Он решил срезать большой кусок пути и пошёл между домами через микрорайон. Дорога шла мимо какого-то строящегося здания, огороженного забором с одной стороны и торцами пятиэтажек с посадкой кустарника – с другой. Время было уже позднее, фонари почти нигде не горели, их заменял рассеянный лунный свет, который то и дело перекрывался наплывающими облаками, и становилось вдруг то совсем темно, а то и не очень. Людей на улице не было, только впереди, метрах в пятнадцати, прогуливались под руку парень с девушкой. Вдруг из-за угла забора вышли двое и преградили путь этой паре. Тот, что поменьше ростом, задал совершенно традиционный для такой ситуации вопрос:
– Закурить не найдётся?
Вовик по инерции прошёл ещё несколько метров и, чувствуя неладное, тоже остановился, внимательно прислушиваясь к тому, что происходит впереди, и одновременно прокидывая, куда деваться, если события примут нежелательный оборот. Он не расслышал, какой был ответ, но заметил, как из кустов метнулась тёмная фигура и остановилась за спиной у парня. Вовик, недолго думая, повторил тот же манёвр, только в обратном направлении – он, крадучись, пересёк дорогу, сместившись вперёд и влево, и, увидев просвет между кустами, спрятался там. С этого места ему было отлично видно и слышно, что происходит, и он затаился, присев на корточки. Тем временем один из просивших закурить, тот, что был повыше, попытался вырвать сумку из рук девушки, но та держала её крепко и тянула на себя.
– Ну, ты, шалава, а ну брось, а то щас я тебя наизнанку, сука, выверну, – зарычал он на неё.
Девушка громко вскрикнула, отпустила сумку и, закрыв лицо руками, громко зарыдала. Тот, что был поменьше, начал теснить парня в сторону забора со словами:
– A ну шо там у тебя в карманах? Руки быстро подыми, я посмотрю…
Паренёк вскинул руки и резко толкнул того в грудь, освобождая себе дорогу, и рванулся к рыдающей девушке. В этот момент тот, что стоял сзади, схватил его левой рукой за волосы, а правую с ножом приставил к шее парня. «У них это всё уже отработано, наверное, не первый раз здесь людей грабят», – пронеслось в голове у Вовика. Ощутив холодок лезвия на своей шее, парень, поняв, что некуда деваться, послушно поднял руки, и невысокий начал копаться у него в карманах. Вовик лихорадочно соображал, как ему в это дело вмешаться и как помочь ребятам. Но страх нарваться на нож удерживал его на месте. Вдруг он случайно нашарил возле себя кусок кирпича, и решение пришло мгновенно…
Он привстал из-за кустов и со всей силы метнул камень в державшего нож. Послышался глухой удар и громкий крик. Человек с ножом бросил свою жертву и начал заваливаться на бок. Остальные – и жертва, и грабители – недоумённо начали оглядываться по сторонам, пытаясь понять, что случилось. Вовик, боясь быть замеченным, опять присел за кусты и увидел, как тот, что упал, начав потихоньку привставать, прижимая руку к разбитой голове, прохрипел:
– А-а-а, падлы… кирпичом…
Паренёк, сообразив, что чьё-то неожиданное вмешательство изменило ход событий, схватил девушку за руку, и они бросились бежать. Раненый, прислонившись спиной к забору, рукой показывал в сторону кустов:
– Там они, суки, сидят, – и уже громче крикнул: – Мы вас щас на куски порежем, на перья, твари, подымем. Толян, Кудя, туда, в кустах они прячутся…
Вовик понял, что надо уходить, и повернулся, чтобы бежать, но увидел за спиной, буквально в метре, свежевырытую траншею. Пока он прикидывал, как безопасно её перепрыгнуть – на той стороне была навалена земля вперемешку с битыми кирпичами, – один из нападавших с ножом в руке уже начал ломиться в проход между кустами, раздвигая руками жёсткие, пружинящие ветки. Он был с опущенными руками и так соблазнительно «открыт», что Вовик, не удержавшись от искушения, резко выпрямился и на встречном движении ударил правой точно в челюсть. Он понял, что попал и, повернувшись, кинулся бежать вдоль кустов, ища место, где можно безопасно перепрыгнуть траншею. Селиванов интуитивно чувствовал, что погони уже не будет – двоих, тех, что покрупнее, он травмировал, а тот, что поменьше, был вроде как без ножа, и один он за ним, скорее всего, не погонится…
Попетляв в темноте между домами и убедившись, что погони не наблюдается, Вовик перешёл на шаг, обдумывая случившееся. Он попытался вспомнить лица тех, с кем только что сражался, и с удивлением понял, что ничего не получается. Даже лица того, кто был близко и кого он так удачно вырубил, вспомнить не мог. «Вот это да… – подумал Вовик. – Если где я их ещё и встречу, так и знать не буду, что «старые знакомые». Ну, меня они точно не видели, так что продолжения спектакля опасаться вроде бы нечего. И не собирался же ввязываться, как-то так спонтанно всё произошло. И хорошо, что так закончилось – и ребята убежали, и я удачно выкрутился…»
Конечно, дома был скандал – пришёл поздно, неизвестно где был, пахнет спиртным, весь перепачканный. Родители увидели, что с ним что-то не так, но он тут же придумал про чей-то день рождения, что не мог не пойти, и так далее и тому подобное…
Через пару дней после похода в кафе-мороженое Вовик решил съездить в центр, повидать своих старых друзей. Он прошёлся по местам, где обычно можно было застать кого-то из знакомых, но, как ни странно, никого нигде не встретил. Тогда он решил сходить в свой старый двор. «Всё равно уже приехал, так, может, там кого из пацанов увижу», – думал он, направляясь вниз по своей улице. Во дворе за столом играли в домино мужики, бабушки сидели на вынесенных из квартир стульев. В дальнем конце, там, где стояли гаражи, сараи и где начинался «чёрный» двор и находилась дворовая уборная, на скамейках сидели десяти-двенадцатилетние мальчишки и азартно резались в карты.
Недалеко от них, закинув ногу за ногу и опершись спиной и локтями о стол, расслабленно сидел Мишаня Волошин – тридцатидвухлетний молодой мужик мощного телосложения, обладающий весёлым нравом и редким качеством находить общий язык со всеми и практически в любых ситуациях. Увидев Селиванова, он, как всегда, широко улыбнулся и крикнул:
– Эй, Вовка, иди сюда!
После дежурных вопросов о новом месте, новой школе, родителях, он сказал:
– Я тут на прошлой неделе был у тебя на тренировке (надо было с Вячеславом кое о чём перетереть), понаблюдал за тобой. Хорошо работаешь, удары хорошие, уходишь грамотно, чувствуется – его школа.
– Вячеслав Васильевич с нас семь потов сгоняет и три шкуры спускает, все пашут почти на пределе, а иногда и за…
– Тебе, Вовка, только злости добавить надо, я твои спарринги смотрел, так ты вроде как жалеешь их.
– Я злость на соревнованиях стараюсь включать, а так как-то не получается.
– Ну ничего, когда тебе по голове хорошо настучат, она сама включаться будет, без твоего желания. А как там в новой школе, никого ещё месить не приходилось?
– Да не лезет вроде никто, таких особых придурков не наблюдается, в классе ребята нормальные. И ещё оказалось, что по многим предметам у меня подготовка лучше, чем у них, – преподавание в нашей 29-й посильнее было…
Вовику захотелось рассказать Мишане о ночном эпизоде с бросанием камней (честно говоря, хотелось похвастаться, как он удачно всё исполнил и ушёл целым и невредимым). Он прикинул, что ничего страшного не случится, если он расскажет, до его врагов это уж точно не дойдёт…
После услышанного Мишаня достаточно долго, по меркам ведения беседы, с интересом молча разглядывал Селиванова, как бы прикидывая и примеряя его рассказ для чего-то своего, существенного, дальнейшего, имеющего важное значение. Вовик ждал похвалы, слов одобрения, ему хотелось, да и лестно было услышать что-то такое от Мишани Волошина, уважаемого в округе человека…
…Мишане тогда только исполнилось тринадцать. Однажды солнечным тихим утром, когда взрослые все уже на работе, дети разъехались на каникулы по пионерлагерям, деревенским бабушкам и иногородним тётям и дядям, пенсионеры разошлись по магазинам, рынкам и очередям: добывать еду для себя, детей и внуков; записываться за мебельными гарнитурами, собраниями сочинений, мороженными курями, холодильниками, суповыми костями, стиральными машинами – вообще за всем, на что записывали; дома только совсем уже дряхлые деды и бабки, мужики с опохмелухи, мамаши с грудными детьми да будущие мамаши, кому рожать уже вот-вот – вот таким утром сидел Мишка за тем же столом в своём дворе и тихо-мирно играл в карты с пацаном помладше, а рядом на скамейке сидела одна соседка, которая ещё срок дохаживала, и другая – уже с ребёнком в коляске. Говорили они, соответственно, об этом, очень важном для женщин, периоде: мальчиках-девочках, как ещё не родившихся, так и уже требующих полновесной заботы и внимания. И позвала одна другую на минутку в квартиру подняться – то ли платье померить, то ли какие детские вещи показать. Тогда Оля, молодая мамаша, попросила Мишку эту минутку за маленьким Сашенькой посмотреть, тем более что тот тихо спал в колясочке, мирно посапывая и никого не беспокоя.
