— Ага, — кивнула Петунья. — Мне этого совсем не хочется. У меня есть мой собственный родной сыночек Дадли, и я не хочу, чтобы ювенальщики однажды вдруг нагрянули к нам и увидели моего племянника под лестницей. Чулан у нас только там.
— То есть я правильно понял, ты, как и Лили, хочешь, чтобы я взял под опеку твоего племянника? — настороженно уточнил Коломбо. И вдруг задумался: — А мне он кто? Я твой кузен со стороны сестры вашей с Лили матери. Гарри мне кто в таком случае?
— Племянник… — вздохнула Петунья. — Двоюродный.
— Уволь! — поднял он руки кверху. — У меня и родных племянников куча! Куда мне ещё двоюродных?!
— Может, ты на него сначала посмотришь? — осторожно предложила Петунья.
— А где он? — заозирался Коломбо.
— Наверху с Дадликом, — сообщила Петунья. — Пошли, покажу.
Мальчики сладко спали в своих кроватках, оба милые и пухлощекие, как и все детки в их возрасте, раскинув конечности и капризно надув губки. Правда, Дадли был куда щекастее и полнее, чем Гарри, у которого надо лбом топорщился пушистый хохолок черных волосиков, а на лбу, чуть пониже, над правым глазом… Фрэнк нагнулся над спящим малышом, чтобы получше рассмотреть зигзагообразный росчерк, похожий на молнию.
— Слушай… — зашипел он. — Это же порез!..
— Знаю… — зашипела Петунья в ответ. — Нас с Верноном из-за него чуть не арестовали.
Поймав вопросительный взгляд кузена, Петунья мотнула головой в сторону двери. Беззвучно охнув, Фрэнк прижал палец к губам и, разведя руки, на цыпочках покинул детскую. Спустились и вошли обратно на кухню, где Петунья рассказала, как их с Верноном в полиции подозревали во всех смертных грехах, ведь у подкидыша никаких документов не оказалось, и они насилу смогли доказать, что мальчик — их племянник, и что они его не били и не резали, упаси господи!..
В общем, лейтенанту из Америки понадобилось энное количество времени, чтобы оформить новые бумаги на малыша. Потому что он решил не просто взять опеку над Гарри, но и усыновить по закону, чтобы увезти его как своего родного ребёнка. И хоть Коломбо обычно шугался и чурался всяких новомодных штучек вроде компуктеров с интеренетами, сейчас он дико радовался, что существует такая крайне удобная штукенция, как телефакс. Ведь с его помощью удалось получить подпись жены из-за океана! Подумать только! Посылаешь ей копию документа через вот этот беленький ящичек, который с легким шорохом заглотил бумажку, а на том конце света его жена получает её же, расписывается и — оп-па! — листочек возвращается уже с подписью жены. Чудеса, да и только! А как это работает??? А если Коломбо это спрашивает, то всё, туши свет, спрячься и не дыши — достанет по полной…
Вы тоже спрашиваете — а с чего Коломбо вдруг принял решение усыновить мальчика? Сейчас расскажем…
Когда немного позже, где-то через час, мальчики проснулись, и Петунья занялась ими, добряк Фрэнк наивно предложил кузине свою помощь. Петунья помощь приняла — попросила целиком заняться Гарри: сменить подгузник, вымыть попку, переодеть в чистые штанишки и накормить кашкой.
Ну… Фрэнку это, собственно, не впервой. Всё заданное он сноровисто выполнил. И попку под краном вымыл, и ползунки натянул, и кашку ловко в рот впихнул, ласково агукая и тетешкая… Главное, Гарри размяк в умелых и надежных руках, малютка-волшебник сразу определил лейтенанту самую главную роль — отца. Румяные щечки и большущие влажные глазенки только подстегнули новоиспеченного родственника признать себя папашей. И даже испорченные брюки не расторгли их неожиданного союза.
— Ох… Гарри, дорогой мой, что ты наделал? Ты же меня описал… А у меня — вот кошмар-то! — до сих пор чемодан в розыске. И как мне теперь быть, а, Гарри? Ты посмотри, что это за пятно такое безобразное… Ай-яй-яй…
Гарри только невинно моргал, задрав головенку и внимательно слушая мягкий укоряющий голос доброго дяди. И смотрел на палец, которым тот ласково грозил. И на очередное «ай-яй-яй» поймал его ладонь и… прижал к своей щечке. Всё. Пропал Коломбо с потрохами, осознав тоску осиротевшего малыша.
Вот так и вышло, что лейтенант начал подготовку всех нужных бумаг, созвонился со Штатами и своей супругой, объяснил-расписал всеми красками создавшееся положение вещей, выслушал её охи-охи и улыбнулся, когда милая женушка страстно потребовала, чтобы он сей же час усыновил бедного малютку и привез домой!
Эта затянувшаяся бумажная канитель-волокита, однако, принесла неожиданный плюс — нашелся бродячий чемодан. А с ним и смена белья с носками, и зимняя одежда: садился-то Коломбо на самолет в Калифорнии. И сошел в зимней Англии одетый легонько, по-летнему, в свои обычные пиджак-брюки-рубашку и плащ. Не его вина, что чемодан сбежал, затерявшись среди багажа низшего класса, потрепанный и перетянутый веревочками, и имел самый что ни на есть бомжачий вид. Простите, чей? Лейтенанта? Вот это убожество???
Да, это мое убожество, и я — лейтенант, как это ни странно. Где расписаться-то?
Перед окончательным отъездом пришлось решить ещё одну проблему — умаслить соглядатая старика Дамблдора. Зайдя в гости, Коломбо включил свое обаяние на полную катушку и заморочил бабку Фигг бесконечными расспросами типа:
— Так мистер Лапка — это Мистер или мистер? А Дамблдор лично вас проведывает или заочно посылает приказы-просьбы? А за мальчиком когда придут? Ах, не сейчас, а только через десять лет? Это хорошо… А мистер Лапка — это кот или кошка? А почему Лапка, если он мистер? А кто за Гарри придет? И зачем? М-м-м, дорогая, какой вкусный кекс, не поделитесь рецептом? Моя жена так любит знакомиться с новыми блюдами, уверен, она будет просто в восторге!
И добился того, что бабулька Фигг согласилась врать Дамблдору в течение всех десяти лет. А что вы хотите, это ж Коломбо…
А с Петуньей они договорились о том, что Гарри будет приезжать к ним в Англию перед отъездом в Хогвартс. Потому что магический контракт со школой оказалось невозможно расторгнуть. Гарри могли усыновить хоть десять семей, на мир магии печать в документе никак не повлияет. Его хоть королева усынови, в книге учета Хогвартса он по-прежнему будет значиться Гарри Поттером. А значит, мальчика придется возить в шотландскую школу каждый год. Ну, не так уж сложно для американцев, проживающих в Нью-Йорке и самолетами ежедневно катающихся в офис, расположенный в Сан-Франциско. Дважды в сутки через всю Америку от побережья Атлантики к побережью Тихого океана и наоборот — ерунда, ей-богу. У них самолеты в буквальном смысле выполняют функцию рейсовых автобусов. Они ещё так и называются — аэробусы.
Что ж, всё было готово к отъезду, Гарри полностью укомплектован и экипирован: на нем зимний теплый комбинезончик на меху и симпатичная синяя шапочка с забавным помпончиком, который смешно подпрыгивает от малейшего движения малыша. Зеленоглазый карапуз, сияя любопытными глазенками, сидел в кресличке-переноске, специальном таком, с ручкой за спинкой, сидел и вертел головкой по сторонам, удивленно разглядывая столько многого вокруг интересного: толпы людей с багажом, бесконечным потоком бегущих в одну сторону, и поток не иссякает, беспрерывно тянется и тянется; толстые колонны аэровокзала, панорамные окна, за которыми виднеются длинные, узкие серебряные сигары крылатых машин.
Гарри всего годик и три месяца, но он, кажется, понимает, что они сейчас полетят на той крылатой машинке с чудным названием — самолет. Ему становится немножко страшно, и он морщится, кривит рожицу и начинает тихонечко похныкивать. Но чу!.. Сильные руки невысокого доброго дяди поднимают его из креслица и бережно прижимают к груди, к дешевому драповому пальто:
— Ты что это такое задумал, Гарри? Ну-ка не вздумай рыдать, малыш, ты ж тако-о-ой хорошенький, тако-о-ой у-у-умничка, не надо плакать, Гарри, пожалуйста. Ты мой дорогой!
Теплые губы ласково прижимаются к пухлой щечке, такое же теплое дыхание обвевает детское личико, и Гарри успокаивается. Всё хорошо, ведь папа рядом. И в этом самолетике они полетят домой.
