- Вы сказали Уразов? Я знаю этого капитана, он тоже ленинградец, и мы вместе отмечали снятие блокады. Одно время он жил в нашей казарме, пока не переехал в посёлок.

  - И он знал вашу фамилию? - Чистяков внимательно смотрел на Кононова.

  - Конечно.

  - Теперь я понимаю его срыв, после гибели Славы. Он догадался, что Слава ваш сын, но видимо струсил рассказать вам, что Слава в лагере, и не мог себе этого простить. Когда тело Славы привезли в лагерь на опознание, Уразов выхватил пистолет, и побежал к бараку малолеток, где Понев как раз проводил построение. Он убил его выстрелом в голову. Когда Уразов приставил к виску Понева пистолет, Понев смотрел на него, и не шевелился, а Уразов тянул, и не стрелял, поворачивая дуло пистолета, то в одну, то в другую сторону, приговаривая - "Ну что, страшно? Им тоже было страшно". Наконец он выстрелил, и Понев осел, как мешок. Потом Уразов крикнул - "Вот так умирают мрази!" - и выстрелил себе в рот. Всё это было на моих глазах, я побежал за Уразовым, потому что увидел дикий блеск в его глазах, когда он доставал пистолет из кобуры. Я провозился с трупами Понева и Уразова не меньше двух часов, а когда вернулся в санчасть, тела Славы там уже не было. Людочка видела, что его вынесли охранники из промзоны, а куда унесли неизвестно. Гебисты умеют прятать концы в воду.

  - И вы не знаете, где Славку похоронили? - Спросил Кононов.

  - Знаю.Там же где хоронили всех ЗК - на кладбище в Белобородово. Там нет отдельных могил, там выкапывали ров, и складывали умерших в ряд, слегка присыпая землёй, пока ров не заполнится. А потом специальная бригада зеков их закапывала окончательно.

  - Илья Борисович, почему дверь не заперта? - На пороге стояла та самая женщина, которая встретилась Кононову на мосту через Киргизку. Увидев Михаила, она отпрянула и, закрыв рот ладонью, заплакала.

  - Ну вот, видите, те, кто знал вашего Славу, сразу понимают, что вы его отец. - Сказал Чистяков. - Знакомьтесь, это Людмила Васильевна Дёмина, врач хирург из Ленинграда, осуждённая в сорок втором за смерть пациента после операции, которую она сделала, пытаясь его спасти. Этого двадцатилетнего лоботряса прятали от армии в одном из ленинградских санаториев для чиновников. В госпиталь, где служила Люда, его привезли слишком поздно, с диагнозом перитонит. Клиническая картина была яснее ясного, но Люда встала к столу, и попыталась спасти жизнь парня. Он умер через несколько дней. Безутешная мать, засудила Людмилу за смерть сына. И кто знает, может тем самым спасла жизнь ей, и её дочери.

  - Вы похожи как две капли воды. - Сказала Людмила Кононову.

  Утром Чистяков отвёз Кононова в лагерь, предварительно договорившись с начальством по телефону. Кононов зашёл в барак, нашёл нары, на которых спал его Слава, по номеру, написанному чёрной тушью на столбе - 3457. Потом Людмила водила его по территории, показывая опустевший цех, откуда Слава вывозил в отвал брак; сам отвал, калитка, которая к нему вела, теперь была открыта; они даже нашли Славкину тачку, брошенную у входа в цех; кухню, где кормили подростков; и завершили они свою невесёлую экскурсию в бывшей санчасти.

  - Его личное дело пропало. Чистяков выписал справку о Славиной гибели, и когда пришёл в штаб, её некуда было положить - папки с документами ЗК 3457 на месте не оказалось. Илья Борисович искал эти документы, пока не понял, что их просто уничтожили. В штабе говорили, что приходили какие-то запросы из Казани о судьбе Вячеслава Кононова, но так как в лагере он не числился, ни среди живых, ни среди мёртвых, ответ никто писать не стал. - Людмила поднялась. - Пойдёмте в Белобородово. Я часто хожу туда на кладбище, и нашла примерное место, где Славу похоронили.

  Едва Кононов подошёл к участку, на который указала Людмила, он понял, что его Славка здесь. "Он же умер, почему я чувствую живое тепло?" - думал Кононов. Он стоял у невысокого холмика над длинным рвом.

  - Сколько же их здесь захоронено? - Спросил Кононов Людмилу.

  - Несколько тысяч. Когда места не осталось, умерших начали куда-то вывозить. Зеки из похоронной команды рассказывали, что в каждый ров укладывали больше сотни тел, в несколько рядов - один над другим. И что последний ряд совсем неглубоко. Люди умирали часто и неоправданно. Чистяков долго требовал провести проверку лагеря, но от него отмахивались, пока он не привёз в управление баланду с лебедой. Вот тогда-то и сняли Старшова и Еремчука. Лагерные захоронения сорок четвёртого и сорок пятого где-то в другом месте, но там, в разы меньше похороненных, чем здесь в Белобородово.

  Кононов присел над братской могилой, в которой лежал его единственный сын. Он задумался о том, что враг, с которым ты воюешь на фронте, гораздо безвредней, чем свой, который охраняет тех, кто оказался в его власти. На фронте оружие есть у обеих противоборствующих сторон, и дело только в том, кто лучше подготовлен к бою. А в таком лагере, где человека низводят по положения бесправного раба, беспомощного и безоружного, где не работают даже нехитрые правила содержания заключённых, тот, у кого оружие - господин и повелитель. Кононов тяжело поднялся и рассказал Людмиле, о чём думал, сидя у могилы сына.

  - А я думала, что вы мысленно со Славой разговариваете.

  - Мне нечего ему сказать. Он погиб от моей пули, и мне никогда не заслужить его прощения.

  Кононов и Людмила возвращались в посёлок через лагерь. Кононов хотел переговорить с его начальником об установке памятника на могиле Славки, но начальник куда-то уехал. Негромко разговаривая, Людмила и Кононов уже подходили к лагерному КПП, когда услышали, что кто-то крикнул - "Миша!" Кононов оглянулся, но ему даже в голову не пришло, что это зовут его, и он продолжил свой путь, но крик повторился.

  - Кажется, это зовут вас. - Сказала Людмила. - Кричат из промзоны.

  Кононов поспешил на крик, и вдруг резко остановился, когда услышал слова Людмилы: "Господи, да это же Гордецов. Его этапировали сюда всего полгода назад, он проводит демонтаж..." - но Кононов уже не слышал Людмилу. Он наклонился, сжал руками свои колени, и зарыдал в голос.

   Михаил открыл глаза, и понял, что лежит на лавке в бывшей санчасти. На лбу у него мокрая тряпка, его мундир на столе, рукав нижней рубахи закатан, и Людмила ставит ему укол. А в дверях стоит Ромка Гордецов, брат его жены. Ромку кто-то отодвигает, и перед Кононовым появляется доктор Чистяков.