И однажды он не удержался, спросил на восьмое свое Рождество — что такое снег? Взрослые озабоченно переглянулись над столом, помолчали, каким-то непостижимым образом переговариваясь без слов, наконец дядя Джерри, высокий и усатый, в неизменной белой шляпе, задумчиво предложил:
— Как ты смотришь на то, чтобы съездить на родину Джека, Гарри?
— Э… Мичиган? — ошарашенно переспросил Гарри. Родственники дружно закивали. И поехал Гарри в Чикаго, где провел офигительные зимние каникулы, знакомясь с лыжами, санками и коньками. Познал и опробовал хоккей, гоняя шайбу кривой палкой — клюшкой. Его ноги с непривычки не стояли на коньках, постоянно разъезжались и подворачивались, немало синяков Гарри набил, падая на лед. Но ему даже в голову не приходило жаловаться — это были самые необычные его каникулы, и мальчишка скорей язык откусил бы, чем признался в каких-то неудобствах!
Сам снег Гарри круто так впечатлил — чистый, белый, пушистый и холодный-холодный, а если поймать снежинку на варежку, то за короткое время, пока она не растаяла, можно было посмотреть на загадочный снежинкин узор, который, как говорилось в книгах, никогда и нигде не повторяется. И ведь правда! Десятки снежинок Гарри пересмотрел, ни разу не увидел одинаковых. Как объяснил дядя Джерри, это потому, что природа не любит повторения, единственное, где она допускает их, это в однояйцевых близнецах. Да и то половина из них в отражении, так называемые зеркальные копии.
Холода для Гарри совсем не были помехой, напротив, снежная зима показалась ему куда логичней, чем в южных штатах бесснежная жара в декабре. Мальчика восхищало всё: и пар изо рта, инеем оседающий на шарфике и воротнике, и тонко-звонкий хруст льдистых кристалликов под ногами, и алмазный блеск снега при свете фонарей и луны… Всё это ему казалось просто волшебным, по-настоящему сказочным, волнующе-чудесным.
Чикагские каникулы закончились, и Гарри вернулся в школу и лето. Окунувшись в учебу, он с увлечением отдавался знаниям, страстно изучая всё новые и новые вещи, с восторгом узнавал географические названия окружающего мира, реки-озера, горы, города. И точно так же в нем крепла и росла магия, щекочущими волнами струясь по венам вместе с кровью. Чувствуя временами, как магия выплескивается из него, Гарри возобновил посещения Тайной долины Денвера, к величайшему облегчению последнего. Индеец убирал излишки магии и потихоньку обучал мальчика экономно расходовать магический резерв, распределяя её по телу и концентрируя вокруг себя в воздухе. Вскоре Гарри вообще не замечал её, магия стала просто им, она полностью слилась с его существом, став частью его самого, такой же неотъемлемой, как дыхание и кожа.
Теперь он вообще мог не опасаться, что где-нибудь чем-то начудит, пользуясь магией, как своей рукой, типа того, как нос на ходу почесать, совсем не замечая этого…
— Сосредоточься, Гарри. Сконцентрируйся. Собери энергию в кулаке.
Голос Денвера настойчив, властен и одновременно тревожен. Гарри стоит, полностью погрузившись в себя и свои ощущения, потоки магии, щекотно-пушистые, струятся вниз по правой руке, собираясь в кулаке, и скоро ему стало казаться, словно он сжал в ладони маленького теплого хомячка.
— Соберись, Гарри. И жди. Как только он начнет колоться…
Хомячок в руке вдруг укусил его за пальцы, обдав их ледяным дыханием.
— Бросай! Гарри, бросай прочь! — крикнул Денвер.
Открыв глаза, Гарри увидел в руке голубой шар, пульсирующий и мерцающий белыми сполохами. В ту же секунду он, не раздумывая, широко размахнулся и кинул шар, как заправский питчер бейсбольный мяч. Бросок вышел поистине крученым, шар усвистел в небеса на зависть всем бэттерам мира. Взлетел шар да и высверкнулся молнией, прочертив в небе слепяще-белую полосу, и, как и положено при сгорании атмосферы, взорвался громом. Впервые в жизни Гарри создал и выпустил в небо полноценную молнию, вот такой мощный комок энергии… Позже, после череды тренировок, Гарри научился метать молнии как нечего делать. Ему это было очень нужно. Зачем, он не знал, но чувствовал — надо.
И однажды ему пришлось убедиться в своих предчувствиях, в том, что интуиция его не подводит…
Так уж устроена Америка с её демократичностью и равенством. Особливо в ба-а-альших городах, где такое плотное скопление народа на один квадратный метр, что их мегаполисы таки заслуженно называют людскими муравейниками. Взять Нью-Йорк, к примеру, с его восемью миллионами жителей, казалось бы, центр вселенной, чуть ли не пуп Земли, край богатых высоток и неоновых реклам… но упаси вас боже сунуться в Квинс. Туда даже черти, по-моему, не суются, какая там человеческая свалка, кто бы мог подумать! Такие там трущобы, что даже полицейским страшно заходить, но им приходится, потому что защитникам домашних животных больше всех надо. То и дело они вытаскивают туда полицейские патрули, чтобы, продравшись сквозь завалы десятилетнего мусора выше Монблана, содрать картонную гнилую дверь и, пройдя по коридору, прокопанному в кучах прессованных газет и тряпок, найти в загаженном закутке на кухне усохшую в мумию собаку. Живую, как ни странно.
Одно описание квартиры много чего сообщило, не правда ли? Уверяю вас, не только Нью-Йорк славится маргинальными центрами и окраинами, бомжами под мостами, ухитряющимися впихнуться в картонную коробку из-под телевизора или холодильника. Это происходит повсюду, во всех городах мира, за исключением честных деревень и фермерских хозяйств, там бездомным просто неоткуда взяться.
Мне не хочется об этом говорить, но, смотря фильм «Уличный кот по имени Боб», я была шокирована тем, как папа идет мимо сына-наркомана, откровенно бомжующего на улицах Лондона. Парень голодает, носит рванье, считает копейки, жрет дешевые консервы и то, что найдет в мусорных баках, а папенька нос воротит, дверь перед сыночкой захлопывает. Хоть бы доллар ему дал, что ли?! Понимаю, кино не об этом, но меня именно это зацепило крепче всего. Это я к чему?.. Ах да, простите, наболело…
Ну, в общем, мужик один с Пайонир-драйв укурился в ушикотан, по его собственному выражению, да так, что в мозгах чего-то переклинило, и он, забыв, что развелся с женой пару лет тому назад, заявился за пятилетним ребёнком в школу Эдисона, куда как раз приехала и миссис Коломбо за дочкой, оставив Гарри в машине. Сидел Гарри, болтал ногами в такт декадансу в наушниках, пока краем глаза не заметил, что за окнами машины творится свой, не менее крутой декаданс… Вот шарахнулась вбок чем-то напуганная толпа, кто-то вскрикнул, где-то в море лиц мелькнуло испуганное лицо мамы. Гарри стянул с себя наушники и прилип к стеклу, пытаясь понять, что там происходит-то? Глядь, а там обдолбанный чем-то дядька, как тот наркоша из банка, сквозь толпу прет, орет что-то и пацана мелкого под мышкой несет. Пацан жалобно воет и кричит-зовет маму.
Гарри, конечно, мальчик послушный, маму и Миру честно в машине ждал, но, видя такое непотребство, искренне возмутился — это ж чего у нас такое происходит, а? Детей средь бела дня воруют! Оттянул ручку на себя, толкнул-навалился на дверь и, открыв, выскочил из машины. Собрал побольше энергии в кулачок и, пользуясь тем, что все смотрели в одну сторону, зафигачил хорошенькую такую молнию прямо в зад засранцу. Запахло будьте-нате, смесью озона и газов…
Ворованный сын был спасен, обкурившийся папаша арестован на пятнадцать суток и оштрафован на сколько-то тысяч долларов. Мама успокоилась, забрала дочку и благополучно доставила Гарри и Миру домой, так и не заметив, что сынуля вообще из машины выходил. А тот, обезвредив ушиканутого мужика, счел за лучшее вернуться на место, пока не застукали за колдовством…
В общем, жил Гарри, жил не тужил, рос, обрастал вещами и знаниями, ездил к Денверу укрощать, гранить и полировать магию и тек по жизни сквозь года. В которых, увы, помимо прочего, случались и похороны… что поделать, в настоящей жизни всё случается. Умерли бабушка и дедушка, престарелые родители Фрэнка, погибли в автокатастрофе родители Энди, сестра Фрэнка Мэри и её муж Дэвид. Энди, слава богу, успел вырасти, был уже взрослым и состоявшимся полицейским, но своего внезапного сиротства он всё же не вынес и после смерти родителей поселился у дяди. Благо место ему в доме Коломбо нашлось.
