Он ждал Гордееву в субботу вечером на остановке, как они и договаривались, ловя на себе взгляды проходящих мимо людей. «Вот это да! Стоило хорошо одеться, и сразу столько внимания», – подумал он. Подошла Лена и, откровенно обсмотрев его с ног до головы, сказала:
– Ого, ты прямо как у Высоцкого в песне: «Да это же просто другой человек, а он тот же самый». Красивый батничек, да и «левис» новенький. Хорошо у нас в стране ученики девятых классов одеваются, даже лучше, чем десятых.
– Да вот всё недорого купил, отцу премию большую дали на работе, так они мне денег выделили.
– Ну, насчёт «недорого» – это ты психиатру расскажешь. Недорого – это там, в странах западных, загнивающих, погибающих. А у нас «недорого» – это смотря для кого. Так мы в «Весну» идём папину премию отмечать?
– И папину премию, и мамино согласие, и бабушкино одобрение. И почему весной нам не сходить в «Весну», там не испить шампанского, не закусив пирожным, – вдруг неожиданно для себя продекламировал Вовик только что придуманную строчку.
– Вы, молодой человек, меня за последние полчаса уже второй раз удивляете – то своим внешним видом, то стихами о шампанском. Что у вас там ещё в запасе?
– А вот и такси уже подъехало, – сказал Вовик, махнув рукой проезжавшей мимо машине с зелёным огоньком. – И это всё только начало, – добавил он, повернувшись к Гордеевой.
– Даже не могу предугадать, что будет дальше, – сказала Лена. – Но огромное спасибо твоим папе с мамой, и бабушке тоже привет передашь…
У входа в бар безнадёжно топталась небольшая толпа человек в пятнадцать, с тоской поглядывая на массивные двери и внушительную фигуру швейцара, монументально и незыблемо стоявшего на защите интересов треста столовых и ресторанов со взглядом, устремлённым поверх голов страждущей публики куда-то в далёкое и светлое коммунистическое будущее или в такое же далёкое, но тёмное буржуазное прошлое. Селиванов пробрался через толпу и, вложив три рубля в ждущую ладонь, сказал взрослым голосом:
– Жанну позовите, пожалуйста.
Страж интересов общепита, кожей ощутив бархатистость трёхрублёвой купюры, очнувшись, враз подобрев, с достоинством кивнул головой и исчез за дверью. Он вернулся с одной из официанток, которая и была Жанна. Вовик объяснил ей, от кого он пришёл.
– Да, мне Сашка о тебе говорил. Ну, быстренько заходите, а то сейчас и вас, и меня затопчут. Кузьмич, держи двери…
И Кузьмич своей квадратной фигурой прикрыл образовавшийся проход, куда проскочили Вовик с Леной. Жанна посадила их за столик, где уже отдыхали парень с девушкой.
– Вот здесь можете час посидеть, а потом к стойке пойдёте. Ко мне люди к восьми подойдут. Что будете заказывать?
Они взяли по коктейлю, по пирожному и по чашке кофе. В баре стоял дымный полумрак, пронизываемый лучами и пробиваемый вспышками светомузыки. Пружина веселья только начинала раскручивать этот длинный субботний вечер, обещающий всем вместе и каждому по отдельности всё то, что только можно себе представить и осуществить в состоянии пьяной вольной отвязанности. Публика в баре была в основном в возрасте от 20 и до 40 лет. Все хорошо одеты, в фирменных шмотках, на девицах много косметики и золотых украшений, у мужчин на руках дорогие часы и массивные золотые перстни. Ребята с интересом смотрели по сторонам, попивая коктейли, заедая их пирожными и постепенно проникаясь особой атмосферой заведения.
– Мне к 22:00 надо дома быть, завтра рано вставать, надо заниматься, – сказала Лена.
– Даже в воскресенье не отдыхаешь?
– Я, Володя, сейчас «по уши в языке», и так до момента, пока моя фамилия в списках поступивших не нарисуется.
Вовик засмеялся такому ёмкому словосочетанию и сказал:
– Я слышал, что у тебя отец в универе работает, так чего ты боишься, что не поступишь? Тебе вообще чего бояться? Тебе в армию не идти, если что…
– В армию не идти, это точно. Но тяга к знаниям такая мощная, такая неотвратимая, что уже нет сил в школе учиться, хочется чего-то большего, углублённого, всепоглощающего, – страстно, с горящими глазами, как со сцены, продекламировала Гордеева и посмотрела на Вовика с искрящейся где-то в глубине глаз улыбкой.
Рассмеялись они одновременно, обратив на себя внимание окружающих.
– Нy, Лена, классно у тебя получилось, как в театре, и слова ты какие знаешь умные. Мы тоже их в десятом проходить будем?
– Будете, Вова, будете. И тебя не минует чаша сия… А если серьёзно, то с поступлением не всё так просто, как кажется. У папы отношения не сложились с инязом. Он меня предупредил, что в списках «блатных» меня не будет, хотя постарается что-то предпринять по возможности. Поэтому все душевные и физические силы уходят на подготовку, вот только на тебя и на мороженое отвлекаюсь.
Так, за разговорами, незаметно прошёл час, и возле их столика появилась Жанна с предложением рассчитаться. Их соседи по столу, уже прилично выпившие, с шуточками расплатились, дав ей щедрые чаевые. По той лёгкости, с которой парень расставался с деньгами, было видно, что у него с ними проблем не возникает. Парочка в обнимку и пошатываясь направилась к барной стойке. Вовик тоже собрался встать, чтобы последовать за ними, но тут почувствовал, как чья-то тяжёлая рука легла ему на плечо. Он резко оглянулся и увидел, что над ним нависла мощная фигура Мишани.
– Вовка, здоров, не ожидал тебя тут встретить…
– Миша, привет, я тоже не ожидал…
Рядом с ним стояли две красивые элегантные молодые женщины и мужчина примерно его же возраста и комплекции. Он представился Борисом.
– Жанночка, солнце, дай нам ещё два стула, пусть молодёжь с нами посидит.
Беседа шла так, как она обычно идёт поначалу между двумя компаниями людей разного возраста и разных интересов, только волею случая оказавшихся за одним столом. Многое из того, что говорили взрослые, ребятам было непонятно, но по мере своих сил они разговор поддерживали и отвечали на вопросы о жизни современной школы и школьников. В какой-то момент, когда Вовик рассказывал о недавних соревнованиях по боксу, он почувствовал, как Гордеева дёргает его за руку. Он повернулся к ней и услышал:
– Вова, смотри, смотри быстрее, что тот парень делает… Вовик повернулся туда, куда она показала, и увидел своих бывших соседей по столу, сидящих через проход от них возле барной стойки. Они были уже в очень сильном подпитии – парень почти что спал, облокотившись о поверхность, а девица пьяно похохатывала, разговаривая с молодым человеком в клетчатой рубашке. Тот что-то рассказывал ей на ушко, одной рукой приобнимая за плечи. Второй, свободной рукой, он шарил у неё в сумке, висевшей на спинке стула. Потом он взялся за парня, делая вид, что будит его и подымает, чтобы вывести, очень умело освободил его карманы от имеющейся там наличности. Вовик толкнул Мишаню и кивком головы указал направление, куда надо смотреть.
– Он только что у неё из сумки кошелёк украл и у него всё из карманов вытащил, – возмущённо сказала Лена.
– Сами виноваты – нажрались, как свиньи, – сказал Борис. – Но ты за него не переживай, он за день всё отобьёт, он в автосервисе работает, к нему всегда очередь…
– А этот шакал знает, где людей шмонать, он с одного такого «пассажира» возьмёт больше, чем с полного троллейбуса с инженерами и пролетариями, на работу едущими.
– Ну, долго он тут не погарцует, нарвётся на кого-то – на куски порвут. Люди приходят сюда отдохнуть от трудов праведных за карточными столами, мясными прилавками, барными стойками, на спортивных площадках, в меховых цехах и на мебельных базах, от сложных операций с иностранной валютой и «берёзовыми» чеками. Или такие, как мы с тобой, Вовка: я – простой таксист, получивший сегодня щедрые чаевые, а ты – простой ученик 9-го класса, которому мама с папой дали денег на дорогой прикид и на то, чтобы сводить в бар такую красивую и умную девушку, как Лена, – и он, и Боря, и женщины весело рассмеялись.
Вовик понял, что сидящие за столом или догадывались, или были посвящены, что Мишаня живёт не только на те деньги, которые зарабатывает, крутя баранку.
