Что весьма красноречиво отличает нашего лейтенанта Коломбо от английского папаши из кинофильма «Уличный кот по имени Боб».
Комментарий к ~ 12 ~ Ещё несколько лет https://i.pinimg.com/originals/6f/f5/ce/6ff5ceef3f00ab6308554543c8e63125.jpg
====== ~ 13 ~ Письмо из Хогвартса ======
Солнечный луч нашел лазейку в складках зеленых штор и скользнул в просторную комнату. Сперва он уперся в противоположную стену, потом медленно сполз по стене вбок, по плакатам и постерам с лошадьми и ковбоями, пока не наткнулся на кровать. Вернее, на подушку. Задумчиво поглазев на спящего мальчика, лучик ласково прошелся теплой ладонью по темным вихрам непослушных густых волос, перетек на тонкий прямой нос и легонечко пощекотал ноздри, чуть касаясь изогнутых в легкой улыбке губ. Нос смешно сморщился, и мальчик тихо чихнул. И проснулся, открыл зеленые глаза. Сонно моргая, Гарри перекатился на спину и сладко потянулся, разминая затекшие во сне мышцы, посмотрел на потолок, на привычную трещинку, повернул голову к окну и прищурился от солнца. Засмеялся, поняв, что снова неплотно задвинул занавески — вон, лучик просочился, неугомонный и вездесущий! Откинул одеяло и сел. Ещё раз потянулся, отгоняя остатки сна прочь, и, вскочив, подбежал к окну, чтобы раздвинуть шторы.
Получив щедрое приглашение, солнце радостно хлынуло в комнату, заливая всё золотым теплым сиянием. Оно ярко осветило все самые дальние углы и заискрило-замерцало на пушистом мехе коричневого зверька, калачиком свернувшегося на столе. С первого взгляда казалось, что это кошка, но вот он шевельнулся, согретый неожиданной солнечной ванной, нехотя поднял голову, неодобрительно прищурившись на свет, и стало видно, что это не кошка. Узкая усатая мордочка, большие круглые ушки и темный мех выдавали в нем соболя, но то был не соболь, а древоскрип-скрипелочка по кличке Тополек. Он пришел к Гарри год назад, на его десятый день рождения, отдал имениннику тополиную веточку и сел перед ним на задние лапки этаким бурым столбиком — милый и смешной. Был настолько очарователен, что Гарри не удержался и пригласил скрипелочку к себе домой, где представил зверька родителям как соболька, благо что врать почти не пришлось — зверек выглядел и вел себя, как соболек.
Из той тополиной веточки Гарри с помощью Денвера сделал заготовку для волшебной палочки, сейчас она лежала в ящике стола и дожидалась последнего ингредиента — начинки вовнутрь. Его Гарри ещё не достал, он должен прибыть незадолго перед отправкой в школу: либо перо авгура, либо волос из хвоста или гривы его коня. Денвер сказал, что такая родная палочка, сделанная из вышеописанных материалов, будет служить вернее и надежнее, чем палочка, купленная с рук постороннего мастера и созданная из частей неизвестных тварей.
Ну, конь у него уже был, просто Гарри не спешил его ощипывать, решив дождаться посланника-авгура. Одевшись и приступив к заправке постели, Гарри невольно улыбался, вспоминая лошадей. Черная кобыла в первый раз пришла к нему во сне, предупредив об опасности, во второй раз она явилась не одна, а привела с собой своего сына, тонконогого стригуна, Гарри тогда исполнилось девять лет. Они пришли по-настоящему, живые и прекрасные лошади. Просто отделились от вольного табуна диких мустангов и подскакали к нему — вороная кобылица и её малыш из сна.
Именно на ней Гарри вот уже два года постигал науку верховой езды без седла и уздечки. Её сын держался рядом, запоминая все нюансы общения с человеком. К нему на спину Денвер пока запретил садиться, сказав, что конек должен сперва подрасти, полностью сформироваться и окрепнуть. На него можно сесть только по достижении трех лет. Подсчитав примерный возраст молодого скакуна, Гарри пришел к выводу, что лично ему к тому времени исполнится одиннадцать лет. А чтобы не утратить навыков из-за перерывов, Гарри попросил папу записать его в школу верховой езды, где он совершенствовал свои умения управления лошадью, сам привыкая к седлу. А поняв, что в седле не только удобнее, но и что оно защищает спину лошади, Гарри попросил Денвера снять мерку со спины Серебрянки.
Индеец, к счастью, не стал умничать, а прислушался к доводам мальчика и пошел навстречу: снял все необходимые мерки и собственноручно сделал отличное седло испанского типа с высокой передней лукой и широкой задней. Искусно украшенное ясеневыми вставками и резьбой, там были ещё и вкрапления из моржовой кости, тоже покрытой чудной резьбой. Гарри только головой покачал — ну не может шаман без своих защитных рун и символов, все эти значки и черточки на самом деле были не простыми украшениями, а чем-то охранным и серьезным. Даже вальтрап был сугубо индейским, плетеный-переплетенный поверху кожаными ремешками, дикобразьими иглами и конским волосом. Снизу он, слава богу, был нормальным и не натирал лошади спину.
Заправив постель, Гарри прошел в ванную — умываться и чистить зубы. Тополек переместился вместе с ним и теперь сидел на корзине для белья, чирикая и поскрипывая, вертя длинной шеей, старательно наблюдая за странными, с его точки зрения, действиями мальчика: древесный скрипун никак не мог себе уяснить, зачем его друг каждые утро и вечер мажет свои зубы белой вонючей гадостью, трет волосатой палочкой, из-за чего во рту появляется много пены, как у бешеного койота, а потом смывает её и долго плюется в эту белую посудину с водопадиком.
Покончив с процедурами, Гарри выключил свет в ванной и спустился на кухню, где занялся завтраком. Так как мама уехала ухаживать за заболевшей бабушкой, то завтраки готовил тот, кто первый прибегал на кухню. Сегодня здесь первым оказался Гарри. Осмотревшись и убедившись в том, что он первый и единственный на кухне, Гарри вздохнул и приступил к обязанностям: разжег плиту, залил воды в кастрюлю и поставил кипятиться, рядом поставил разогреваться сковородку. Разбил в миску шесть яиц, взбил до однородной массы, опустил оставшиеся четыре яйца в закипевшую воду, закинул в тостер пару ломтиков белого хлеба и занялся яичницей. Укроп и тертый чеснок в яичную массу, масло в раскаленную сковороду, следом окунуть длинные ломтики бекона, обжарить до румяной корочки и залить это чудо взбитым яйцом… И проглотить слюнки.
С недавних пор так уж повелось: каждый готовил для себя, раз мамы нету под рукой.
Пискнул тостер, выплевывая ломтики поджаренного хлеба, Гарри выудил их и, выложив на тарелку, погрузил в тостер ещё два куска. Шаркая ногами в тапочках, на кухню вошел сонно позевывающий отец. Чудом ухитряясь что-то видеть закрытым глазом, он прошел к стойке с кофейником, налил себе в кружку, глотнул и скривился — кофе был холодным. Вздохнув, подошел к столу и сел, с покорной обреченностью попивая холодный напиток.
— Привет, пап, — поздоровался Гарри, подходя к нему со сковородкой и выкладывая ему в тарелку половину яичницы с беконом. Вторую половину он положил себе.
— О, привет, Гарри… — сонно отозвался папа. Потом он вдруг встряхнулся и наконец-то разлепил глаза, срочно что-то вспомнив: — А! С днем рождения, сынок!
Гарри просиял и обнял папу.
— Спасибо, папа!
А тот начал себя по бокам охлопывать, по карманам шарить, тихо бормоча:
— Где же это… Я точно положил… О, нашел! — с радостным возгласом Коломбо вынул из кармана пиджака швейцарский складной ножик и протянул сыну. — Вот, держи, вчера нашел в коробке. Мне этот ножик отец подарил, когда мне было одиннадцать, а теперь, думаю, настало время передать его тебе.
Гарри, затаив дыхание, осторожно взял подарок. Ну и ну… Самый настоящий швейцарский нож: красный корпус, три разных лезвия, шило, пилка, открывалка… Класс! Снова обнял папу, искренне благодарный ему за этот чудесный подарочек. Ведь Коломбо очень ценил старые вещи, считая, что раньше их делали на века, не то, что сейчас — из каких-то хлипких сплавов свинца и олова. Ну и, соответственно, Сэму он в свое время подарил лупу в медной тяжелой оправе, Патрику презентовал чугунные гантели, тот как раз накачкой торса занимался… а теперь вот Гарри удостоился семейной ценности.
