– Ты что, уснул там? Эй!

– Дим, слушай, приезжай на место. Тут плохая слышимость. Давай по-человечески в кафе поговорим.

– Давай. Через десять минут.

И мы присели за знакомый столик у окна. Нам нравилось, беседуя, поглядывать за стекло на открывающийся вид. Кафе находилось в самом центре города, и поэтому за окном всегда нас ожидала нескучная смена лиц. Люди торопились, шли в разные стороны, пропуская друг друга. Иногда кто-то останавливался, встретив знакомого, и эти двое на несколько минут выбивались из общего движения. Затем, наскоро попрощавшись и сказав друг другу, наверное:

– Созвонимся!

– Давай! Пока, – или что-то подобное, вновь вливались в общий поток лиц, машин, велосипедов и сумок.

Я перевел взгляд на Димаса, и волна дружеских чувств нахлынула на меня. Как же привязался я к этому бродяге! Последняя неделя, полная событий, будто вовсе не подвластных мне, затянула меня, поглотила и наградила ощущением фатума. Но теперь, наблюдая знакомое лицо, слушая голос друга, я вновь становился самим собой.

Вера в то, что я способен делать поступки и принимать решения, вновь посетила меня. Я, гордо приподняв голову, игриво-торжественно занес в воздух чайную ложку, словно она была дирижерской палочкой, и произнес:

– Я женюсь!

Проиграв ложечкой неслышимую мелодию, я плавно опустил свой инструмент на стол, и застыл в ожидании его реакции.

Дима, сочувственно сдвинув брови домиком, трогательным голосом спросил:

– А это лечится?

– Перестань! Я теперь обязан жениться, – ответил я.

– Обязан? Что-то это противоречит твоему кодексу свободного общения с дамами.

– Нет, в этот раз я слово дал.

– И что? Слово дал, – передразнил Дима, напыщенно вытянув губы. – Скольким девицам ты слова давал, лишь бы они в ответ дали.

– Все шутишь, Дим. Я не ей слово дал, вернее, я ей тоже, но это не важно. Понимаешь, тут отец ее так все обустроил, что, в итоге, поставлен я был перед фактом. Одним его словом.

– И слово было? – спросил Дима, выдержав паузу.

– Слабо тебе, говорит, жениться?

– А ты?

– Меня словно конь лягнул, меня понесло, как только я этот вопрос услышал. На все лады стал уверять, что не слабо. Захотел, видно, красиво сыграть.

– Опять игра? Жениться-то в реальности будешь, Макс.

– Слушай, брат, я тут подумал. Семью хочу, детей своих. Деньги, дом, – все есть. Ира – красавица. Женюсь, а то буду, как ты, пришибленный юношеской любовью, ходить по жизни в одиночку. Не, я так не хочу.

– Я тоже не хочу. Но мне вот не встречаются такие Иры, как тебе, например. Не осталось хороших девушек, честных, верных, настоящих.

– Да, Дим, знаю, проверял. Она влюблена в другого, или она замужем, говорит о верности и выставляет себя этакой честной и правильной. А уже к вечеру сама на меня вешается. И где ее жених? Где муж любимый? Пара моих пошлых комплиментов, и она готова. Не было у меня еще отказов у таких «верных» дамочек. Не женись, Димас. Правильно.

– А ты женись, Макс. Слово мужика! Держи слово.

И свадьба прошла в лучших традициях. Оплачивал все отец, мой новый папа. Он не поскупился, ведь его единственная доченька замуж выходит. В моей благонадежности Петр Васильевич не сомневался, и вообще строил на меня долгосрочные планы.

Свадебный угар прошел сквозь меня, как яркий спектакль. Я ощущал себя каким-то актером, я играл роль, и мне все казалось, что можно будет остановиться и переиграть заново. Единственного зрителя, которому я был бы искренне рад в эти дни, моего друга Димаса, – не было на свадьбе. Он уехал из города и оставался очень занят.

Когда свадебное торжество завершилось, произошла какая-то, еще не вполне ясная, перемена. Сначала я почувствовал ее смутно, и никак не мог определить, что же не так. Но что-то было не так!

Как-то Ирина позвонила, чтобы я забрал ее с работы. Я заехал за ней в салон. Мы встретились, немного поговорили. Оказалось, что она задерживается, что у нее сегодня переработка, – пришла большая партия товара.

– Так что, езжай домой, Макс. А я на такси приеду, часа через три, – сказала она напоследок.

Я кивнул, бегло поцеловал ее, и вышел.

Быстрыми, широкими шагами я направился к своей машине. И вдруг почувствовал удивительную легкость. Такое же ощущение я не раз испытывал, когда, наконец, после долгой холодной зимы наступает оттепель. И вот, сменив тяжелую зимнюю куртку на весенний пуховик, а зимние ботинки на легкие кроссовки, оставив шапку дома, – выходишь на залитую солнцем, уже прогретую улицу. И идешь, вдыхая весну налегке.

Вот и сейчас я поймал подобное ощущение. Но, – падал снег, было начало зимы. И тут я понял: магнита нет. Я закрыл двери в салон, там осталась Ирина, а я вышел на улицу. Но меня не притянуло обратно к ней, не притянуло магнитом. Я резко остановился, в недоумении посмотрел на дверь, словно это в ней мог сломаться какой-то механизм. Затем сел в машину, и долго еще не хотел верить в новое ощущение.

Посыпал снег. Сначала медленно, словно пробуя свои силы. А затем, усиливаясь миллионами снежинок, перекрыл все видимое пространство. Горизонт стал белым, снег оседал на деревьях, набираясь охапками в основаниях веток и на шершавых стволах, забиваясь в трещинки и складки коры. Снега становилось все больше, и он уже перестал таять, попадая на асфальт, а ровным пушистым слоем покрыл землю. Я вышел из машины, вдыхая первый зимний аромат.

На этот раз мой брак длился полгода. Когда исчез невидимый магнит, я перестал воспринимать Ирину, как желанную. Страсть сошла на нет. Я все чаще ночевал в другой спальне.

Ира, заметив эти перемены, поначалу с азартом взялась за спасение нашей семьи. Она одевалась в роскошные платья, покупала лучшие духи и соблазнительное белье. Встречая меня, она постоянно менялась в поведении, словно желая угадать, какая роль придется мне по душе. То она становилась сексуальной девочкой, то – заботливой домохозяйкой, то – интеллектуальным собеседником, то – «своим парнем».

Ничего не срабатывало. Я смотрел сквозь нее. Слова, что она мне говорила, даже не проникали в мое сознание. Ира стала мне неинтересна.

Наблюдая холодность в наших отношениях, отец семейства приготовился к серьезному разговору. Он пригласил меня заранее и встретил вполне официально, в своем домашнем кабинете. Когда я вошел, прикрыв за собой тяжелую дверь, папа, наклонившись над столом, отчетливо произнес:

– Так, дорогой зятек! Если ты рассчитываешь и дальше игнорировать собственную жену, то знай, – я тебе этого не позволю. Ирина, посмотри, как страдает. Похудела, на ней лица нет. Ты! Обещал сделать мою дочь счастливой. Что происходит, Макс? Ты можешь ответить мне спокойно? Я знаю, что не имею права влезать в ваши отношения. Но и ты меня пойми, – Ирина дочь мне, единственная дочь. Я хочу ей счастья.

– Петр Васильевич, я намерен подать на развод. Жениться «на слабо» было большой ошибкой с моей стороны, – ответил я.

– И все? Ошибкой? Развод? А ты подумал об Ире? Что с ней будет?

– Да, именно о ней я и подумал. Она выйдет еще замуж, и будет любима. Пусть все у нее сложится естественным путем.

– Я понял, к чему ты клонишь. Так вот, знай, что тебе и рубля не достанется из ее состояния.

– Я в курсе, Петр Васильевич. Брачный договор подписывал, и это помню.

– Иди, – и он тяжело встал, отошел от стола и развернулся к окну.

Я вышел. Вскоре мы с Ирой оформили развод. Она вела себя достойно. А я какое-то время все еще ходил, как в тумане.

«Как все это произошло? – часто спрашивал я сам у себя. – Два брака уже позади. Как этим бабам удается все это провернуть? Ну, теперь я долго не женюсь! Если вообще женюсь».

В те дни я чувствовал себя эмоционально выжатым, использованным существом… Чтобы привести свои чувства в порядок, я отправился на горнолыжный курорт. Наступала весна, и, судя по фото в интернете, в горах сейчас было очень свежо и солнечно. А, поскольку общаться с кем-либо или знакомиться у меня не было тогда никакого желания, на курорт решил пригласить свою давнюю знакомую. Вот как это было…