разгромил свой кабинет и устроил пьяный дебош в «Мармеладофф». Борщов вышел из той истории победителем, но не потому, что владел боевыми искусствами, а потому, что, получив несколько ударов в челюсть, был причислен Пушкарёвой к лику святых, а на Андрея она обрушила поток бесконечных укоров.

Тогда Роме пришлось снова утешать друга. Он с первых дней не понимал его слепой привязанности к помощнице, но планида была у него такая — приводить Жданова в чувства, даже когда самому хотелось удавиться.

Уговорами, душеспасительными беседами, шутками-прибаутками ему кое-как удалось его убедить оставить Катю в покое хотя бы на время. Малиновский хотел, чтобы та спокойно уехала в Питер и начала новую жизнь. Он тоже решил забыть всё это, как можно скорее. Поэтому взял пару дней выходных, чтобы никого не видеть и остаться наедине с самим собой. Сейчас он допьет эту водку и ляжет спать, а завтра будет новый день его жизни — прежней беззаботной жизни, в которой он не хочет больше видеть Катю Пушкарёву. Всё. Алес.

***

— Мам, да не надо, не возьму я это. Пап, ну какая фляжка с водой? Я уезжаю в Петербург, а не в пустыню, — Катя укладывала чемодан, попутно отбиваясь от участливых родителей, которые собирали дочь будто в кругосветную экспедицию.

Пушкарёвы были счастливы за дочь. Ведь у неё появился такой завидный жених — ресторатор, бизнесмен, он внушал им непоколебимое доверие. Валерий Сергеевич беспрекословно отпустил Катю в другой город, ведь она будет под защитой такого надёжного человека как Михаил.

Раздался звонок в дверь. Молодой человек вбежал к Катерине в комнату. Глаза его горели, но лицо казалось встревоженным. Он, словно опасался, что Катя не поедет с ним, передумает. Всё это время он жил, как на вулкане. Она его не подпускала и не отталкивала, принимала его ухаживания, но не давала никаких надежд. И вот оно свершилось, Катя приняла его предложение уехать с ним в Петербург. Сначала в статусе помощника по бизнесу, а потом он надеялся уже на более тесный контакт. Он не скрывал своих чувств и своих намерений, поэтому ее согласие поехать с ним он расценивал, как согласие на их любовный союз.

Посидели на дорожку. Пора было ехать на вокзал. Решили поехать поездом, потому что Катерина самолётов жутко боялась. Родители хотели проводить их, но молодые возразили. Долгие проводы — лишние слёзы. Поэтому Елена Александровна накрыла стол, позвали Зорькина, которого Катя порекомендовала на свое место в «Zimaletto», и немного посидели, выпив по рюмочке легендарной пушкаревской наливки за добрый путь.

До отбытия поезда оставалось 15 минут, пассажиры спешили занять свои места в купе, на перроне целовались влюблённые пары, носильщики с чемоданами сновали туда и сюда. Катя смотрела на вереницу вагонов и представляла, как этот поезд уносит её из Москвы. Не будет больше в её жизни «Zimaletto», Жданова, Малиновского, будет другой человек, семья, совместный бизнес, возможно, в скором времени дети. О чем еще можно мечтать? О любви? А может ее и нет вовсе этой любви? Может это просто красивая сказка? Что принесла ей любовь к Андрею? А любовь ли это или подобострастное поклонение мужчине-идолу? А Рома? Она, как сумасшедшая рвалась навстречу к этому мужчине, а он не мог ей ничего дать, ничего пообещать. « — А можно ли быть уверенным на 100 процентов в завтрашнем дне? Честно ли обещать, а потом не сдержать обещания? Может быть он не бездушный циник, а просто честен с ней? Какая разница, что будет завтра?»

Катя очнулась, когда Миша несколько раз позвал ее по имени, слегка одернув за руку.