Литмир - Электронная Библиотека

Тут Селиванов был абсолютно прав, и не только по дню сегодняшнему, а в историческом контексте в целом. На засвеченное благосостояние всегда находились и находятся то бандиты с ворами, то рэкетиры с вымогателями, то государство с налогами, то революционеры всех мастей с лозунгом «отнять и поделить», выполняя в основном первую его часть, а то и целые недовольные народные массы. Так было, так есть и… очень хочется надеяться, что не будет. Но по малолетству Вовик не мыслил так исторически объём но и глубоко, а был озабочен сугубо своей личной судьбой в этой неразрывной временной цепочке последовательно повторяющихся разномасштабных событий…

Вовик присоединился к продолжающей веселиться компании, где Мишаня как раз собирался ответить на заданный Гордеевой вопрос:

– Миша, а почему здесь никто не танцует? Музыка очень приятная, и место для танцев имеется, а никто танцевать не выходит?

– Ну как бы тебе, Лена, это объяснить популярно и доходчиво? Ну, попробую. Тут народ в основном деловой и торговый. Ну не такой, конечно, очень уж денежный – те в кабаках по отдельным кабинетам сидят и в очень узком кругу общаются. А здесь так, среднее звено и ниже, кому с себе подобными пообщаться хочется и бабки спустить ежедневно выкручиваемые. По делам, словом, перекинуться: ты мне – то, я тебе – это, новые связи завести, девочек свежих снять, может, замутить что-то совместное, ну и так далее. Они ниже своего достоинства считают под музыку ногами перебирать, романтика медленного танца их уже не увлекает, а на быстрый у них уже желания нет после тяжёлого рабочего дня и лет, проведённых на футбольных полях, в плавательных бассейнах, на рингах и борцовских коврах.

– Тут что, все бывшие спортсмены собираются?

– Ну, не все, но много…

– А-а, тогда понятно, – разочарованно сказала Лена и только теперь заметила, что её молодой человек задумчив и чем-то расстроен. – Во-вик, – толкнула она его, – Вова, что-то случилось? Ты чего такой?

– Да нет, Лена, всё нормально. Вспомнил, что контрольная в понедельник, тоже надо садиться готовиться.

– Мне бы твои заботы, – вздохнул Мишаня, ещё не зная и даже не предполагая, что скоро Вовика заботы станут и его тоже, потому что оставить того без помощи совесть ему не позволит.

Когда он назвал Селиванова двоюродным братом, это была не совсем ложь. У Миши не было никого, кроме матери, на всём белом свете. И у матери не было никого, кроме Миши. Война перемолола всю семью Волошиных – и близких, и дальних, и совсем далёких тоже. А ему всегда хотелось иметь рядом какую-никакую близкую родственную душу. Он почему-то всегда выделял Вовку из стаи дворовых пацанов, тем более что жили они в одном подъезде и встречались почти ежедневно. И возможно, что эта душевная привязанность невидимо возникла в тот осенний, ещё тёплый день, когда Миша увидел на лестничной площадке первого этажа соседку Софу с ребёнком в коляске. На глазах у ней были слёзы, и она тщетно пыталась открыть вторую створку двери в подъезд, которая обычно придерживалась загнутым гвоздём, вбитым в раму сверху. А сегодня стояла намертво, не шелохнувшись. Соседка не могла вывезти коляску, не открыв эту створку, и, чуть не плача от бессилия и беспомощности, упорно её дёргала, не понимая, что произошло. Лежащий в коляске недавно родившийся Вова Селиванов уже начинал покрикивать и беспокоиться, что ему сегодня не удастся глотнуть свежего осеннего воздуха и весь день придётся довольствоваться только комнатным, со всеми запахами и ароматами перенаселённой коммуналки. Миша взялся за дверь двумя руками и, приложив всю свою, уже немалую, силу, попытался оторвать её от рамы. Но та стояла неподвижно, даже не шелохнувшись.

Миша осмотрел её снаружи и увидел, что она по контуру приколочена к раме гвоздями, не меньше «десятки» (позже выяснилось, что жековский работник так «отремонтировал» дверь). С голыми руками здесь делать было нечего. Тогда он пошёл в седьмую квартиру к тёте Дусе и взял уже упоминавшийся в нашем повествовании топор. Через час дверь была отбита, и он позвонил в квартиру Селивановых, что всё в порядке. На следующий день Вовика отец зашёл к ним домой с «Киевским» тортом и поблагодарил Мишину маму, что она воспитала такого отзывчивого сына. Потом мама сказала:

– Смотри, Мишка, надо всегда помочь, когда можешь. На что тот добавил:

– И на душе станет хорошо, да ещё и торт принесут, если повезёт…

Глава девятая

Лена напомнила Вовику, что ей скоро надо быть дома, и они, тепло попрощавшись со всеми, ушли. Перед отъездом Вовик сказал:

– Миша, у меня неприятности намечаются, надо бы посоветоваться…

– Завтра воскресенье, позвони ближе к вечеру, поговорим. Такси остановилось почти сразу, и они без приключений добрались до дому. Зайдя в подъезд, Вовик взял Лену за руку, и она, прильнув к нему всем телом, сама его поцеловала. Он нравился ей всё больше и больше, было в нём что-то настоящее, надёжное. Как-то спокойно всё, без суеты, без понтов, без ненужной загадочности. И за спиной угадывалось что-то непростое, серьёзное, опасное – и это тоже влекло неосознанно…

На следующий день Вовик позвонил Мишане, и они договорились, что он подъедет. Миша сидел за столом, попивая чай из большой фарфоровой чашки. Он был в майке, и было заметно, как под чуть смугловатой кожей бугрятся хорошо развитые мышцы, а на плече синела немного поблёкшая наколка «ВДВ».

– Вовка, бери шоколад, такого в магазине не купишь, настоящий, прямо с кондитерки, – и он придвинул к Вовику тарелку с почти чёрными кусками горького шоколада. – Ну так какие у тебя неприятности?

Селиванов рассказал ему всю историю с самого начала – с эпизода «бросания камней» до разговора в вестибюле бара. Миша слушал очень внимательно, стараясь ничего не пропустить и всё более и более мрачнея по ходу рассказа. Вовик закончил и замолчал, ожидая каких-нибудь слов от своего собеседника. Пауза затягивалась. Вовик невольно залюбовался Мишиной мускулистой фигурой, вспомнив, как тот, бывало, частенько выходил во двор с двумя двухпудовиками и жонглировал ими к радости дворового народа, сильно охочего до любого происходящего действа. Наконец тот сказал изменившимся голосом:

– Ты даже себе не представляешь, как я эту уличную шпану, эту мразь подзаборную ненавижу. Я об этом никому не рассказывал, тебе первому… Я тогда перед призывом болтался, больше двух месяцев оставалось. Другие бухали в полный рост, а меня это дело никогда не радовало. Я кроссы бегал, на самбо ходил, железо таскал – уже знал, что в десант попаду, ну и готовился, соответственно… Как-то матери нет и нет с работы, я уже и беспокоиться начал – на улице темнотища, – думаю, пойду встречу. Только к двери подошёл – и тут она. Мне на шею с плачем как кинулась, всхлипывает, задыхается, слова сказать не может. Я её до кровати дотащил, воды дал, валерьянки накапал. Смотрю – у ней всё лицо в красных пятнах, щека и глаз дёргаются, и одежда как ножницами на полоски порезана, а где и куски прямо вырваны. А так ни синяков, ни ссадин, ни крови не видно, только на шее красная полос ка, как от верёвки, что ли. Что за лажа, думаю, напал кто-то? Она немножко очухалась, переоделась и со всхлипами и плачем попыталась рассказать. А говорить не может, лицо дёргается, руки трясутся. Тогда я к соседке – Валентина, медсестра, у нас тут жила. Та прибежала со шприцем, укол ей успокоительный вкатила – мать и заснула. Только на следующий день смогла рассказать, что случилось… Задержалась допоздна на работе, заказ срочный дошивала, и решила путь сократить – пошла проходными дворами. Тут эти двое её и прихватили. Один – её же шарфиком – придушил её, став сзади, а другой кольцо обручальное с пальца сдёрнул. А кольцо это, Вовка, – единственная вещь, от моего отца оставшаяся. Когда в эвакуации с голоду пухли – и тогда ни в какую его на хлеб не меняла, а тут мразь пьяная этот светлый кусочек памяти на хрусты рваные завтра у барыг обменяет. Потом – за сумку. Из кошелька всё вытрясли. А у ней с собой ещё ножницы портновские – как раз точить носила. Ну, те, как увидели, – давай изгаляться: «Ах, так ты портниха! Ну мы тебе щас костюмчик по моде справим». И давай на ней одежду на полоски резать. На груди, сверху на кофте две большие дырки вырезали, на юбке – спереди дырку и сзади. Потом из двора на улицу вытолкали – иди, мол, покажись, какая ты вся из себя модная. Мать, кое-как руками прикрываясь, до дома добежала. Стыд, он, как известно, хуже боли бывает. Ну, я пошёл на следующий вечер искать гадов по проходным дворам да по тёмным улицам. В левый карман кастет зарядил, под куртку – кусок кабеля электрического приспособил и песок в кулёчках тоже положил. В первый вечер двоих встретил, как раз кабель испытал – проводимость замечательная. Кастет пока не трогал, он – штука опасная: если по запарке в верхнюю часть головы попадёшь, тогда точно искать станут. Убийство – это уже для ментов ЧП. Одним кабелем отработал. Всё у них из карманов выгреб – чтобы видно было, что не просто так развлекаюсь, а с корыстной целью, да и деньги никогда не лишние. Пошёл опять через вечер, упаковался так же – в карманах, под курткой все приборы с собой. Ходил, ходил – ну никого: обычные граждане подгулявшие ходят, а тех, кто мне нужен, – ну как назло. Пошёл уже домой не спеша, и тут выходит девка из подворотни, лыбится и на меня смотрит. Ну, я тоже на неё взгляд кинул, приостановился. Тут же за её спиной две рожи обозначились такие, за которыми я весь вечер скучал, и говорят: «Проходи быстро, не по тебе товар». Ну, я и пошёл вроде как, а сам за дерево стал, жду, кто следующий будет. Смотрю – выплывают два мужика интеллигентного вида: один с портфелем, а другой с папкой подмышкой. Видно, что под бухом – весёлые, идут, ржут и всё каких-то Галю с Катей вспоминают. Девка выходит перед ними, и кофту – нараспах. Они, как увидели, ещё сильнее заржали – и к ней. Тут эти две рожи из-за её спины: у одного молоток, а у другого – кусок трубы. «Кино, – говорят, – посмотрели? С вас по червонцу с рыла за просмотр». Ну, тут уже я из-за дерева вышел, и к ним тихонечко, на цыпочках. Думаю: надо сразу валить, без разговоров; раз они уже с инструментами – значит, моральное право имею фамилию не спрашивать, да к тому же и цену сильно завысили… Одного сразу положил, а другой успел таки молотком махнуть. Еле его руку перехватил – и кабелем по рёбрам, аж хрустнуло. Он как взвоет, а тут и девка из ступора вышла, завизжала как резанная – и во двор. Смотрю – оттуда уже трое метутся, и не с пусты ми руками. И не один за другим на меня пошли, а веером разбежались, и с трёх сторон. Как раз песок и пригодился: одному и другому по жмене в морду – они и тормознулись от неожиданности. Слышу за моей спиной звук – как бутылка разбилась. Отскочил, оглянулся – третий лежит, чем-то облитый, а тот мужик, что с портфелем, в руке разбитую бутылку за горлышко держит. Второй интеллигент свою папку с земли подымает, а из неё нож торчит – насквозь пробил вместе со всем, что там было. Одна рукоятка – красивая, наборная – наружу. Тут эти двое после песка прочухались – и опять на меня. Пришлось кастет задействовать.

15
{"b":"714431","o":1}